Опасные манипуляции 4 - Роман Феликсович Путилов

все законам жанра я должен был собрать имеющееся у меня оружие и идти по адресу, где процветает семейство наркобарыг, убивая всех встречных- поперечных, но на кону стояла жизнь любимого человека, а я один на два кирпичных дома, да и не являюсь большим специалистом по освобождению заложников.

Я спустился на первый этаж, отжал с помощью топора дверь в кабинете коменданта и набрал номер шефа.

— Товарищ майор, прошу прощения за ночной звонок. Я трезвый и не шучу. У меня из квартиры украли жену и оставили записку с требованием вернуть наркотические вещества. Да, их и подозреваю. Меня пытались захватить в моей квартире, но я понял, что в помещении посторонние и два мужика убежали. Нет, не дал уехать на машине и проследил до дома, куда они зашли.

Именно, этот адрес. Нет, я буду ждать на перекрестке, на трамвайной остановке. Нет, мою квартиру можно будет осмотреть после освобождения заложницы. Войти туда можно в рамках возбужденного дела, если не кому выписать постановление на обыск, я его сам выпишу, и посмотрю, какой прокурор признает его незаконным. Все, жду вас с специалистами.

Через полтора часа я стоял на крыше двенадцатиэтажки, с рацией в руках, и наблюдал в бинокль за домовладениями граждан Ивановых. Мои начальники прятались под козырьком трамвайной остановки. Ждали специалистов из СОБРа. По участкам, занимаемыми интересующим меня домами, внешне беспорядочно бродили люди, переходя из дома в дом, забора между участками не существовало.

— Двенадцатый, как обстановка. — захрипел динамик рации.

— Двенадцатый, движения нет. — я поднес мембрану микрофона поближе.

— Понял тебя двенадцатый. Автобус подойдет через пять минут.

— Отбой.

Через пять минут у трамвайной остановки притормозил серый «УАЗик — буханка» с надписью «Аварийный» на желтой полосе вдоль борта.

— Пятый, я двенадцатый. Из ближнего дома вышли люди и что-то потащили через огород, в сторону соседней улицы.

— Двенадцатый, поняли тебя, спецы начали.

От остановки отъехал серый фургон и бодро покатил в сторону двора Ивановых, затем скрипнул тормазами, притершись вплотную к забору, и через его крышу, во двор, стали прыгать зеленые человечки. Звон разбитого стекла, а затем и многоголосый визг донеслись даже до меня.

Два человека в огороде перебросили свою ношу через забор, и кинулись обратно к дому, а я, крикнув «пятому», что снимаюсь, бросился к лестнице, ведущей с крыши.

Людмила Жемчужная, беззащитная жертва.

Дальнейшее я плохо помню.

Очнулась в каком-то помещении, без окон, с очень теплой и влажной температурой. Судя по многочисленным ящикам, фито лампам и трубкам, притащили меня в подземную теплицу, а баловались местные садоводы каннабисом сорта «Туман забвения», что, по моему мнению являлось неплохим выбором. Высокие, устойчивые к болезням и неприхотливые кусты давали солидные урожаи.

Я сконцентрировалась — тошнота и боль ушли, а скотч, которым мне перемотали руки, лопнул в паре мест, наверное, вследствие производственного брака, и я смогла освободить кисти.

Я сидела молча, прислушиваясь к тому, что происходило у меня над головой, в доме, который был отделен от меня металлической крышкой люка. Наверху ходили люди, не менее десятка, женщины, мужчины, дети. Они громко кричали, что-то готовили, кто-то ел, работали два телевизора. Я жувствовала каждого из них, но проникнуть в их головы, почувствовать эмоции я не могла. Что-то мешало мне, как будто, какие-то амулеты были одеты на каждого человека, присутствующего в доме, поэтому я ничего не могла сделать с этими людьми. Я не знача, что делать, оставалось только ждать. Вдруг я почувствовала эмоции своей собаки. Где-то, недалеко, находился Никсон. Он был ужасно обижен на своего хозяина, потому что его не взяли с собой, оставили где-то, в закрытой коробке. Я послала щенку свою сигнал о своей любви к нему и постаралась успокоить. Мужа я не чувствовала, но зато, смогла успокоится. Если рядом наша собака, значит муж бродит рядом и собирается меня спасать. Ну, а раз, кавалерия скоро выскочит из-за холмов, значит пришла пора подумать о мести, о сладкой мести этим уродам, что посмели напасть на меня.

Резко распахнулся люк, и по ступенькам, ведущим в теплицу начала торжественно спускаться делегация.

Впереди всех, спиной вперед, спускался плотный цыган лет сорока, почтительно поддерживая следующую за ним сухую и седую старуху, которую с другой стороны держал еще один мужик, только малость потолще. На почтительном расстоянии в мою темницу шли какие-то толстые тетки, с сопливыми младенцами на руках, молодые девки с такими же младенцами, или без оных, где-то сверху, на самом начале лестницы виднелись любопытные лица смуглых подростком.

Я не обращая внимание на местный бомонд, сидела, вытянув ноги и задумчивая барабаня ноготками по металлической лейке, которую я нашла недалеко от себя.

Увидев, что у меня развязаны руки, задний мужик что-то воскликнул на своем тарабарской наречии, но тетка, которую с почетом вели ко мне, не обратила на его крик никакого внимания. Остановившись в двух шагах от ящика, на котором я сидела, седая бабка опустила свой горделивый взгляд и встретилась со мной глазами.

Сначала ничего не происходило, потом что-то, как будто, коготком провело мне по голове, легонько и испуганно, а потом испуганные глаза стали у бабки. Коготок еще раз коснулся моего затылка, бабка начала дышать как загнанная лошадь, после чего прохрипела слово «бэнг» и начала пятится назад, не сводя с меня своих, светло-коричневых, выцветших глаз.

Услышав это слово, вся многочисленная цыганская диаспора попятилась наверх, кто-то испуганно закричал, заплакал ребенок, и после этого все побежали, чуть не падая с, вмиг ставшей очень узкой и крутой, лестнице. Через пару минут крышка захлопнулась, отреза меня от жилой части дома. Ор на верху, чуть приглушенный люком, не смолкал, пока, внезапно, как по команде, все замолкли. Крышка люка медленно, со скрипом, приподнялась, и в подвал заглянул мужик, что вел старую бабку вторым. Он что-то бормоча, выставил вперед ладони, после чего стал манить меня:

— Иди, выходи…

Ну, раз приглашают, то надо идти. Я встала и пошла наверх, продолжая мысленно разговаривать с стройными, быстро тянущимися вверх, кустами, чьи красивые, пушистые кисточки, распространяя пряные, шоколадные нотки подросли до самых цоколей фитоламп.

Наверху никого не было, дом казался пустым, лишь где-то, в соседней комнате кто-то быстро и испуганно шептал.

— Иди, иди, не бойся! — мужик манил меня куда-то на кухню, где нас ждал молодой парень, почти подросток.

Парень распахнул дверь, ведущую на улицу, а когда я вышла на крыльцо, меня, осторожно подхватив под