Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

КУПАНИЕ БУЙВОЛА

Лени Саломон влюбилась, на этот раз — серьезно. После того странного ланча с Флорой и Изабеллой она думала только о том, чтобы найти своего возлюбленного и забраться с ним на пару часов в постель.

Какой-нибудь месяц назад ей и в голову бы не пришло думать об этом человеке такое. Его звали Джон Фланнери. По нескольку раз в день Лени ловила себя на том, что повторяет это имя — ДЖОН ФЛАННЕРИ — просто для того, чтобы еще раз ощутить его на языке и, разумеется, подумать о его владельце. В последние дни она провела немало времени, думая о нем.

На первый взгляд менее подходящего любовника ей трудно было даже представить. Физически до ее излюбленного типа ему было как до луны пешком. К огромному своему сожалению, Лени клевала на красивые клише: ей нравились галантные, элегантно одетые, свободно владеющие тремя языками, набриолиненные обладатели узких, умещающихся в нагрудном кармане пиджака, изящных бумажников с прорезями для двенадцати кредитных карточек.

А этот мистер Джон Фланнери ростом был низковат, коренаст, да и вид у него был такой, словно все его вещи так и шли в носку прямо из сушилки, не успев даже поздороваться с гладильной доской. У него была бородка цвета соли с перцем, и в свои пятьдесят четыре года он слегка смахивал на Эрнеста Хемингуэя, именно на него, чьи книги Лени терпеть не могла.

А еще он был на двадцать два года старше самой Лени. Стоило ей об этом подумать, как ее чуть ли не в краску бросало. Тем не менее она в него влюбилась, и точка. Лени Саломон была прагматиком. Она была калекой. И красавицей. Много лет назад она вышла замуж не за того парня и с тех пор так и не нашла в себе смелости расстаться с ним, хотя и знала, что без него будет гораздо счастливее. Все это она про себя знала, но придавала этому знанию не больше важности, чем оно заслуживало. И вот теперь она влюбилась в мужчину, который стал мужчиной еще до ее рождения.

Они повстречались в трамвае. Он спросил, как добраться до квартиры Зигмунда Фрейда. Когда трамвай подходил к ее остановке у ратуши, они уже весело смеялись. Он успел пригласить ее на чашечку кофе, а она — ответить согласием. Раньше она никогда такого себе не позволяла, хотя мужчины все время пытались ее подцепить. Это было совершенно не в ее стиле, но, поговорив с ним минут пять, она решила, что ей просто необходимо послушать его еще.

Четыре года назад он прозрел. Точнее говоря, сидя однажды днем за огромным столом в Силиконовой долине, он вдруг понял, что вся его жизнь сводится к зарабатыванию уймы денег, с которой он останется, когда наступит старость.

Неделю спустя он уволился с работы, обратил в наличность все свое имущество и отправился путешествовать. С тех пор он дважды объехал вокруг света и останавливаться пока не собирался. Он видел призрак буддистского монаха в Сальяне, Непал. Учился готовить под руководством трижды коронованного повара в Риме, тренировал лошадей одного миллионера в северной Германии и помог одной женщине, которую встретил на кулинарных курсах, построить дом на острове Сифнос в Греции. В старости ему будет что вспомнить. Одной из причин, по которой Фланнери бросил работу, было именно то, что, прожив полвека, он не имел практически никаких воспоминаний. Было, конечно, несколько, так, горсточка, слабое оправдание пятидесяти лет жизни.

Заметив хромоту Лени, Джон улыбнулся. Она еще никогда не встречалась с такой реакцией. Ее это и поразило, и заинтриговало. Оказалось, что его мать в детстве переболела полиомиелитом. Результатом была такая же хромота, как у Лени. Он вырос, учась ходить медленно, приноравливаясь к ее шагу. Для ребенка это трудно. Зато он рано научился терпению и внимательному отношению ко всем, кто его окружает. Это сделало его куда более наблюдательным и восприимчивым к деталям, чем большинство людей.

Лени редко говорила о себе, так как была застенчива, замкнута и в глубине души не считала себя таким уж интересным человеком. Но в тот день она многое рассказала Фланнери о своей жизни. Она болтала в кафе и потом, когда они сидели в публичном саду, тоже. Он задавал личные вопросы, но никогда не выходил за рамки приличий и не лез не в свое дело. Неотразимые вопросы, заставлявшие ее задумываться, хотя речь шла о ней самой, о ее взглядах и ощущениях. Чувство было такое, точно она смотрелась в новое зеркало, которое показывало ей саму себя в таком ракурсе, какого она никогда прежде не замечала. Она рассказала ему в тот день о себе такое, чего, может, и не следовало бы говорить, но разговор оставил у нее только приятные воспоминания и желание вновь видеться и говорить с этим человеком.

Под конец их первой встречи Лени дала ему номер своего сотового, а не домашнего телефона. Записывая его, она прекрасно знала, почему так поступает: не хотелось, чтобы в один прекрасный день Джон позвонил ей домой и наткнулся на ее мужа. «Гадкая девчонка», — подумала она, передавая бумажку с номером Эрнесту Хемингуэю.

Долгое время она даже не представляла, к чему идет их связь. Фланнери был невероятно забавен, умен и неизменно проницателен. Несмотря на возраст, его глаза сияли, широко открытые навстречу жизни и всем ее возможностям. Многое из того, что он говорил, надолго оставалось в ее памяти. Нередко она ловила себя на том, что целый день обдумывает его слова. Особенно наслушавшись, как кудахчет или ноет о своих делах ее муж, бла-бла-бла.

Контраст между двумя мужчинами был разительный. Один тридцатичетырехлетний, красивый, успешный и наглухо закрытый для всего, что не входило в сферу его интересов. Зато второй — совсем, совсем другой, определенно.

А еще муж Лени не любил собак. Однажды Джон Фланнери пришел на их очередную встречу с Любой, датским догом, похожим на ожившее черно-белое полотно Джексона Поллока. Увидев огромную псину впервые, Лени прямо в ладоши захлопала от радости. Собака была тиха, как омут. На людей она смотрела с интересом, а особо везучим клала на колени свою массивную голову и закрывала глаза. Когда она в первый раз проделала это с Лени, та засмеялась и сказала, что у нее на коленях как будто лежит арбуз.

— Я всегда говорю, что выгуливаю аэробус.

— Вот-вот, точно! Ты и путешествуешь с этой громадиной?

Фланнери улыбнулся и потрепал Любу по спине.

— Ну конечно, а почему бы и нет? В поезда ее пускают. Когда она хорошо себя ведет и у нее есть билет.

— Она объехала с тобой весь свет?

— Нет, только Европу. Я приобрел ее в Греции, когда был там. С тех пор она со мной. А разве я не рассказывал тебе ее историю?

Лени покачала головой, едва не мурлыча от удовольствия. Она всегда полагала, что Фланнери — ирландец, с таким-то именем и талантом рассказывать — завораживающе, смешно, иронично. Ей уже не терпелось услышать продолжение.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});