Я это запомню - Лайана Камп

Видя, как искажено от боли лицо ковбоя, Рон было заколебался, но то, что он собирался сообщить, не терпело отлагательства.

— Ты правильно подозревал кого-то, сынок, — ровным голосом сказал Вильямс, протягивая Фреду подпругу, единственную вещь, за которую мог держаться жокей, сидя на неоседланной лошади. — Ее кто-то подрезал.

Глава девятая

— Что? Что, черт возьми, ты хочешь сказать?

— Посмотри сам, — ответил Рон, кивнув на кожаную часть подпруги.

Как он и говорил, та была осторожно подрезана в самом узком месте. Но тот, кто сотворил такое, оказался достаточно хитер, надрезав кожу изнутри, чтобы никто не мог заметить этого, когда подпругу надевают на лошадь. Когда Фред только начинал скачку, достаточно было лишь нескольких грубых рывков, неизбежных, когда лошадь начинает брыкаться, чтобы подпруга разорвалась пополам.

— Сукин сын! — выругался Норман вполголоса, водя пальцем по месту надреза, где нож полоснул по коже. — Никак не думал, что этот подонок зайдет так далеко!

— Кто?

Он только поднял взгляд в ответ на резкий вопрос Вильямса, но, пожав плечами, не произнес ни слова. У него не было никаких доказательств, лишь внутреннее чутье, которое, правда, его редко подводило. И сейчас оно говорило ему, что не надо ходить далеко, чтобы найти подонка, проделавшего с ним такое. Это был Рик Браун.

— Я хочу услышать имя, Норман, — прорычал Рон Вильямс. — И не говори мне, что никого не подозреваешь, потому что врать ты не умеешь. Так что давай выкладывай. Когда на моем паддоке всплывает такой мусор, я имею право знать, кто его сюда приволок.

— У меня нет доказательств…

— А я у тебя их и не спрашиваю. Так кого ты подозреваешь?

Фред слишком хорошо знал Вильямса. И понял, что тот не успокоится до тех пор, пока не получит четкого ответа.

— Рик Браун, — недовольным тоном ответил он и присел на лавочку в ожидании реакции. Она не заставила себя долго ждать.

— Рик… — Вильямс прервал свое потрясенное восклицание, чтобы выругаться. Быстро оглянувшись вокруг и убедившись, что сорвавшиеся с его губ непечатные слова не достигли ничьих посторонних ушей, прошипел: — Ты что, из ума выжил? Если Рик будет продолжать так, как начал, он, в конце концов завоюет эту золотую пряжку, за обладание которой борется последние годы. Он не пойдет на то, чтобы поставить под удар свой будущий титул чемпиона мира!

— Ты хотел знать имя, я тебе его назвал, — огрызнулся Норман. — И нечего обвинять меня, если оно тебе не нравится. О, я знаю репутацию Брауна. И знаю, сколько у него друзей. Но поверь мне, я не из их числа!

Ни в чем не убежденный, Рон еще больше нахмурил брови.

— Послушай, я знаю, что Браун не ангел. Но, Норман, согласись, он не может пасть так низко. Чего он добился бы, сломав тебя?

— Ты сам уже ответил на свой вопрос, — насмешливо сказал Фред. — Той самой золотой пряжки, за которую он борется все эти годы. — Увидев потрясенное выражение на лице собеседника, Норман добавил: — Подумай об этом, Рон. Для Брауна получить звание чемпиона мира и полагающуюся к нему золотую пряжку — значит получить к концу года и большие деньги. Он знает это так же хорошо, как и я. Несколько недель назад я лишил его призовых денег в двух родео, где мы сошлись лицом к лицу. Вот тогда-то и начались все эти неприятности.

Стоявшая рядом Дора увидела, как гримаса боли исказила лицо Нормана, когда тот попробовал вздохнуть поглубже, и, встревоженная, жестом остановила его.

— Однажды он сообщил Фреду неправильное время начала соревнований, — тихо сказала она, с тревогой следя за тем, как тяжело дается пострадавшему каждый вздох.

— Может быть, он ошибся, — ответил Рон. — Такое бывает.

— Но сам он приехал вовремя и победил. Сначала он сделал так, чтобы Фреда там не было, а потом победил.

Если бы какой-нибудь другой не очень разборчивый в средствах ковбой проделал такую штуку, Рон счел бы такие доказательства убийственными.

Но Браун не новичок, старающийся сделать себе имя. Он уже добился очень многого, и ему не нужны никакие фокусы, чтобы побеждать. Всему этому должно было быть какое-то другое объяснение.

— Может быть, он просто запутался. — Под тяжелым взглядом Нормана Вильямс, похоже, защищался. — Ты же знаешь, Фред, что такое быть в пути несколько недель подряд. Один город начинает казаться похожим на другой, все родео сливаются в один сплошной круг, и начинаешь удивляться, как это люди вообще успевают куда-то вовремя.

Услышав свои собственные слова, сказанные ею когда-то в защиту Рика, Дора невольно улыбнулась.

— Я говорила ему то же самое. Но все это не объясняет, откуда взялся песок в баке его грузовика вчера, или взять сегодняшний случай с подпругой…

— Если бы Дора не проезжала мимо, когда мой пикап безнадежно застрял посреди дороги, мне ни за что в жизни не удалось бы попасть на родео вовремя, — добавил Норман. — И все равно у меня не было времени, чтобы хоть немного разогреться. Кончил я мордой в пыли, и Брауну доставляло наслаждение это зрелище. Ты же видел его лицо! Он был доволен, как свинья, забравшаяся в грязную лужу.

Рассказ получился-таки странным, и Фред не стал бы осуждать Вильямса, если бы тот счел его параноиком. Но вместо того, чтобы немедленно отмести все его подозрения, Рон долго и внимательно смотрел на Фреда, затем подобрал подрезанную подпругу и, уходя, мрачно пообещал:

— Я порасспрошаю об этом у ребят. Надеюсь, мне удастся кое-что выяснить. Мы еще увидимся.

Рон вернулся к своим обязанностям на родео, которое продолжилось сразу же после того, как Нормана унесли с арены.

Один взгляд на привычную суету вокруг паддока подсказал Доре, что скоро начнутся ее скачки вокруг бочек. Она шла под третьим номером программы и не могла терять больше времени, если хотела как следует разогреть Ласточку перед началом.

— Мне надо идти, — сказала она севшим голосом. — Что ты собираешься делать?

— Делать? — Он попробовал шутливо рассмеяться, но тут же задохнулся, почувствовав пронзающую боль между ребер. — Не думаю, что я смогу вообще что-то теперь делать благодаря Брауну. Этот ублюдок постарался на совесть.

Сейчас он, наверное, слаб, как котенок, и чертовски плохо себя чувствует, но гнев и обида, сверкавшие в его глазах, заставили ее сердце тревожно дрогнуть.

— Ты не пойдешь его разыскивать, хорошо? — Дора сомкнула пальцы на его руке. — Черт побери, Фред, я хочу, чтобы ты прямо сейчас пообещал мне, что не собираешься ничего предпринимать, иначе я не спущу с тебя глаз!

В то мгновение, когда Дора дотронулась до него, она почувствовала в нем какую-то перемену, какое-то напряжение, которое не имело отношения к Рику Брауну. И его глаза, потемневшие как ночь, вопрошающе уставились на нее.

— С каких это пор ты стала моей сиделкой? — грубовато спросил он. — Не думал, что ты хочешь иметь что-то общее со мной.

Дора проглотила истеричный смешок, что прозвучало подозрительно похоже на сдавленное рыдание. Этот человек что, слеп? Она не только хочет иметь нечто общее с ним, она хочет его самого! В этом-то и была вся проблема. Он заставил ее думать о вещах, о которых Дора запрещала себе думать годами, мечтать о том, о чем поклялась забыть.

В первый раз после того, как она болезненно пережила свой разрыв с Филом Тернером, Дора захотела «иметь что-то общее» с мужчиной.

Чувствуя, как в лицо ей бросилась краска, она стоически выдержала его взгляд, молясь про себя, чтобы он не услышал бешеных ударов ее сердца.

— Я сказала, что лучше нам в дальнейшем избегать друг друга, — поправила его Дора напряженным голосом. — Однако это вовсе не означает, что я намерена стоять в стороне и смотреть, как Рик превращает тебя в котлетный фарш. Только обещай мне, что у тебя хватит здравого смысла не связываться с ним, пока ты не обретешь лучшую форму. Обещай мне, Фред!

— Я же не полный идиот…

— Отлично, — прервала она его. — Я могу считать это обещанием? Я уже опаздываю, так что решай побыстрее.

— А-а, хорошо! Обещаю тебе, что и близко не подойду к этому ублюдку… по крайней мере, сейчас. Но как только проклятые ребра срастутся…

— Ты сможешь ударить его в самое чувствительное место — побить его на спине брыкающейся лошади на арене, на глазах тысяч людей, — сказала Дора с улыбкой. К их обоюдному удивлению, она неожиданно обняла Фреда за талию — в том месте, где не могла задеть его ребра. Но как только он поднял руки, чтобы обнять ее в ответ, Доры рядом уже не было.

— Пора идти, или я пропущу свой заезд.

— Черт побери, Дора, немедленно вернись! Все еще улыбаясь, она прокладывала себе дорогу через толпу, направляясь туда, где оставила в стойле Ласточку. Та же улыбка витала на ее лице, когда Дора разогревала кобылу.

— Спустись на землю, дорогуша, — окликнул ее один из ковбоев, работавших на паддоке. — На каком ты сейчас небе, Дора?