Змееловы - Анатолий Безуглов

После обеда к следователю пришла Зина Эпова, вызванная повесткой. Девушка страшно волновалась и не знала, куда девать руки.

Вера Петровна помнила ее по почте.

— Вы, Зиночка, успокойтесь. Вот, говорят, какая смелая, змей ловите, а здесь разнервничались. Значит, говорите, что накануне отъезда, вечером, Гриднева работала в лаборатории?

— Да, работала, товарищ следователь.

— Чем конкретно она занималась, знаете?

— А чем ей заниматься? Ядом.

— Какую именно операцию выполняла Гриднева?

— Соскабливала.

— А взвешивала?

— Может быть. Это я так думаю, потому что после того, как соскоблишь яд, его надо взвесить и ссыпать во флакончик…

— А вы этим тоже занимались?

— Конечно, когда была лаборанткой. Степан Иванович, бывало, скажет: вот, мол, тебе, Зина, ключ, сделай то-то и то-то.

— И часто вы это делали?

— Раза три. Потом стала ходить на отлов. И вот теперь Гриднева приехала…

— Так-так. И что же случилось в тот вечер?

— Вася Пузырев, шофер наш, у вас уже был?

— Был, — вздохнула Седых.

— Он хотел подарить Гридневой маленького полоза Шренка. Ну, и повесил его ей на шею. Она подумала, что это ядовитая змея, и упала в обморок.

— Этот Вася Пузырев что, часто выпивает?

Зина растерялась, не зная, что ответить.

— Понимаете, он сегодня пришел ко мне совершенно пьяный.

— Бывает у него иногда, — пряча глаза, сказала Зина. — Хороший человек Вася, только чувствительный и поэтому выпивает. А сейчас переживает очень. Да еще машина сломалась…

— Что вы можете сказать о Гридневой?

Зина вытерла платочком вспотевшие ладони.

— У меня к ней своих претензий нету. Так, обыкновенная женщина. — Эпова опустила голову.

— И все же? Вы девушка, должны были приглядеться к ней лучше ребят.

— Какая-то ненастоящая она. Не своя. С виду простая, а иногда слова какие-то говорит… не как простая. Все расспрашивала, интересовалась. Все-то ей любопытно, прямо везде залезет…

— А что именно ее интересовало?

— Да все. Сколько яд стоит, как пельмени делают, как грибы сушат, да можно ли мех на шубу достать, можно ли икру купить…

— Вы не замечали, какие у них взаимоотношения с Азаровым?

— Азаров меня не интересует. Как начальник и человек — он хороший, — резко ответила Зина и отвернулась.

— А у вас какие отношения с Азаровым?

— Если что говорят, так это выдумки! — запальчиво сказала Зина.

Вера Петровна скрыла улыбку.

— Ну хорошо. Может быть, все-таки их отношения были несколько иными, чем, например, с другими членами экспедиции?

— Что она липла к нему — это точно, — выпалила девушка и, спохватившись, добавила: — Это вам каждый скажет. Не я одна замечала.

— Хорошо. Вы еще что-нибудь о Гридневой не помните?

— Не знаю, удобно говорить или нет…

— Смотрите сами.

— Как-то она переодевалась, я заметила: белье у нее заграничное. Нет, не такое, как у нас продают. У нас в универмаге тоже есть чехословацкое, гэдээровское… А у нее совсем особое. На трусах сзади обезьяна нарисована и не по-русски написано…

— Обезьяна, говорите? — улыбнулась Вера Петровна. — Это бывает. Человек в Москве живет. Там в магазинах много заграничных товаров.

— Я бы такие трусы не надела. Срамиться только, — решительно сказала Зина. — В бане бы все засмеяли.

— Зина, а что, Азаров при больших деньгах?

— Степан Иванович? Что вы! Деньги у него не держатся. Как только получит, сразу спускает все. Отсылает старикам и… — Зина замялась, — жене тоже. Поедем в город, а он норовит заплатить за всех. Вот Клинычев лежал в больнице, Степан Иванович не знал, что и купить ему, за раз рублей двадцать пять истратил… А недавно даже у Анван одалживался, чтобы родителям послать.

— А как сейчас у вас в экспедиции? Работаете?

— Работаем, — вздохнула Зина. — Как же иначе? Только переживают все очень. Анну Ивановну жалко. И Степана Ивановича тоже.

— Хорошо, Зина. Мы еще, если будет надо, встретимся. Только сами понимаете, здесь мы о разном говорили…

— Понимаю, товарищ следователь. Я никому ничего не скажу. Да и незачем…

— Тогда на сегодня все.

…Вскоре у Веры Петровны состоялся очередной разговор с Холодайкиным. Ознакомившись с материалами дела, врио прокурора остался недоволен темпами расследования.

— Заносит вас, Вера Петровна. Много разговоров. Допрос надо вести конкретнее. Поверьте мне, я тридцать лет на страже закона…

— Мне кажется, главное — установить контакт с допрашиваемым. Человек раскрывается тогда, когда он чувствует, что с ним говорят искренне, затрагивают близкую ему тему…

— И говорит то, что надо ему, а не вам как следователю, — перебил Алексей Владимирович. — Поглядите, например, — он хлопнул ладонью по раскрытой папке, — Кравченко. Сведений много. И совсем нет того, что нас с вами может заинтересовать.

— Из разговора с Кравченко я узнала больше, чем прочла бы в десяти книжках, — нахмурилась Вера Петровна.

— Я не хочу вмешиваться в ход следствия, но вы учтите, что в дальнейшем… — назидательно сказал Холодайкин. — И обратите внимание на отношения Азарова с Гридневой. Не покрывает ли он ее?

— Но тогда он покрывает и Зину Эпову. Он не сказал, что она тоже занималась взвешиванием и фасовкой яда.

— А вы внимательно прочтите показания Эповой. Сейф был часто открыт. Ключ он доверял другим. Стало быть, изъять яд мог каждый. Что это — халатность? Или симуляция халатности? Разберитесь во всем этом. Пусть Кравченко руководитель экспедиции. Но ведь яд в подотчете у бригадира. По закону он даже ей не имел права передавать ключ от сейфа. Для чего существует инструкция, правила?

— Он доверял Кравченко. И по-моему, она достойна такого доверия.

— Я не говорю об этом, — досадливо поморщился Холодайкин. — Сам факт важен, обстановка в экспедиции. Этакая коммуна…

— Насколько мне кажется, доброжелательная обстановка.

— Ладно, — вздохнул врио прокурора. — Вы лучше скажите, послали флакончик на экспертизу?

— Да. На дактилоскопическую и химическую.

— Что предпринято в отношении выяснения местопребывания Гридневой?

— Этим я сейчас занимаюсь.

— Занимайтесь, занимайтесь. Загадочная особа, — сказал Холодайкин. — И постарайтесь уложиться в срок. Я не против книг, Вера Петровна, но жизнь иногда такое подстраивает, что не лезет ни в какие рамки. И что вы пасуете перед незнакомыми вещами?.. Ну, змееловы. Люди остаются людьми. Будьте более строгой и жесткой.

После этого разговора расстроенная Вера Петровна излила душу Земфире Илларионовне, чтобы как-то успокоиться.

— Слышала, как он тебя распекал, — утешала ее секретарша.

— Честное слово, с Савиным легче было. Он никогда так не говорил…

— Почему было? Савва еще прокурор, — сказала Земфира Илларионовна. — А во-вторых, я тоже сперва опасалась Алексея Владимировича. Потом привыкла. Сухарь он. Требовательный. У каждого свой стиль.

— Прокурор тоже требовательный. Может быть, даже больше. Но он доверял мне, не опекал так мелочно…

— Это верно… Навестила я вчера его жену. Говорит, что поправляется наш Савва.

— Я рада. Его здесь действительно не хватает. Земфира Илларионовна, ко мне никого нет?

— Нет, Верочка, — ответила секретарь.

— Пойду на почту. По делам.

— Больше, больше двигайся. Полы мой, стирай, работай.

— Знаю, — улыбнулась Седых.

— Вот-вот, рожать будет легче. Перед тем как в роддом идти, я сама весь дом перемыла, прибрала….

Вере Петровне трудно было представить, как эта хрупкая, маленькая и сухонькая женщина когда-то ходила беременной, рожала.

— Страшно было? — спросила она.

— Конечно. Врут бабы, что не страшно. Конечно, если четвертого, пятого, тогда наверно. Первого — не весело идти. А как показали мне мою Анку — слезами от радости залилась… И все забыла. Так, наверное, и все.

Вера Петровна счастливо улыбалась чему-то своему.

24

Чижак вел себя в кабинете следователя совершенно спокойно.

— Я отношусь к жизни философски, — сказал он, поглаживая бороду. — Все, если так можно выразиться, крутится вокруг главного — любви. Верно я говорю?

— Любовь очень много значит в жизни человека, — подтвердила Вера Петровна, с любопытством поглядывая на его экстравагантную внешность. — Но неужели вы своей профессией тоже обязаны любви к кому-нибудь?

— Нет. Если девушка нравится мне и спрашивает, чем я занимаюсь, я говорю — герпетолог. Загадочно. Привлекает. Если не нравится, говорю, что змеелов. Всё! Больше данная особа ко мне не подойдет. Психология женщины, как я успел заметить, довольно примитивная штука… Я, разумеется, не имею в виду присутствующих.