Терминаторы - Беркли Мазер

Затем в сопровождении немца снова появилась Клер. Они выставили охранников на улицу, а немец взял у сикха пистолет и недвусмысленно положил его на стол перед собой. Клер подошла ко мне, чтобы осмотреть лицо. Я закрыл здоровый глаз и уронил голову на грудь. Освещение было ярким, но мои всклоченные волосы, борода, ушибы, синяки и боевая раскраска иодом сделали меня неузнаваемым. Мужчина задавал вопросы по-немецки, а она переводила их на урду.

Мне пришлось затянуть длинную жалостливую историю про то, как я, Мохаммед Ишак, бедный человек из Исламабада, долго страдал от зубной боли, которая теперь совсем прошла, поскольку кто-то выбил мне этот зуб. Просил отпустить восвояси - ведь дома осталась больная жена и семеро голодных детишек, ждущих моего возвращения.

Про себя я отметил, что немец очень внимательно за мной наблюдает. По его урду можно было догадаться, что он способен следить за общим ходом беседы, но не более. Он поинтересовался целью моего присутствия на крыше психиатрического отделения, Клер перевела, а я отметил, что она сменила свой прекрасно артикулированный делийский урду на местный бхат - смесь пенджабского с пушту, который чертовски трудно понять чужеземцу. Я подделался под её стиль и рассказал про поиски места для ночлега, что совсем не так абсурдно, как это звучит на первый взгляд - в этих местах на плоских крышах спят довольно часто.

Клер тут же парировала, что для сна существует караван-сарай. Мне пришлось рассказать, как в караван-сараях обирают спящих, даже таких бедняков как я. Все это она перевела немцу, который к тому моменту уже потерял нить рассказа. Тем временем мне удалось найти сносный ответ на вполне вероятный вопрос о причине моего возвращения после выдворения из госпиталя. Я почти готов был пожаловаться на несправедливое обращение и жуткую зубную боль, заставившую меня перелезть через забор.

Но ничего похожего у меня не спросили, и я предположил, что Клер не слышала ни жалоб сикха, ни воплей привратника.

Они уединились в дальнем конце комнаты и долго перешептывались. У меня появилось ощущение, что Клер более или менее удовлетворена, но немец все ещё недоволен. Это было так похоже на нее! Он никому не позволит ошиваться вокруг госпиталя, тем более вору, каковым я несомненно казался в его глазах. Клер знала и понимала людей, с которыми ей приходилось иметь дело в этих краях, где воровство скорее вынужденный образ жизни, чем преступление. Ты принимаешь против этой напасти меры предосторожности, но пойманного вора следует винить не более, чем лису, таскавшую твоих цыплят. Это дело полиции, судей, тюремщиков и массы других людей, которым за это платят. Один раз немец раздраженно повысил голос, и до меня донеслось несколько немецких слов, означавших "голод, нищета, раненный".

Но какого дьявола ей нужно с ним связываться? Это её территория, и она распоряжается на ней, как ей хочется. Что это за парень, и почему она позволяет ему так себя вести?

Смена руководства, и Клер перестала быть здесь хозяйкой?

Зная её характер, я очень в этом сомневался. С такой же вероятностью капитан уступит свое место на мостике. Мне и раньше приходилось встречать здесь врачей. Она никогда не позволит себе вмешиваться в ход лечения пациентов - её законной сферой деятельности оставались только общее руководство, хозяйственная политика и постоянный контроль.

Но в конце концов точка зрения немца взяла верх. Он подошел к двери, позвал охрану и дотошно расспросил сикха, в какое надежное место можно меня поместить. Клер держалась в стороне. Наконец охранник остановил свой выбор на складе горючего, и немец приказал ему показать дорогу. Тут Клер оживилась и что-то настойчиво втолковывала сикху. Как мне удалось разобрать, она объяснила, что в случае плохого со мной обращения удар коленом в нос - нежный шлепок по сравнению с предстоящей экзекуцией. Для этой цели у неё всегда есть наготове пара тибетцев с сыромятными ремнями.

Я надеялся и был почти уверен, что она контролирует ситуацию. Немец не мог уследить за потоком её красноречия и постоянно вмешивался, тогда на него обрушивался шквал немецких слов, которым явно не учили в Швейцарском пансионе для юных леди.

Мы вышли в ночь и двинулись по направлению к подстанции; там находился небольшой бетонированный подвал, в котором раньше хранился керосин для ламп. Теперь это помещение оказалось слишком близко к котельной, и из соображений безопасности оно стояло пустым, но вонь там была, как в трюме танкера. Меня втолкнули туда, а вслед послышалось бормотание сикха:

- Я милосердный человек, который не помнит зла. Не ври утром мисс-сахиб, и никто тебе не причинит вреда.

Дело было улажено.

От улицы меня отделяла тяжелая дверь из листового металла с засовом снаружи. До меня доносились их голоса: охранники спорили, стоило ли сходить за висячим замком. Победил сикх, поскольку резонно заметил, что теперь им придется охранять не только госпиталь, и работы прибавится. Шерп больше не возражал и отправился за замком.

Я обследовал стены и потолок, который нависал всего в пяти футах над полом и не давал возможности выпрямиться в полный рост. Результаты оказались неутешительными: вокруг меня был крепкий бетон, а дверь казалась несокрушимой, как броня.

Я сел на пол, прислонился спиной к стене, поджал колени к подбородку и положил на руки свою израненную голову.

Что, черт побери, происходит? Что мне удалось сделать для Гаффера, который мне платит, или старика, который в меня верит?

Ни черта. Уэйнрайта здесь нет. Хотя Клер оказалась на месте, что-то было не так. Что за немец здесь всем командует? Врач ли он? О его профессиональной принадлежности можно было судить только по белому халату, но похоже, свое дело он знал.

Интересно, кто мог лежать в психушке, и зачем его постоянно накачивают наркотиками? Непереносимые боли? Не исключено. Нога раздроблена, голова вся в бинтах...

Как сейчас поступят со мной? Если власть в руках Клер, меня освободят уже утром. А если нет? Могут они меня передать в руки военной полиции? Скорее отведут вниз по тропе и разберутся сами, тихо и спокойно. Врачи такими вещами не занимаются, старался я успокоить себя, но снова этот дурацкий вопрос: врач ли немец? Он профессионально передернул затвор и все время держал пистолет на виду.

Тот парень, что захватил Уэйнрайта, тоже был немцем, не говорившим по-английски и знавшим несколько слов на урду. Было ли это простым совпадением? Мне удалось видеть его только издалека и то мельком, но это разные люди. Тот немец был крупнее, да и волосы у него светлее.

Последняя мысль вернула меня к действительности. Где же, черт побери, Уэйнрайт?

Слышно было, как часовой кругами ходил вокруг моего бункера и топал ногами, стараясь согреться. Сквозь щель в двери я увидел, как он остановился, чиркнул спичкой и зажег сигарету. Почти тут же раздался приглушенный стон и шум падающего тела.

- Сахиб, где ты? - раздался шепот патана.

Странно, но я почувствовал прилив ярости и обозвал его кровожадным ублюдком. Но Сафараз заверил меня, что только оглоушил часового замотанным в конец тюрбана камнем.

- Я торчу здесь уже час, - недовольно просопел он. - Если бы сахиб не забрал мой нож, вопрос был бы решен гораздо раньше и с достоинством. Я не жулик, чтобы бить человека булыжником по голове.

Мне пришлось приказать ему заткнуться и осмотреть замок. Он подчинился; по его словам, если попробовать тот взломать или взорвать, можно всполошить весь госпиталь, но горевать не стоит. Он, Сафараз, разоружил охранника, а ключ от подвала остался у сикха, который сейчас как мышь забился под теплое одеяло.

- Только попробуй здесь кого-нибудь убить, и я сверну тебе шею, клянусь, - оборвал его я.

- Ну и что из того? - пробурчал патан и оттащил тело караульного за бункер.

Повлиять на ситуацию не было сил - патан мог делать все по-своему, а позже извиниться за непонятливость. Оставалось только надеяться, что у охранника не было с собой ножа. Хотя вряд ли я был прав - другой альтернативы выпутаться из этой передряги не существовало. Я был подавлен мыслью о том, кто сейчас хозяин положения, к тому же этот сумасшедший дьявол опять будет снимать меня с крючка, и, без сомнения, насладится каждой секундой моей беспомощности.

Минуты уже стали казаться мне долгими часами, как по ту сторону двери звякнул ключ, засов скользнул в сторону, и дверь открылась. В открытый проем упала полоска света из окон госпиталя напротив, выхватив из темноты два силуэта. В голове промелькнула мысль, что план Сафараза рухнул, и охрана пришла меня проверить. Я плюхнулся на пол, христианская терпимость испарилась без следа, а рука сама потянулась к пистолету.

- Выходи отсюда, да побыстрее, - холодно приказала Клер по-английски.

На какое-то мгновение я приписал её поведение суматошному напряжению этой ночи и захныкал в ответ на урду про бедного человека, которого все обижают.