Нет жалости во мне - Владимир Колычев

Катька соскучилась по нему так же сильно, как он – по сексу. Ее эмоции били через край, стонами выплескивались наружу. Алику приходилось закрывать ей рот – то рукой, то губами: он боялся, что конвоир услышит ее и обломает все на самом интересном месте. Но никто их не потревожил. К тому же все закончилось очень быстро...

– Ты не переживай, я еще к тебе приду, – смущенно улыбнулась Катька, правой рукой застегивая пуговицы на блузке.

– Как ты вообще смогла сюда пробраться?

Он хотел, чтобы она перебралась на место адвоката, но она так и продолжала сидеть на столе, удерживая его за шею левой рукой.

– У Павла Андреевича связи, он все может. Только плати.

– А кто платит?

– Отец... Он меня чуть не убил, когда узнал, куда пропал его «наган». Под домашним арестом держал. Потом успокоился. Ты же не сказал, откуда у тебя оружие.

– И не скажу.

– Он будет платить, пока ты будешь молчать.

– Я и без того ничего не скажу.

– Я знаю, ты хороший... Хотя и дурак...

– Давай без этого, – поморщился он.

– Дурак, дурак... Понесло же тебя на этих сволочей... И не говори, что так надо было.

– Я вообще молчу.

– Эх, Алик, Алик...

– И ты молчи. Не доставай.

– Буду доставать. В хорошем смысле. Я от тебя не отступлюсь. Все для тебя сделаю. Вот, с адвокатом помогла, передачи носить буду. Я с одной бабкой договорилась, она тут рядом живет. Она с утра очередь на передачи занимает, а потом за деньги продает. И мне продавать будет, чтобы у тебя всегда все было... Ты мне скажи, что тебе нужно. Может, носки шерстяные, а?

– Летом? Носки шерстяные? – поморщился Алик.

С одной стороны, он был рад, что Катька взяла над ним шефство, но с другой – ему не улыбалась мысль, что девушка набивается к нему чуть ли не в жены. Отсюда и раздражение.

– Ну а что, в камере у вас, наверное, сыро.

– Ага, и сама камера на пять метров под землей. И холодина как в холодильнике, – саркастически усмехнулся он. – Нормально все у нас. И носки шерстяные не нужны... Пока не нужны...

– Вот я и говорю, сейчас не нужны, а потом осень будет, зима...

– Потом снова лето... Второе, третье,… вечность... Попал я, Катька, конкретно попал, – угнетенно уронил он голову на грудь.

– Ничего, ничего, я всегда рядом... Я же не какая-то там Сашка...

– А что Сашка? – встрепенулся он.

– Ну, она ж у тебя не была, – ехидно усмехнулась она.

– Не была... Потому что она сейчас в Москве.

– Кто тебе такое сказал?

– Ну, она говорила, что после выпускного уедет.

– Не знаю, что там она тебе говорила, но я твою Сашку вчера видела. К маме твоей шла, а она навстречу – вся из себя, никого вокруг не замечает. Черный «Мерседес», какой-то мужик, дверцу открыл, за руку ее взял и в машину... Чем она там с ним занялась, я уже не знаю...

– Что за мужик?.. Хотя мне все равно... – занервничал Алик. – И совсем она не моя...

– Ревнуешь? – пристально посмотрела на него Катька.

– Еще чего!

– А если меня на «Мерседесе» возить будут?

Алик едва не ляпнул, что ему все равно, с кем она будет крутить романы. Но глупо было прогонять курицу, которая несла для него золотые яйца.

– Убью, если узнаю.

– Меня убьешь? – Ей бы испугаться, а у нее улыбка до ушей.

Все правильно, собирается убить – значит, любит.

– И тебя, и с кем ты там...

Ему пришлось отвернуть от нее голову, чтобы она не увидела фальшь в его глазах.

Катька порывисто прижалась к нему и жарко прошептала на ухо:

– Не надо никого убивать. Ни с кем я не буду. Тебя дождусь...

– А если мне двадцать лет впаяют? – растроганно спросил он.

Как бы ни относился он к Катьке, он хотел, чтобы она ждала его. Ему нужна была поддержка не только материальная, но и моральная. Ему нужен был человек, на которого он мог бы рассчитывать, как на самого себя.

– Ничего, и двадцать лет ждать буду, – не моргнув глазом, заверила она.

– Эрика всего на два года забрили, – вспомнил он.

Лучше бы он вместе с ним в армию пошел. Что такое два года по сравнению с вечностью?

– Ну, и кто его ждать будет?.. Ирка парня себе нашла, там у них все серьезно, замуж за него собирается...

– А ты, значит, будешь меня ждать?

– Да, и замуж за тебя пойду, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала она.

– Когда дождешься? – с невольным чувством облегчения спросил он.

Вечность никогда не закончится, значит, Катька его не дождется – и не поженятся они.

– Зачем ждать? В самое ближайшее время все оформим.

– Шутишь?

– Нет... Я уже узнавала, без жены в зоне пропадешь. А когда жена есть, то и длительное свидание можно с ней получить. Буду приезжать к тебе, будем любить друг друга...

Даже если бы Алик и захотел сказать, что не любит он Катьку, язык бы у него точно не повернулся. Как ни крути, а она готова была пожертвовать своей судьбой ради него...

На следующий день Павел Андреевич заставил Алика изменить свои показания, после чего сопроводил его на допрос к следователю, проследить, чтобы он по неопытности не дал маху.

Оказалось, что Алик вовсе не собирался никого убивать. Игоря Веткина он хотел всего лишь на-пугать, но так вышло, что на лестничной площадке перед его квартирой столкнулся с его криминальными шефами, которые попытались применить против него свое оружие. Пришлось защищаться... Ну а потом он, зная, что в револьвере закончились патроны, догнал Веткина и произвел имитацию выстрела...

Оперативную информацию на покойных Клименцова и Юрыгина предоставил адвокат, и в этом ему здорово помогла Катька, а если точней, то ее влиятельный родственник из органов.

В декабре девяносто второго начался судебный процесс, а в январе девяносто третьего Алику за-читали приговор – лишение свободы сроком на десять лет в колонии строгого режима. Всего лишь десять лет, и всего лишь строгий режим, а ведь могли дать все двадцать особого. Или даже намазать лоб зеленкой.

В тот же день его перевели в блок для осужденных, а еще через неделю он сочетался законным браком с Катькой. Свадьбы как таковой не было, да он в ней и не нуждался. Главное, чтобы в тылу оставался надежный человек...

О Сашке в тот день он даже не думал. Она устраивала свою судьбу, а о нем давно уже забыла. Зачем она ему такая?

Часть вторая

Глава 12

Раз – лег, два – отжался... Раз-два... Раз-два... Никто не заставлял его напрягать мышцы, сгонять с себя по семь потов за день. Никто и ничто, кроме собственной воли... Раз-два, раз-два... Сто отжиманий за один раз. И это на пустой желудок. В карцере не забалуешь, здесь из мясного только крысы, а так – хлеб и вода... Раз-два... Все, на сегодня хватит.

Алик оторвался от пола, голый по пояс, подошел к ржавому умывальнику. Вода теплая, рыжая от растворенного в ней железа, но лучше что-то, чем ничего. Намочил голову, ополоснулся.

Он еще молод, ему всего двадцать восемь. Впереди целая жизнь. И не зря он работал над собой – набивал удары, наращивал мышцы. Вот-вот прозвенит звонок, и он выйдет на свободу не каким-то там уголовником с чахоточной грудью и коричневыми от чифиря зубами, а человеком с благообразным лицом и атлетической фигурой. Глядя на него, никто не скажет: вот, смотрите, зэк после отсидки...

– На, браток, вытрись!

Широкоплечий здоровяк с драконами на плечах протянул ему чистое казенное полотенце. Если бы не скрытая в глазах ухмылка, его дружеский жест можно было принять за чистую монету.

– Да нет, оно тебе самому пригодится! – косо глянул на него Алик.

Четырнадцать суток в камере штрафного изолятора он провел в полном одиночестве, но вчера вечером судьба в лице лопоухого надзирателя принесла ему соседа – отмороженного амбала из третьего отряда. Алик хорошо знал эту породу безмозглых бакланов, живущих по принципу «сила есть – ума не надо». Таким баранам в принципе все равно, кто ты – уважаемый вор или честный мужик, они готовы опустить ближнего одной только забавы ради – насмеяться, растоптать. А то, что рано или поздно сами могут угодить под пресс, им все равно, потому что они привыкли жить сегодняшним днем.

Алик не был вором, но к блатной прослойке принадлежал, жил чисто по понятиям, отмороженностью мозгов не страдал. К злостным отрицалам себя не причислял, но и работать страх как не любил. И в карцер попал по этой причине: набил морду бригадиру, посмевшему наехать на него за то, что не был выполнен дневной план. Явление, в общем-то, для него привычное, но зачем его этим попрекать? Ведь лишили его права отовариваться в ларьке, длительные свидания не разрешают – неужели этого мало, чтобы наказать нерадивого? Зачем было на него варежку разевать, ведь известно же, что Алик Наган не выносит, когда на него кричат...

– Ну, могло бы и пригодиться, – кивнул амбал. – Но тебе нужней, ты вон мокрый какой. Силу качаешь, да?

Алик не ответил. Повернувшись к амбалу спиной, на какое-то мгновение он застыл, а потом вдруг, разжавшись словно пружина, привел в движение правую ударную ногу. Пятка со всего маху врезалась амбалу в подбородок, тараном прошла дальше... Отморозок сначала ударился затылком о стену, затем бесчувственно сполз на пол.