Фармацевт — 2 - Александр Юрьевич Санфиров

они решат в мое отсутствие проверить тумбочку, то их ждет большое разочарование. Кроме мыла, зубной пасты и учебников они ничего не обнаружат.

Только я закончил с тумбочкой и хотел прилечь, как нарисовался знакомый санитар и повел меня к врачу. Увы, без санитара уйти было невозможно, все двери были на замках.

В небольшой ординаторской было прохладно, из открытой форточки прилично задувало. Но даже этот поток свежего воздуха не мог выветрить запах перегара распространяемый докторами. Их было всего двое, и обоих я прекрасно знал.

Оказывается, заведующий отделением Николай Григорьевич Капустин и ординатор Лева Голиков уже в это время изрядно квасили. Но сейчас они еще не были похожи на тех хронических алкоголиков, какими я увидел их десятью годами позже, придя на работу в больницу.

— Молодой человек, присаживайтесь ко мне, — предложил Голиков.

В следующие полчаса он дотошно выяснял подробности моей биографии, затем начал проверять психический статус.

Капустин, тем временем, интенсивно заполнял гору историй болезни, лежащих перед ним.

На нас он обратил внимание, когда его коллега начал задавать мне различные загадки и поговорки, пытаясь определить степень дебильности.

Естественно, я отвечал ему правильно. А потом предложил

-Давайте доктор я вам тоже загадаю загадку.

Оба психиатра засмеялись, показав, что они ничего не имеют против такой просьбы.

-Худенькую, тоненькую, пятеро держат, пятеро дырочку ищут, двое наблюдают, кто это такая? — спросил я.

Доктора недоуменно начали переглядываться, явно они такой загадки не слышали.

— Ну, ладно, говори, что это такое? Первым не выдержал заведующий.

-Иголка, — ответил я.

Доктора заржали, потом Капустин махнул рукой.

-Все с тобой ясно, иди на хрен отсюда. Проведем стандартное обследование и выпишем. По нашим делам все у тебя в порядке.

Когда обследуемый парень вышел из кабинета. Капустин перестал смеяться и заявил:

— Абраша, достал со своими диагнозами, нам, что, больше делать нечего, как этих допризывников у себя держать? Сегодня же на него телегу накатаю главному, пусть разбирается.

Этого парня по идее надо в неврологию переводить и там обследовать. Ну ладно, раз уж он к нам попал, придется на вопросы военкомата отвечать..

Голиков робко заметил

-Николай Григорьевич, так доктор Кацман этот диагноз почти два года назад поставил. Сейчас у него ляпов намного меньше стало.

-Все равно напишу, — буркнул Капустин. — Надоело его грехи исправлять.

Помолчав, он достал ополовиненную бутылку водки, спрятанную за письменным столом набулькал по четверти стакана себе и Голикову, из ящика достал блюдце с нарезанным лимоном и предложил:

-Ну, что, Лёва, накатим по песят, за все хорошее. Кстати, загадку про иголку запиши, пока не забыли. Завтра Авдеева на работу выйдет, ей расскажу.

Закусив ломтиком присыпанного сахаром лимона, доктора снова взялись за истории болезни.

Интермедия

Прошло несколько дней, как Виктор Гребнев поступил на обследование и сейчас его лечащий врач разбирался с его результатами.

— Николай Григорьевич, послушай, тут проблемы у меня нарисовываются, — обратился он к Капустину. Тот, оторвавшись от чтения газеты, раздраженно спросил:

— Ну что там у тебя опять не так?

— Понимаешь, на рентгеновском снимке черепа у парня немного расширено турецкое седло, рентгенолог пишет, что, скорее всего за счет увеличения задней доли гипофиза. Притом никаких костных эрозий он не видит.

-А, ерунда! — махнул рукой заведующий, внимательно разглядывая снимок, -после тяжелой травмы можно и не такое увидеть, по мне так на опухоль не тянет.

— А вот еще данные ЭЭГ, — Голиков подсунул начальнику длинную ленту с кривыми линиями и заключение.

— Ха, а это уже интересно! — воскликнул Капустин. — У него оказывается битемпоральные очаги судорожной активности в височных долях. А он хоть раз упоминал об эпилептических приступах?

-Да, в том и дело, что нет, — сообщил Голиков. — Ни он, ни мать о подобных приступах не упоминают.

-Ну что же, — глубокомысленно подвел итоги зав отделением. — Допризывника мы обследовали полностью и со стопроцентной гарантией можем написать, что психопатологии, девиации поведения и умственной отсталости не обнаружено. Однако в связи с выраженной неврологической симптоматикой необходим перевод больного в неврологическое отделение для уточнения имеющейся патологии и определения возможности призыва в армию.

Мда, долго я в психиатрии не задержался. Надо сказать, обследовали меня там по стахановски. Прошла всего неделя и вот я снова еду в автобусе, на этот раз к себе домой. В авоське кроме моих вещей лежат еще свернутые в трубку и заклеенные черной бумагой сопроводительные документы. Завтра предстоит новая госпитализация, на этот раз уже в свою больницу. Что интересно накопали доктора, раз направили в неврологию? Ну, ладно, сейчас приеду домой и внимательно ознакомлюсь с результата обследования. Лева Голиков, заклеив их бумагой, наивно думает, что я туда не полезу, а зря.

Приехав домой, первым делом отправился в душ. Надо же отмыться от недельного пребывания в старом деревянном здании с печным отоплением и туалетом типа очко.

Перекусив, чем бог послал и, заварив чайку покрепче, я развернул документы и приступил к чтению эпикриза.

Результаты обследования не радовали. Оказывается, я эпилептик, и хуже того, не исключено, что у меня имеется опухоль гипофиза.

Удивляло только одно, почему при таких изменениях в головном мозгу я чувствую себя прекрасно, и меня ничего не беспокоит.

Мысль пришла в голову неожиданно, возможно, благодаря этим изменениям мне удается изменять свойства лекарств.

Настроение, конечно, упало капитально. Весь вечер я размышлял о своих болячках и их последствиях. Увы, никакого МРТ еще не существует и на приличное обследование рассчитывать нечего.

В итоге вытащил из бара початую бутылку коньяка и хлопнул с расстройства почти стакан.

Коньяк помог. Уснул я практически сразу и не просыпался до утра.

Утром, как ни странно, настроение улучшилось. Позавтракал овсяной кашей и отправился на очередное обследование. В больнице первым делом заглянул в аптеку и порадовал коллег тем, что мытарства в психиатрии закончились, крыша у меня не едет, но теперь придется какое-то время пролежать в неврологии.

Соломон тут же затащил меня в кабинет и, выспросив все, что его интересовало, предложил поработать над очередной партией порошков, дожидающихся моего появления.

Манипуляцию я проводил не задумываясь, на автомате, благодаря долгой практике. По привычке прикинул, что мог бы повторить такую операцию еще раза четыре.

— Конечно, опухоль гипофиза растет, и силы прибывают, — снова пришла в голову неприятная мысль, сопровождаемая мурашками по спине.

И хотя явной связи между предполагаемой опухолью и моими способностями никто не доказал, думать об этом было