Не гони лошадей - Светлана Алешина

— Точно, а я-то вспоминала, где фамилию эту слышала — Коган. Я же поговорить с ним собиралась, а он в командировке был. Только что это нам с вами дает? — вздохнула я. — Марину нам эта информация разыскать не поможет, но поговорить, конечно, нужно. Съездите?

Кряжимский молча начал собираться. Я пошла к себе в кабинет, разобраться с письмами и текущими делами. Мне сильно не хватало Марины, надеюсь, она жи… Я тут же одернула себя — не расслабляться, выкинуть из головы то, что мешает сосредоточиться. Надо глотнуть горячего кофе и работать.

Я достала подозрительно легкую банку, в которой у нас обычно хранился молотый кофе, и заглянула внутрь. Так и есть, вернее, ничего нет. Марина всегда следила за тем, чтобы под рукой у каждого из нас было все необходимое, мы воспринимали это как должное, не задумываясь над тем, откуда появляется сахар, кофе…

— Сергей Иванович, — позвала я Кряжимского, — а куда у нас Роман подевался?

— Роман? Так он мне сказал, что вы его послали в Фабричный район осторожненько разузнать обстановку. Он с утра туда и отправился. Оделся подобающе… Сказал, что все местные молодые люди так наряжаются.

О, боги, боги мои! Только не это, я ведь запретила ему строго-настрого, никакой самодеятельности. Если Марина на самом деле у Когана, то Ромке несдобровать… А если нет? В этом случае тоже. Что же делать? Обращаться в милицию? Но ведь пока ничего не случилось. Вот именно, пока! Ехать искать его в Фабричный район? Бесполезно. Район огромный, а группировка — не пионерский отряд, эти ребятки с транспарантами и лозунгами не прогуливаются. В чувство меня привел Виктор, вернувшийся из типографии с пачкой плакатов в руке.

— Роман пропал, поехал искать Когана, — едва сдерживаясь, произнесла я.

— Давно? — спросил он, раскладывая плакаты с фотографиями Марины и Анатолия Аркадьевича.

— С утра, — произнесла я вслух, а про себя подумала, что придется Виктору еще одну партию заказывать — с фотографией Романа.

— Подождем до вечера, — сказал Виктор, — а потом сообщим в милицию и будем искать.

Однако искать Ромку не пришлось. Через час, чумазый, но довольный, на пороге редакции появился он сам.

— Нашелся! — вырвалось у меня. — Тебе кто разрешил заниматься поисками? — грозно спросила я, едва сдерживаясь, чтобы не оттаскать его за вихры. — Дождешься ты у меня… — погрозила я пальцем.

— Чего это вы, Ольга Юрьевна? — обиделся Роман. — Я просто по Фабричке прокатился и ничего такого запрещенного не делал… Походил, посмотрел.

— Ромка, прекрати меня обманывать, по глазам вижу… — попыталась надавить я на психику парня. — Честное слово. Просто прогулялся там. Узнал, где братва собирается, и все.

— Ну и что ты узнал, сыщик? — спросила я, закуривая.

— Пацаны собираются на заброшенном стадионе «Молния», если какие задания бывают, к ним из братвы приходят… Вот и все, а вы что-нибудь выяснили, Ольга Юрьевна?

Я рассказала все, что узнала.

— Понятно, брать этого Когана за жабры нужно! — выпалил Роман. — Это он и Марину, и Вассермана похитил, чтобы они про икону не могли никому рассказать. В милицию идти не надо, нет. Надо напасть на них и… — наше юное дарование лихо выдало на-гора очередную сногсшибательную идею.

— Ага, и всех перебить голыми руками. А ведь у нас нет прямых доказательств того, что Коган причастен к похищениям. Это только мы с вами знаем, что без него не обошлось.

— А что, если поменять Марину и Вассермана на картину, — продолжал гнать пургу Роман. — Скажем, что картина у нас, устроим засаду и цап…

— Останемся и без картины, и без Марины. Коган не такой дурак, чтобы оставлять свидетелей в живых. Да и с нами он обязательно постарается разделаться, — снова остудила я его пыл.

— Что же нам делать? — уныло произнес Роман, откровенно разочарованный тем, что военные действия пока отменяются.

— Попить кофе и все хорошенько обдумать. Потом нужно расклеить листовки.

— Кстати, Ольга Юрьевна, я тут по дороге кофе купил, не знаю, тот ли, — сообщил вдруг появившийся на пороге Сергей Иванович.

Кряжимский, вероятно, слышал мои сегодняшние сетования по поводу пустой банки кофе. Все-таки удивительный человек Сергей Иванович. Все замечает, внимательный, деликатный.

— Сергей Иванович, что там у младшего Когана? — поспешила я с вопросом.

— Брата он не видел, ничего о нем не знает. Молодой человек занимается наукой, пишет диссертацию о волжском купечестве. Ничего о его деятельности или месте пребывания сказать не может. Мне показалось, что его все эти расспросы очень нервируют. Это понятно, приятного мало.

Не густо. В полном унынии мы отправились пристраивать плакаты, в надежде, что они, вернее, обещанное вознаграждение, сыграют свою роль. Я с Ромкой поехала по отделениям милиции, Кряжимский взял на себя государственные учреждения, чаще всего посещаемые людьми: больницы, поликлиники, собесы. Виктор должен был проехать по базарам, вокзалам, железнодорожному и автобусному вокзалам, оставить плакаты в аэропорту, на всякий случай. Мы, конечно, не думали, что кого-нибудь из пропавших вывезут из города таким образом. Гораздо удобнее и проще использовать машину. Но кто-нибудь из встречающих или провожающих мог иметь какие-нибудь сведения о них.

Я вернулась в то отделение милиции, в котором оставила заявление о похищении Марины, с намерением узнать, как идут поиски. Меня направили к некоему Пелесову, занимавшемуся такого рода делами. Очередь, хоть и небольшая, тянулась бесконечно долго. В коридоре, плохо освещенном тусклой голой лампочкой, с давно не крашенными стенами и поцарапанным полом, я чувствовала себя довольно неуютно. Жесткие, неудобные стулья своим противным скрипом только усиливали отчаяние и безнадежность. По коридору, абсолютно не замечая сидящих, сновали люди с папками, занятые своими важными делами. До нас и наших проблем, бед и несчастий им не было дела.

Наконец-то подошла моя очередь. Я раскрыла дверь в кабинет и громко поздоровалась, хозяин кабинета что-то буркнул в ответ, предложил присесть на стул, стоявший у стола. Это был немолодой мужчина с блеклыми уставшими глазами и нездорового серого цвета лицом. От всего его облика, от стола, заваленного бумагами, какими-то папками, от пепельницы, полной окурков, веяло все той же безнадежностью.

— Так, Ольга Юрьевна, я вас внимательно слушаю, — произнес мужчина, прочитав мою фамилию в удостоверении, которое я раскрыла перед ним. — Жалоба? — почти утвердительно спросил он.

Меня передернуло, он, вероятно, даже не представлял, зачем я пришла.

— Нет, не жалоба, я писала заявление и хочу знать, как идет дело.

Пелесов коротко кивнул и порылся на столе, стараясь в этих завалах отыскать нужный документ.

Я решила ускорить процесс:

— У меня похитили подругу, Марину Широкову. Похищение совершено из ее квартиры…

— Ну почему сразу так? — поморщился мужчина. — Ведь ничего еще не ясно. Будем пока говорить только о пропаже.

— Ага, а про похищение начнем говорить, когда мне по почте ее ухо пришлют или вы ее труп обнаружите? — разозлилась я.

— Ну зачем вы так, Ольга… Юрьевна, — произнес он с запинкой, припоминая мое отчество. — Выясним все детали…

— Когда? — раздраженно спросила я, доставая сигареты.

— У нас не курят, — произнес Пелесов, указывая на табличку, засиженную мухами, висящую на стене.

Я пропустила его слова мимо ушей, полная окурков пепельница была гораздо убедительнее его слов.

— Послушайте, так просто вы от меня не отделаетесь, если будет нужно, я все ваше управление на ноги подниму!..

На Пелесова моя угроза не произвела никакого впечатления, он совершено спокойно продолжал искать затерявшийся документ.

— Ольга Юрьевна, если это, как вы говорите, похищение… Кто мог бы стоять за этим? Как вы думаете? — спросил он.

Я попыталась как можно более понятно изложить суть своих подозрений, рассказала об исчезновении Вассермана — в этом месте Пелесов поморщился еще раз, подумав, надо полагать, что я ненормальная, которой везде мерещатся похищения, — о появлении в жизни Марины Когана и даже об иконе.

Пелесов слушал, время от времени кивая головой. Потом поднял глаза и произнес:

— Спасибо, Ольга Юрьевна. Мы проверим факты, вызовем кого следует. До свиданья, — добавил он, давая понять, что наш разговор закончен.

Однако по его лицу я поняла, что совершенно зря потратила время. Большие часы над его головой показывали без пяти шесть. Рабочий день Пелесова почти закончен. Сейчас он соберется домой, поужинает и сядет перед телевизором, смотреть что-нибудь про ментов.

Я вышла из его кабинета со смешанным чувством злости и бессилия. Куда теперь? В редакции никого нет, домой не хотелось. Я казалась себе совершенно одинокой, хотя на отсутствие друзей и знакомых в этом городе мне грех жаловаться. Однако идти к кому-то, делать вид, что у тебя все хорошо, слушать ерунду, болтать о чем-то я не могла. Ладно, поеду в редакцию. Там всегда найдется, чем занять голову и руки. Не мешает просмотреть макет очередного номера, нельзя же всю работу на Кряжимского сваливать.