Убийство в лабиринте - Robert van Gulik

– Я тебе этого не поручал, – сухо заметил судья.

Фан бросил на дочь сердитый взгляд.

Черная Орхидея покраснела и быстро продолжила:

– В одном из ящиков я нашла пачку стихов, написанных молодым хозяином. Литературный язык слишком труден для меня, но из тех строчек, что мне удалось понять, я решила, что содержание их крайне необычное. Я принесла эту пачку сюда, чтобы показать вашей чести.

Молвив это, Черная Орхидея тонкой своею рукой извлекла из широкого рукава халата связку бумаг и вручила их судье с почтительным поклоном.

Судья Ди лукаво глянул на негодующего Фана, а затем принялся быстро просматривать бумаги.

Отложив их в сторону, он сказал:

– В этих стихах говорится о преступной любовной интрижке, причем в таких страстных выражениях, что это даже хорошо, что ты не можешь их понять. Письма – в том же духе и подписаны «Ваш раб Дин». Очевидно, молодой Дин писал их просто для того, чтобы дать волю своей страсти, поскольку они так и не были отправлены.

– Вряд ли молодой хозяин писал эти письма такой ученой крысе, как его женушка, – заметила Черная Орхидея.

Отец заткнул уши и закричал:

– Не смей говорить, когда тебя не спрашивают, нахалка!

Повернувшись к судье, он добавил извиняющимся тоном:

– Это все потому, что нет с нами моей милой женушки, чтобы воспитывать ее, ваша честь!

Судья Ди улыбнулся.

– Когда мы покончим с расследованием этого убийства, староста, – сказал он, – я найду подходящую партию для вашей дочери. Ничто не воспитывает юную девицу лучше, чем домашние заботы.

Фан почтительно поблагодарил судью. Черная Орхидея была явно взбешена, но не рискнула возражать.

Постукивая по бумагам указательным пальцем, судья Ди сказал:

– Немедленно снимите копию, а затем положите эти бумаги на место. Ты сделала все правильно, девица Фан. Держи по-прежнему глаза и уши открытыми, но больше не заглядывай в ящики и шкафы.

Как только Фан и его дочь ушли, судья призвал Дао Ганя.

– У меня здесь одно собрание писем и стихов, – сказал он. – Тщательно скопируй их. И попытайся найти среди этих излияний страсти какой-нибудь ключ к личности предмета, к которому они обращены.

Дао Гань пробежал взглядом по строчкам и удивленно поднял брови.

Глава тринадцатая. Да Кей развлекает почтенного гостя за чаем; судья Ди решает вновь посетить библиотеку генерала Дина

Судья отправился в усадьбу Да Кея, взяв с собой только десятника Хуна и четырех приставов.

Когда его паланкин несли через украшенный резьбой мраморный мост, он с восхищением посмотрел на девятиярусную пагоду, возвышавшуюся посреди лотосового пруда.

Затем процессия повернула на запад и следовала вдоль реки, пока не достигла пустынного юго-западного квартала города.

Дом Да Кея стоял отдельно от остальной застройки на пустыре. Судья обратил внимание, что он обнесен довольно внушительной стеной. Он также отметил, что место это находится недалеко от Речных Врат: в этой части города, опасаясь набегов варваров, старались строить защищенные дома.

Как только десятник постучал в главные ворота, двойные створки тотчас же распахнулись. Два привратника церемонно раскланялись, и паланкин судьи внесли во внутренний двор.

Когда судья сошел, толстяк среднего роста поспешно сбежал по лестнице парадной залы. У него было широкое, круглое лицо с короткими, заостренными усиками. Его маленькие глазки бегали под тонкими бровями, он быстро шевелил пухлыми ручками и без остановки тараторил. Почтительно поклонившись, он сказал:

– Мое ничтожное имя – землевладелец Да Кей. Посещение вашего превосходительства большая честь для моего бедного обиталища. Соизвольте заглянуть к нам.

Да Кей провел судью по лестнице в парадную залу и предложил ему занять почетное место перед широким, похожим на алтарь, столом возле задней стены.

Судья Ди с первого взгляда оценил утонченное и сдержанное убранство залы. Он догадался, что потемневшие старинные кресла и столы, прекрасные картины на стенах, несомненно, происходят из собрания старого наместника Да.

Пока слуга наливал чай в дорогие фарфоровые чаши, судья начал:

– Я всегда соблюдаю обычай навещать влиятельных людей в том уезде, где я назначен начальником. В вашем случае визит особенно приятен, поскольку я давно мечтал познакомиться с сыном такого прославленного сановника, каким был покойный наместник Да Шоу-цзянь.

Да Кей вскочил с кресла и поспешно три раза раскланялся перед судьей; присев обратно, он быстро затараторил:

– Десять тысяч благодарностей вашей чести за добрые слова! Да, мой покойный отец был прекрасным человеком, замечательнейшим. Какое несчастье, что его ничтожнейший сын недостоин такого великого отца! Увы, истинный талант дает нам только Небо, хотя от наших прилежных занятий зависит, разовьется ли он. Но если, как в моем жалком случае, дарование отсутствует, то долгие упорные занятия не принесут никакого плода. Но я надеюсь на то, что мне зачтется хотя бы способность осознать собственную бездарность. За отсутствием талантов, ваша честь, я никогда не осмеливался претендовать на высокий чин. Живу себе поживаю, пекусь о моих домах и землях.

Да Кей заискивающе улыбнулся, потирая свои пухлые ручки. Судья Ди открыл рот, чтобы что-то сказать, но Да Кей снова затараторил:

– Мне ужасно стыдно, что не могу развлечь ученой беседой такого образованного человека, как ваша честь. Это позор, ведь такое знаменитое лицо снизошло до посещения моего бедного жилища! Я смиренно поздравляю вашу честь с успешным задержанием этого негодяя Цзянь Моу. Какое великолепное деяние! Прежние начальники никак не могли его укротить. Прискорбное положение дел! Я прекрасно помню, как мой досточтимый отец часто неодобрительно высказывался о низкой нравственности нового поколения чиновников. Ваша честь, разумеется, в этом смысле исключение. Я хотел только сказать что всем известно, как…

Да Кей на мгновение замялся. Судья Ди быстро перебил его:

– Покойный наместник, должно быть, оставил вам немалое состояние?

– О да, конечно! – ответил Да Кей. – Какое несчастье, что я родился таким тупым! Все мое время почти без остатка уходит на управление имением. А арендаторы, ваша честь, арендаторы! Вообще-то они – местные люди, я бы сказал даже честнейшие, но эти постоянные просрочки платежей! А местные слуги – какое разительное отличие от столичных! Я всегда говорю, впрочем, что…

– До меня дошли слухи, – твердо сказал судья Ди, – что у вас есть очаровательное сельское поместье неподалеку от восточных врат?

– Ах да, – ответил Да Кей, – конечно, это отличное, отличное местечко.

Внезапно вся его разговорчивость куда-то подевалась.

– Как-нибудь, – сказал судья Ди, – я бы хотел побывать там, чтобы взглянуть на прославленный лабиринт.

– Какая честь! Какая честь! – возбужденно воскликнул Да Кей. – К несчастью, имение слегка запущено. Я хотел перестроить тамошний дом, но мой почитаемый отец так обожал его, что сделал особое распоряжение: ничего в доме не трогать и не менять. Да, ваша честь, я человек глупый, но сыновней почтительности мне не занимать. Мой отец пользовался услугами одной пожилой пары: милые люди, но содержать поместье в порядке уже не в состоянии. Но вы же знаете, старые слуги, лучше их не тревожить, оставить там, где они привыкли жить. Я сам туда никогда не езжу, так что, ваша честь, сами понимаете, внезапный визит…

– Этот лабиринт очень меня интересует, – терпеливо разъяснил судья Ди. – Именно лабиринт, и ничего больше. Говорят, очень хитроумное сооружение. Вы были внутри?

Маленькие глазки Да Кея беспокойно забегали.

– Нет, хотя, конечно… Нет, я никогда не углублялся внутрь. Если хотите знать правду, ваша честь, мой отец относился к этому лабиринту с каким-то особенным чувством и никогда не позволял никому входить в него.

– Я полагаю, – равнодушно заметил судья, – что вдова покойного наместника знала секрет лабиринта?

– Как это печально! – вскричал Да Кей. – Вашей чести должно быть известно, что моя мать умерла, когда я был еще очень юн. Какое это было несчастье! После долгой, мучительной болезни!

– Извините, но я имел в виду, – сказал судья Ди, – вторую жену генерала, вашу мачеху.

Да Кей снова с поразительным проворством спрыгнул с кресла. Бегая перед судьей по зале, он воскликнул:

– Какое печальное событие! Как нехорошо, что нам приходится вести об этом речь! Ваша честь должны понимать, как тяжело для преданного сына признавать, что его почитаемый отец способен совершить ошибку. Ошибку, объяснимую, конечно, только его снисходительностью и доверчивостью к людям. Увы, ваша честь, мой отец позволил обмануть себя порочной и хитрой женщине. Она преуспела в том, чтобы заставить отца пожалеть ее и жениться на ней. Ах, эти женщины! Вместо того чтобы ответить отцу благодарностью, она изменила ему с каким-то молодым прощелыгой. Прелюбодеяние, ваша честь, преступление мерзкое и отвратительное! Отец знал обо всем, но страдал в молчании. Даже со мной, со своим единственным сыном, он не поделился своей печалью. Только на смертном одре, произнося последние слова, он разоблачил это чудовищное предательство!