Майенн - Эдвин Табб

— Люби меня, — произнесла она, дрожа. Чом вскрикнул, словно раненное животное, страдающее от боли. Его тело дрожало, мускулы сводило судорога, на щеках выступили пятна лихорадочного румянца, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он пытался сопротивляться сдавливающим его рукам, напряженно и обреченно одновременно, затем вдруг расслабился и остановил взгляд на лице мучительницы.

— Это не то, — отчетливо произнесла она, — это совсем не так.

— Моя госпожа, — прошептал он, — пожалуйста! — Она отпустила его, и он отступил назад, вытирая воротом рубашки выступившие на глазах слезы.

— Постановка вопроса требует уточнения, — произнесла она, — чтобы быть искренней, любовь должна оказаться очень сильной, это я уже поняла. Но любовь принимает слишком много форм, выражается в совершенно разных ситуациях, и какая форма — самая верная? Чтобы ответить на это, я задумала провести глубокий и всесторонний эксперимент. Он позволит дать окончательное заключение и ответит на мой вопрос.

— Подожди, — вдруг произнес Харг. Он выступил вперед, невысокий, стареющий, но кажущийся в эту минуту удивительно мужественным и полным достоинства. — Выслушай меня, Лолис… Тормайл, не знаю, как правильнее. Может, я просто несчастлив, но ни одна женщина и раньше не хотела делить свою жизнь со мной, да и я никогда особенно не страдал по какой-то из них. То есть, я не любил настолько, что готов был бы отдать жизнь за это счастье. А мне кажется, что именно этого тебе и хочется. Поэтому, давай отойдем от всей этой лирики и решим все вопросы более конкретно: так или иначе. Поворот карт. У тебя окажется карта более высокого достоинства — и ты сделаешь с нами всеми все, что пожелаешь. Если выиграем мы — ты отпускаешь нас. Быстро, просто и конкретно. Ты согласен?

— Игра в карты, удача, — сказала она с улыбкой, — тест на то, что вы называете удачей, везением. Неужели вы все согласны участвовать в подобном?

— Да, — быстро сказал Дюмарест, — мы согласны. — Он поймал руку Чома, когда тот уже открыл рот, собираясь протестовать, и сжал ее. Посмотрев на Дароку, он уловил в его взгляде неожиданную догадку. Это был реальный шанс, они не имели права упускать его. Харг прекрасно все сформулировал, и теперь им оставалось только ждать решения Тормайла.

— Харг слишком увлечен законами теории вероятности и удачи, — произнес Тормайл-Лолис, — и для него удовольствие заключено в выигрыше, в победе. Удача — его истинная госпожа, а фортуна — божество. Странная вещь, — нараспев произнесла она, — что образованный человек может возводить в абсолют такие призрачные понятия. Хотя эта концепция заслуживает того, чтобы над ней поразмыслить. Но игрок в данном случае не прав. Ведь ему нечего терять, а, значит, и ставить на кон.

Дюмарест сказал твердо:

— Ты слышал условия. Ты согласен играть?

— С игроком — да. Но не на его условиях. Каждый из вас должен испытать свою собственную удачу и судьбу. И если он проиграет, то я возьму только одну его жизнь, а не ваши. А если он выиграет, то я обещаю доставить его в безопасное и удобное место.

— Безопасное место? — Харг был в недоумении. — Что ты хочешь сказать?

— Планета, на которой ты сможешь выжить. Одна из обитаемых планет, населенная схожими с вами существами. — Она немного помолчала. — Айетт? Да, на планету, которую вы называете Айетт.

— А ты можешь сделать это?

Конечно, Тормайл это мог. Для всемогущего создания, сумевшего вытащить их беспомощный корабль из другой части Галактики и притащить его сюда, на край света, не было ничего невозможного. Харг задал вопрос просто так, чтобы подтвердить свои убеждения. Когда существо кивнуло в ответ, он начал перемешивать колоду карт.

— Стой, — жестко остановил его Эрл, — это ведь твоя жизнь, Харг. Помни об этом.

— Да, она моя. И я помню об этом с момента рождения.

— Не будь глупцом! — яростно вмешалась Мари, — идти к карточному столу с ощущением неизбежного проигрыша, как сейчас у тебя, — это верный провал! Ты же сам прекрасно знаешь это, как профессиональный игрок! Оставайся с нами и жди другой возможности. Ведь если ты проиграешь, то уже будет поздно возвращаться назад! — она сжала губы, чувствуя свое бессилие переубедить его, видя, как он расчищает стол для карт. Она попыталась снова: — Ты помнишь наш уговор? Доля от доходов в новом доме? Харг, остановись. Пожалуйста, не делай этого.

Он, не обращая внимания на ее призыв, тасовал колоду. Протянув ее Тормайлу, он сказал:

— Выбирай.

— Ты — первый.

Харг резким движением вынул одну карту снизу колоды, уповая на удачу, за которой он безуспешно гонялся всю свою жизнь и, не глядя, опустил ее на стол. Затем он протянул колоду девушке, напряженно ожидая ее выбора; дыхания его не было слышно, пот выступил над пухлой верхней губой.

— Дама! — выдохнул Харг, глядя на ее карту. Затем перевернул свою и громко рассмеялся. В его смехе была боль и покорность судьбе. — Джокер! Ну что ж, я всегда был глупцом и шутом в своей жизни. Твои действия, Тормайл?

И Харг начал умирать. У всех на глазах… Он умирал медленно, мучительно и страшно. Его тело словно съеживалось, уменьшалось, раздираемое изнутри на кусочки жесточайшей болью. Его лицо отражало страшные муки, страдания и отчаяние. Дыхание было прерывистым, тяжелым; он громко застонал в агонии…

Дюмарест поднялся на ноги. Его лицо было почти черным, когда он поднял одно из копий и, примерившись к его длине и весу, изо всех сил бросил его, направляя острие в сердце корчившейся массы, которая еще недавно была его живым и теплым спутником. Копье глубоко вонзилось в то место, где должно было быть сердце Харга. Тело мгновенно осело на землю, и наступила пронзительная тишина…

Дюмарест поднял окровавленное копье и с ненавистью метнул его в улыбающееся лицо Тормайла-Лолис.

Наконечник, обагренный кровью Харга, разлетелся на мелкие кусочки, а древко, не долетев, упало вниз, словно натолкнувшись на невидимый барьер…

Тормайл произнес негромко:

— Это уже второй раз, когда ты пытаешься применить оружие против меня, Эрл. Неужели ты никогда не научишься чему-либо?

Мари, задыхаясь, вскочила на ноги, сжимая кулаки в бессильной ярости. Она направилась к Тормайлу, выплевывая ему в лицо слова, полные страдания, боли и ярости:

— Ты — грязное, бессердечное животное! Ты — зверь и садист! Будь ты проклят! Как ты мог сделать такое?

Тормайл спокойно ответил, глядя ей в лицо:

— Мы играли, и он проиграл.

Потом он повернулся к Эрлу, и заинтересованно спросил его: — Ты убил его. Из любви?

— Это было милосердие и сострадание. То, что тебе не дано понять никогда.

— Потому что он испытывал боль и мучения? Вам следовало оставить его одного. Он все равно не сознавал полностью, что с ним происходит. Я преобразовывал материю, из которой было создано его тело, пытался придать ей иную форму. Это был эксперимент для выяснения, насколько ваша структура гибка и способна быть изменяема. А теперь, похоже, мне придется запастись новым материалом, — его рука поднялась, указывая на Тека Кволиша, — им будете вы.

Тек исчез. Тормайл повернулся к Майенн: — И вы. — Майенн исчезла также. Взгляд Тормайла-Лолис остановился на Карне и Мари: — Вы тоже.

Они пропали, словно испарившись.

Тормайл исчез…

* * *

Дарока пытался поддерживать слабый огонь, подкладывая в костер сухие листья и щепки, придвинувшись как можно ближе к дарящему тепло огню, как это делали давным-давно его предки, которым огонь давал возможность уцелеть и выжить. Напротив него сидел Сак Кволиш и, спрятав лицо в ладонях, оплакивал своего брата.

— Да, дело — дрянь, — пробормотал Чом, глядя на Дюмареста, перебиравшего копья, — Харг умер, и от него не осталось даже пятнышка на поверхности этой проклятой планеты. Может это предостережение, а? Харг хотел оказаться умнее, но он не учел того, что имел дело отнюдь не с неопытной и наивной молоденькой девушкой, а с всемогущим планетарным мозгом. Похоже, пытаться играть с этим разумом — пропащее дело!

— Но он все-таки попытался, — тихо ответил Эрл.

— Да, попытался. Но проиграл и умер с твоим копьем в сердце. Наверно, ты все-таки поспешил, Эрл. Надо было подождать немного. Если Лолис-Тормайл сказала правду, то он мог бы быть жив сейчас. Он бы был другим, но живым.

— Живым, и похожим на что? — Дюмарест резко отбросил два копья и взял другие. — На существо, копошащееся в грязи? Или став отталкивающим уродом?

— Он принял смерть честно, — сказал Дарока, — ни один человек не сможет пожелать себе лучшего. Если со мной случится что-либо похожее, я надеюсь, что рука Эрла не дрогнет и он проявит то же сострадание и ко мне. — Дарока зябко повел плечами и придвинулся ближе к огню, — мне это кажется, или действительно становится все холоднее?