Фрам — полярный медведь - Чезар Петреску

Хмурая окраска неба на юге доказывает, что вода там свободна от льда. И в самом деле, мы слышим, к нашей радости, рев яростных волн. В шесть часов останавливаемся.

Мы снова перед свободным, ожившим, одухотворяющим морем. Какая радость слышать его знакомый рев после того, как мы так долго видели его скованным тяжелым стеклянистым панцирем!

Каяки спущены на воду; примкнуты борт к борту; паруса подняты… Теперь вперед!..

Под вечер мы высаживаемся на кромке берегового льда, чтобы размять ноги, затекшие после долгого путешествия в каяке.

Разгуливаем взад и вперед возле каяков. Морской ветер спал; кажется, он все более заворачивает к западу. Интересно, сможем ли мы продолжать плавание при таком ветре? Чтобы удостовериться в этом, залезаем на ближайший торос… Вглядываюсь в горизонт.

— Каяки унесло!.. — кричит Иогансен.

Бежим со всех ног к берегу. Каяки уже далеко, их быстро уносит в открытое море: веревка, которой они были привязаны, порвалась.

— Держи часы!.. — говорю я Иогансену.

И мигом скидываю одежду, которая помешает мне плыть. Но раздеться совсем не решаюсь — боюсь судороги. Прыжок — и я в воде!

Ветер дует с суши и быстро гонит каяки в открытое море. Вода ледяная, одежда стесняет движения, а каяки все более отдаляются.

Я не только не догоняю их, а наоборот, отстаю. Поймать их мне представляется почти невозможным.

Но они уносят с собой последнюю надежду на спасение и все, что мы имеем. У нас не осталось даже ножа. Утону ли я или вернусь на берег без каяков — результат будет тот же: неминуемая гибель для обоих.

Я упорствую и делаю отчаянное усилие. Только такой ценой мы еще можем спастись. Когда устаю, ложусь на спину. В этом положении мне виден Иогансен, который нетерпеливо топчется на льду. Бедняге не стоится на месте: положение его действительно ужасно, потому что, с одной стороны, он лишен возможности прийти мне на помощь, а с другой — у него нет ни малейшей надежды на успех моих усилий. Броситься в воду за мной не имело никакого смысла. Позже он говорил мне, что это ожидание было самым мучительным моментом в его жизни.

Снова плывя на груди, я увидел, что каяки от меня недалеко. Это придало мне сил, и я еще отчаяннее заработал руками и ногами. Ноги, однако, начали неметь: скоро я больше не смогу ими двигать…

Между тем расстояние все уменьшалось. Если я выдержу еще несколько мгновений, мы спасены. Итак, вперед!.. Я все больше приближаюсь к каякам. Еще одно усилие, и я буду в одном из них!

Наконец-то! Хватаюсь за лыжу, которая лежит в задней части каяков, и подтягиваюсь к ним. Мы спасены! Пытаюсь взобраться в каяк, но окоченевшее тело отказывается мне служить. Одно мгновение мне кажется, что все напрасно: я достиг цели, но она не дается мне в руки.

После этой страшной минуты сомнения мне все же удается занести ногу на нарты и вскарабкаться на них. Пользуюсь этой точкой опоры и сразу берусь за весло. Но тело мое так онемело, что я еле двигаюсь.

Нелегко мне было грести одному в двух каяках. Приходилось все время поворачиваться, делая гребок то направо, то налево. Конечно, если бы мне удалось разъединить каяки и грести только в одном, взяв другой на буксир, дело пошло бы куда легче. Однако в том состоянии, в котором я находился, такой маневр был невозможен: мороз сковал бы меня прежде, чем я успел бы это проделать. Лучшим средством согревания оставалась энергичная гребля.

Но я весь закоченел. Когда ветер дул с моря, мне казалось, что меня пронизывают тысячи копий. Мороз пробрал меня окончательно: я стучал зубами, дрожал всем телом, но решил не сдаваться — изо всех сил работать веслами. И мне это удалось!

Вдруг я увидел перед собой двух кайр. Соблазн был чересчур велик: я схватил ружье и одним выстрелом убил обеих птиц.

Иогансен рассказывал мне потом, как он перепугался, когда услышал этот выстрел: думал, что случилось несчастье и никак не мог понять, что я делаю. А когда увидел, что я гребу и показываю ему добычу, решил, что я, наверно, сошел с ума.

Наконец я добрался до берега, но меня отнесло течением далеко от того места, где я бросился в воду. Иогансен прибежал по кромке льда мне навстречу.

Я вконец обессилел. Тащусь, еле держась на ногах и лязгая зубами.

Иогансен раздевает меня, укладывает и накрывает всем, что только может найти. Меня продолжает трясти. Пока он ставил палатку и жарил кайр, я заснул. Когда проснулся, обед был готов. Упоительно горячий суп и чудесное жаркое стерли последние следы этого ужасного приключения, словно его вовсе и не бывало…

15 июня… Отправляемся дальше в час ночи. Погода тишайшая. Море кишит моржами…

Быстро подвигаемся вдоль берега. К несчастью, густой туман скрывает все и мешает разбираться в топографии… Прямо перед нами показывается морж. Иогансен, который гребет впереди на своем каяке, ищет укрытия за плавучей льдиной.

Пока я собираюсь последовать его примеру, морское чудовище бросается на мой каяк, стараясь опрокинуть его клыками. Сильный удар веслом по голове заставляет его повернуться. Однако он тут же повторяет атаку. Тогда я хватаюсь за ружье, но морж исчезает.

Но как раз когда я радовался избавлению от опасности, почувствовал, что мои ноги в воде. Оказывается, морж продырявил клыками дно каяка, который быстро наполняется водой. Едва успеваю выскочить на плавучий ледяной утес: каяк опрокидывается. Все же мне удается с помощью Иогансена вытянуть его на льдину.

Все мое имущество теперь плавает в каяке, наполненном водой. Боюсь, как бы не погибли наши драгоценные фотографические пластинки.

Длина пробоины — 15 сантиметров. Такая починка не шутка, особенно с тем скромным набором инструментов, которым мы располагаем.

17 июня… Было далеко за полдень, когда я проснулся и принялся за приготовление завтрака. Приношу воду для супа, развожу огонь, режу мясо, словом, налаживаю стряпню.

Затем вылезаю на ближайший торос и оглядываю окрестности.

Ветерок доносит с ближайшей суши гомон птиц, которые гнездятся в скалах. Слушаю этот звук, следя глазами за стаями кайр, которые кружат над моей головой; любуюсь белой полоской берега с черными пятнами скал.

Внезапно оттуда доносится собачий лай. Или мне показалось? Вздрагиваю и прислушиваюсь. Но ничего больше не слышно, кроме горластых птиц. Впрочем, нет: опять лай! Сомнений быть не может!

Тут я вспоминаю, что слышал вчера что-то похожее на два ружейных выстрела, но приписал этот звук сжатию льда.

Кричу Иогансену, что в этой части суши слышны собаки.

— Собаки? — машинально повторяет он спросонья. — Собаки?!

Он сейчас же встает и идет в разведку.

Мой спутник ни за что не желает мне верить. Он тоже слышал что-то вроде собачьего лая, но гомон птичьего базара заглушал все. По его мнению, меня просто обманул слух. Я, однако, уверен, что не ошибся.

За торопливым завтраком мы теряемся в догадках. Может быть, в этих местах находится какая-нибудь экспедиция? Если так, то кто это? Англичане или соотечественники? Что, если это та самая английская экспедиция, которая собиралась обследовать Землю Франца-Иосифа, когда мы отправлялись в плавание? Как нам тогда быть?

— Очень просто! — говорит Иогансен. — Мы проведем с ними денек-другой, а потом направимся к Шпицбергену. Иначе бог весть, когда мы попадем домой!..

В этом отношении я с ним совершенно согласен. Займем у англичан провизии, в которой мы так нуждаемся, и отправимся дальше.

Покончив с завтраком, я ухожу на рекогносцировку, а Иогансена оставляю сторожить каяки.

Теперь я слышу только гомон птичьего базара и пронзительные крики кайр.

Возможно, что Иогансен прав. Пожалуй, я и в самом деле ошибся.

Вдруг я замечаю на снегу следы. Они слишком велики для песца. Значит, здесь, в каких-нибудь ста метрах от нашего стана, прошли собаки. Почему же они не лаяли? Как это мы их не видели? А может, это все-таки следы песцов?..

В голове у меня странная путаница. Я перехожу от сомнения к уверенности, потом снова начинаю сомневаться. Неужели же сейчас настанет конец нашим сверхчеловеческим трудам, всем нашим страданиям и лишениям? Мне это кажется почти невероятным. И все же, быть может, это именно так.

Слышу лай, теперь уже гораздо более отчетливый, и повсюду вокруг вижу следы, которые могут быть только собачьими. Потом опять ничего, кроме гама крылатых стай. И меня вновь одолевает сомнение. Уж не сон ли все это?

Но нет! Это настоящие следы на настоящем снегу. Я вижу их своими глазами, касаюсь руками…

Если действительно экспедиция обосновалась в этих местах, куда мы добрались вчера, значит, мы находимся не на Земле Гиллиса или на какой-нибудь новой суше, как я думал, а на южном побережье Земли Франца-Иосифа, как мы и предполагали несколько дней тому назад.