Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2 - Харро фон Зенгер

Очевидно, в Евангелии отсутствуют ясные советы по этому поводу. Бессильна тут помочь и вся западная мудрость с ее научными дисциплинами. Хитрость на Западе, похоже, так и принадлежит к вещам, «о которых мы знаем, не зная их. Они дремлют в области бессознательного и должны быть выведены в сознание, чтобы мы действительно узнали их» (Хавьер Мари-ас). До тех пор пока нечто не получит словесного выражения, Оно остается неопределенным. Только слова придают четкие очертания более или менее скрытому кругозору нашего опыта. Недостающие в западном культурном пространстве слова для понятийной области хитрости предоставляет китайский каталог 36 стратагем. При этом я исхожу из предположения, что хитрость — это всеобщее явление, одно и то же как для западного мира, так и для Китая. Макс Вебер ошибается, когда усматривает в Китае высококультурное инаковое бытие, «совершенно противоположную систему регламентации жизни, просто другой мир». Заблуждается и швейцарский писатель Адольф Мушг (Muschg), утверждая: «Ratio китайца или ratio японца, т. е. диктуемые культурой очевидности того, как следует каждый раз поступать японцу, китайцу и т. д., в корне столь отлично от европейского ratio, что объединение или смешение различных rationes возможно только в сугубо отвлеченном плане и/или только в прагматических целях. В лучшем случае, например, в Целях разделения сфер влияния или устранения явлений, угрожающих жизни обеих сторон» («Das Private und der Weltlauf. Ober das Notwendige: ein Gespräch mit Adolf Muschg» [ «Частная жизнь и мир. О насущном: беседа с Адольфом Мушгом»], в Новой цюрихской газете, 9, 10.07.1994, с. 67).

С одной стороны, китайцы — это китайцы с их неповторимым, сугубо китайским культурным достоянием. Но вместе с тем они являются такими же людьми, как все люди с присущими всем им общечеловеческими чертами. К общечеловеческим чертам китайцев относится, без сомнения, и хитрость. За то время, что китайцы, не стесненные христианскими и иными западными предубеждениями, тысячелетиями исследовали хитрость, они выявили кое-что общечеловеческое. Итог китайского исследования хитрости — список 36 стратагем — имеет общечеловеческое значение. Он не знает ни пространственных, ни временных границ, не связан ни с системой общественного устройства, ни с национальной принадлежностью. С этой мыслью я писал и первый, и настоящий тома стратагем. Далее, я сознательно иллюстрировал стратагемы не только примерами из китайской истории и литературы, но и примерами из литературы и истории Запада, США, Африки, из мифологии германских стран, из Библии и т. д. Каждый западный человек может понять объясненные в первом и во втором томах китайские уловки без дополнительной подготовки. Овладевая китайским списком хитростей, перечнем из 36 стратагем, мы восполняем недостаток хитрости в западной мудрости. То, что не только китайцы могут чему-то научиться у европейцев, но и мы можем кое-что взять от них, установил уже Лейбниц (1646–1716):

«Всякая сторона располагает чем-то, что она могла бы сообщать другой к ее пользе…» [habetque utraque pars, quae alteri cum fructu communicare possit] (из Введения к Novissima sinica (1697). Перевод на немецкий Вернера Видмера. Новая цюрихская газета, 3–4.05.1980).

21. Вред, служение и шутка

Вслед за Фомой Аквинским я хотел бы с этической точки зрения различить три разновидности стратагем.

При стратагеме нанесения вреда разрушительное начало преобладает над созидательным. Пример — использование стратагемы 3 «Чужим ножом убить человека» Давидом, который таким образом убирает Урию с пути, чтоб заполучить его жену Вирсавию. Бог наказывает Давида за такое действие (см. 3.2). Разумеется, не всякая наносящая вред стратагема осуждается в Библии! «Неверный управитель» в Новом Завете получает одобрение, хотя и применяет стратагему 17 (стратагему приманки) лишь из своекорыстных побуждений — во вред своему господину (см. 17.45).

Пример стратагемы подшучивания — систематическое применение провокационной стратагемы 13 в телевизионном шоу «Понимаете ли Вы шутки? (Скрытой камерой)», посредством чего у жертв вызывали нелепую реакцию, а у зрителей смех, другой пример подшучивающей стратагемы предоставил австриец Вальтер Клир (род. в 1955), который весной 1990 г. под вымышленным именем Люцианы Глазер опубликовал рассказ «Конец зимы», одурачив массу критиков, «которые восхваляли напыщенный кич неизвестной писательницы» (Новая цюрихская газета, 8–9.08.1998, с. 44).

Стратагема услужения подчинена более высоким целям. Так, господь благословляет Юдифь на спасение своего народа с привлечением стратагем. Она отрубает голову охмелевшему Олоферну, тайно проносит ее в свой родной город и вывешивает на городской стене. Это зрелище настолько потрясает ассирийцев, что они, полностью деморализованные, отступают (см. 35. 8), — так одна-единственная женщина, без всякого военного опыта, победила целое войско — сделав это оружием слабых!

Но не являются ли стратагемы, к какой бы из трех этических категорий мы их ни причислили, сами по себе негожим средством, во всяком случае, с западной точки зрения? Вспомним к тому же слова цюрихского профессора философии Георга Колера: «Там, где нет [характеризующегося порядочностью и миролюбием] открытого мира, [где] отсутствуют рамки, «позволяющие надеяться, что всякий благоразумный субъект будет вести себя, не выходя за них» (Роулз), [там] в иных обстоятельствах здравый человеческий рассудок должен стать либо своекорыстно рассудительным и нравственно ущербным, либо предстать в облике героической, исключительной личности, которая Для большинства из нас слишком величественна и крайне обременительна» («Любыми средствами? Доводы Эноны [Οινωνη, нимфы, первой супруги Париса] о добродетели и упадке здравого смысла». Новая цюрихская газета, 7–8.11.1998, с. 70). К сожалению, не существует мира, где царит порядочность, миролюбие и благожелательность, где все без исключения люди «готовы забыть о себе и видеть в других равных себе» и где каждый человек самоценен, заслуживает безусловного уважения, и потому «запрещается использовать его ради достижения чужих целей». Реально существующий мир, скорее, таков, что «порядок и закон» там весьма часто оказываются на службе «победителя, кровью утвердившего свое право сильнейшего», и «правила игры» там определяют вовсе не наиболее нравственные личности, а сильнейшие, зачастую скрывающие свою власть. Западный земной рай всюду утвержденного кантонского категорического императива[74] — такая же утопия, как и китайское Великое единение. Поэтому, пока существует человек, будут и стратагемы. То, что в таком мире прибегающие к стратагемам будут «нравственно ущербными», как утверждает Г. Колер, — это далекое от реальности предубеждение западного человека, и излечиться от него смогут те, кто будет достаточно непредвзят, чтобы усвоить китайское искусство стратагем. Как говорил немецкий поэт Фридрих Шиллер (1759–1805):

«…не всегда возможностоль детски чистым в жизни оставаться,как учит совесть в глубине души.В борьбе вседневной против хитрых кознейи честному правдивым быть нельзя…»

(«Валленштейн», трилогия, ч, 2, «Пикколомини» // Шиллер. Валленштейн. Драматическая поэма. М.: Наука, с. 210).

22. От «Жэньминь жибао» до «Плейбоя»

Первый том многих Стратагем вышел на немецком языке 15 изданиями, он был переведен на китайский язык (по одному изданию в Шанхае и в Тайбэе), английский, французский, голландский, итальянский, португальский, испанский, русский и турецкий языки (общий тираж около 400 тыс. экземпляров), удостоившись рецензий на целый разворот, начиная от пекинской Жэньминь жибао, лондонской «China Quarterly», московской «Far Eastern Affairs», Тайбэйской «Sinorama», римской «Mondo Cinese», «Общественной Швейцарской Военной газеты» и до «Спорта», «Шпигеля» и «Плейбоя». Первый том, в котором содержатся только 18 из 36 стратагем, насчитывает более 400 страниц. В Китае также появляются подробные труды на эту тему, например, изданное Ван Си и Бо Хуа Полное собрание 36 стратагем (Саньшилю Цзи Цюаньшу, в трех томах, 1,14 млн. иероглифов, 1541 стр., 2-е изд. Пекин, 1996). Чаще, однако, в Китае выпускаются тоненькие книжечки о 36 стратагемах. Много раз переиздававшийся основополагающий труд У Гу по древнейшему Трактату о 36 стратагемах (36 стратагем с пояснениями. Чанчунь, 1987) включает 135 страниц и 103 000 иероглифов. Всего 111 страницами и 57 000 иероглифов обходится Ли Бинъянь, который составил самую популярную книгу о 36 стратагемах (Новое издание тридцати шести стратагем [ «Саныпилю цзи синьбянь», 1995], 12-е изд. Пекин, 1998, 1 163 100 экземпляров). Следует, однако, учитывать, что китайские читатели этих кратких книг располагают совершенно иным багажом знаний о китайской культуре вообще и культуре стратагем в частности, нежели европейцы. Если мы хотим действительно ознакомить европейцев с 36 стратагемами, требуются совершенно иные объемы книги.