Открытая дверь - Вера Александровна Колочкова

задержится.

– А, понятно… Понятно, на какой работе он задержится… Скажи, мам, ты все это терпишь потому, что он тогда на тебе женился, да? Но ведь это очень трудно терпеть, наверное… Невыносимо… И не рассказывай мне сейчас про то, что чужие чувства уважать надо, не рассказывай! Теперь-то я все понимаю.

– Согласись, что папа имеет право…

– Нет, не соглашусь! Зачем ты так себя унижаешь? А если бы ты вдруг влюбилась, если бы у тебя мужчина завелся, а?

– Хм… Завелся… Заводятся тараканы в доме, Вик…

– Не отшучивайся, мам! Как бы в этом случае папа поступил, по-твоему? Тоже бы стал молчать и терпеть?

– Не знаю. Не знаю даже, что тебе на это ответить.

– А я знаю! Папа бы точно терпеть не стал! Потому что… Он же благодетель получается, правда? А благодетелю с фига ли терпеть?

– Вика! Ну что за выражения такие, ей-богу!

– Ой… Как есть, так и есть, чего уж… Ладно, я к себе пойду. Мне еще к сочинению готовиться надо… Хотя какие тут могут быть сочинения, если в голове полная мешанина?

Вика ушла, а она еще долго сидела на кухне, глядя в темнеющее окно. Потом услышала, как где-то надрывается вызовом ее телефон. В прихожей, кажется…

Увидев незнакомый номер, хотела сразу сбросить вызов, но почему-то ответила. И услышала мужской голос, который поначалу тоже показался незнакомым:

– Ирина? Добрый вечер… Только не кладите сразу трубку, прошу вас… Выслушайте меня, пожалуйста, Ирина…

Она усмехнулась горько – надо же, легок на помине! Павел Георгиевич Морозов звонит! И откуда только номер телефона узнал, интересно? Хотя… Если он даже Левин номер телефона вычислил, о чем говорить…

– Что вы от меня хотите, Павел Георгиевич? Я все вам сказала во время вашего непрошеного визита. И скажите еще спасибо, что позволила в дом войти… Анна Николаевна когда-то и на порог меня не пустила с новорожденной дочерью.

– Аня очень больна сейчас, Ирина… Она очень тяжело все переживает… Прошу вас, простите ее, пожалуйста. И меня тоже простите. Я ведь перед вами ни в чем не виноват…

– Ой, только не говорите мне сейчас, что вы не знали о ребенке! Все равно не поверю! Наверняка вы вместе с женой решили спасти своего сына от его новорожденной дочери, разве не так?

– Ну, зачем об этом сейчас вспоминать, Ирина… Нашего сына больше нет… Пожалуйста, умоляю вас, позвольте нам исправить свою ошибку! Позвольте общаться с нашей единственной внучкой, пожалуйста!

– А она не хочет с вами общаться. Я только что ей все рассказала, всю правду… Она не хочет. Так что извините, ничем не могу помочь.

– Вы… сейчас правду мне говорите? Вы действительно ей все рассказали?

– Да. И все на этом… Не звоните мне больше, не надо. Оставьте нас с дочерью в покое, пожалуйста. Прощайте, Павел Георгиевич.

Быстро нажала на кнопку отбоя, даже отбросила от себя телефон, он проехался по кухонному столу неприкаянно.

И прислушалась к себе, к боли… Как ты там? Слышишь, как я сурово с ним обошлась? Может, и ты теперь поутихнешь немного, ведь так и должно быть! Обидчики должны быть наказаны, пусть сама жизнь их наказала, отняв у них сына, все равно… Пусть и Анна Николаевна прочувствует эту боль. И Павел Георгиевич тоже! Вспомнили, что внучка у них еще есть, надо же! Где ж вы раньше-то были, а?

Подошла к окну, сплетя руки под грудью и чувствуя, как распаляется все больше и больше. Нет, не утихла боль, только сильнее стала. Неужели в этом какая-то есть закономерность злобная? Чем больше взращиваешь в себе обиду, тем больше внутри пожар… Да, так и есть, наверное. Ну и пусть. Пусть…

К приходу Левы у нее совсем голова разболелась и все валилось из рук. Хотела чаю налить, но выронила чашку, она разбилась на мелкие осколки. Ладони обожгло попавшим на них кипятком. Он посмотрел удивленно, спросил тихо:

– Что это с тобой? Будто сама не своя… Что-то случилось, а я не знаю?

– Ничего не случилось… Я с Викой поговорила, Лева. Сказала ей все…

– Вот оно в чем дело! Ладно, я к ней в комнату пойду. Поговорим.

– Не надо сейчас…

– Почему?

– Ну… Пусть она привыкнет как-то.

– Да ну… Лучше мне сразу с ней поговорить!

Лева решительно постучал в дверь Викиной комнаты, спросил громко:

– Можно к тебе, доченька?

И вошел, не дожидаясь ответа. Вика лежала на кровати, отвернувшись к стене, даже головы к нему не повернула. Он сел рядом, огладил ее по плечу:

– Ну что ты, дурочка… Я же люблю тебя, что ты… Ничего меж нами не изменилось, правда?

– Как же, не изменилось… – дернула плечом Вика. – Ты ведь не мой отец, как выяснилось…

– Но я всегда старался им быть, доченька! Да, у тебя другой отец. И он умер… Но ведь у тебя теперь есть родные бабушка и дедушка! Они видеть тебя хотят, любить тебя хотят! Надо их пожалеть, правда? Они ж перед тобой ни в чем не виноваты!

– Не виноваты? – резко развернулась к нему Вика. – Ты говоришь, не виноваты? Да они маму мою обидели, она мне все рассказала! И вообще… Я не хочу больше об этом говорить, понятно? Отстань от меня… Мне так плохо сейчас, плакать хочется… Уйди, уйди, пожалуйста! Не хочу говорить…

Лева вздохнул, посидел еще немного, потом вышел за дверь. Придя на кухню, спросил у Ирины тихо:

– Это ты ее так настроила, да? Все рассказала так… в свою пользу? И дочь тоже обиженкой сделала, да?

– Я рассказала так, как было, Лева. Ничего не придумала. Извини.

– Ну да, ну да… Молодец, что ж…

Она будто угрозу услышала в его голосе и не нашлась, что ответить. И Лева сидел и молчал. Долго молчал. И в молчании его была тоже угроза. Будто туча меж ними сейчас набухла. И вот-вот прогремит гром, а вслед за ним ударит в нее Левиной решительностью как молнией…

Она даже хотела этого. И ждала. И пусть бы уже… Сколько ж можно…

– Я ухожу от тебя, Ирина. К другой женщине ухожу. Что-то не склеивается у нас в последнее время, ты никак не хочешь меня понять…

– Давай обойдемся без объяснений причин, ладно, Лева? Если уходишь, то уходи. Держать не стану. Тебе вещи помочь собрать?

– Даже так? – переспросил Лева, глядя на нее удивленно.

– Да, так. А как ты хотел? Ты ждал, что я сейчас испугаюсь, да? Испугаюсь, побегу к Морозовым, Вику за собой потащу… Чтобы угодить тебе, да? Если б