Журнал "Вокруг Света" №11 за 2005 год - Вокруг Света

Людвиг Витгенштейн родился 26 апреля 1889 года в Вене и умер 29 апреля 1951 года от рака простаты в Кембридже. После его кончины многие уважаемые издания, в частности лондонская The Times, сообщали, что Витгенштейн происходил из известного княжеского рода. (Мы по справедливости вспомним хотя бы графа Петра Христиановича Витгенштейна, чей корпус в войну 1812 года прикрывал от Наполеона Санкт-Петербург.) Путаницы добавили некоторые из самих «аристократических» Витгенштейнов, которые соглашались подтвердить их родство. История семьи Витгенштейна темна и запутанна и, скорее всего, потому, что в ноябре 1938 года эсэсовцы сожгли синагогу в Корбахе, где погиб ее архив.

Отец Людвига Карл Витгенштейн был крупнейшим промышленником, королем сталелитейной индустрии Дунайской монархии. Про него говорили: «австро-венгерский Крупп». К этому факту своей биографии Витгенштейн примерялся так: «Мой отец был бизнесменом. И я тоже бизнесмен. Я хочу, чтобы моя философия походила на бизнес. Чтобы она что-то улаживала, приводила в порядок».

Кончина отца в 1913 году сделала его одним из богатейших людей Европы. Накануне мировой войны крупные денежные переводы от неизвестного им лица получили выдающиеся австрийские поэты Георг Тракль и Райнер Мария Рильке, впоследствии художник Оскар Кокошка, венский архитектор Адольф Лоос. Людвиг объяснил свой жест семейной традицией. И это были не пустые слова. Не кто иной, как Карл Витгенштейн, финансировал строительство прославленного венского выставочного зала Сецессион. Легенда о девяти концертных роялях, стоявших по комнатам дворца Витгенштейнов, дает понятие о преимущественном направлении художественных интересов семьи. Главным увлечением всех была музыка. Домой к Витгенштейнам по-дружески захаживал Брамс.

Из четырех братьев Людвига трое покончили с собой. Четвертому брату, Паулю, все прочили будущее великого пианиста. Он начал с успехом концертировать еще до Первой мировой войны. На фронте виртуозу оторвало правую руку. Артистическую карьеру, прервать которую Пауль не захотел, ему пришлось продолжать, играя одной рукой. Специально для него фортепьянную музыку для левой руки писали Рихард Штраус и Морис Равель. Знаменитый ре-минорный концерт Равеля, к слову сказать, и был написан для левой руки Пауля Витгенштейна. С ним хотел сотрудничать Прокофьев, но Пауль объявил, что не понимает в его музыке ни единой ноты, и просил композитора музыку для него не писать. Людвигу вся эта затея была порядком не по душе. Он убеждал своего несчастного брата, что публика ходит на его концерты с целью поглазеть на однорукого пианиста. Впрочем, музыкальные интерпретации Пауля ему никогда не нравились. С явным удовольствием Людвиг Витгенштейн вспоминал такой случай. Однажды в юности он занимался у себя в комнате, когда к нему ворвался Пауль с криком: «Я не могу играть, когда ты дома. Я ощущаю твой скептицизм, проникающий даже сквозь стены».

Людвига отличало какое-то необыкновенное переживание музыки. Подлинная история из его кембриджских времен в изложении Малкольма гласит: «У одного студента, который жил во дворике Уэвелла этажом или двумя ниже Витгенштейна, было пианино, на котором этот студент часто играл. Звуки доходили до комнат Витгенштейна и приводили его буквально в состояние бешенства, особенно когда музыка была ему знакома. Он не мог думать, когда слышал пианино. Витгенштейн решил эту проблему характерным для него способом. Он приобрел большой подержанный вентилятор, который издавал при работе ровный гул, громкость которого была достаточна, чтобы заглушить пианино. Я приходил к нему несколько раз на философские беседы, когда работал вентилятор, но этот рев никак не давал мне сосредоточиться, в то время как Витгенштейна он нимало не беспокоил». Он отлично играл на кларнете, одно время даже подумывал сделаться дирижером симфонического оркестра, в мастерской венского скульптора Дробиля вылепил бюст своей подруги, красавицы-шведки; построил роскошный особняк для другой красавицы — своей сестры Гретль, дружившей с Фрейдом, после чего с большим удовольствием так и подписывался: «архитектор Витгенштейн». Наконец, нобелевскую премию по литературе он не получил, скорее, по недосмотру Нобелевского комитета. Автора «Логико-философского трактата» давно числят среди признанных классиков немецкой литературы. Напомним себе, что за философские труды нобелевскими лауреатами в области литературы становились Анри Бергсон в 1927 году и Бертран Рассел в 1950-м.

При всех своих художественных наклонностях Витгенштейн не видел в себе настоящего художественного дарования. «В моих художнических акциях нет ничего, кроме хороших манер, — писал он. — Мой дом для Гретль — плод бесспорного музыкального слуха, хороших манер, выражение большого понимания (некоей культуры и т. д.). Но в нем нет первобытной жизни, дикой жизни, стремящейся вырваться наружу». Тогда как, по его здравому размышлению, во всяком стоящем искусстве должен жить дикий зверь.

Дилемма с пропеллером

Преддверием своего пути в философию Витгенштейн считал один случай из детства. Восьми– или девятилетним мальчиком он стоял на пороге дома и мучительно размышлял: «Зачем люди говорят правду, когда врать гораздо выгоднее?»

Правду сказать, юный Людвиг не имел наклонности ни к чему, кроме техники. В шесть лет он сконструировал швейную машинку. Страсть к всевозможным механизмам, техническим приспособлениям и ремеслам осталась в нем на всю жизнь. «В Тринити-колледж Витгенштейн как-то брал меня с собой, чтобы взглянуть на один хорошо работающий туалет и изучить его конструкцию», — вспоминает Норман Малкольм. «Даже в последние годы своей жизни, — пишет финский логик Георг фон Вригт, — он мог провести целый день среди своих любимых паровых машин в музее Южного Кенсингтона». Ученые дамы были предметом его особенного безразличия. «Но он был очарован, увидев миссис Летти Рэмси за каким-то сложным шитьем, захотел понаблюдать за ней и узнать, как это делается», — вспоминает одна из знакомых Людвига.

Философия стала для Витгенштейна последствием чересчур пристального внимания к техническим вопросам. По окончании школы в 1906 году он собирался учиться у знаменитого физика Людвига Больцмана. Но учеба не состоялась: Больцман покончил с собой. И Витгенштейн всерьез увлекся воздухоплаванием. Учась на инженера в Манчестере, он сосредоточился на расчете пропеллера. Это оказалось сложной задачей, заставившей его заинтересоваться логическими основаниями математики. Так в 1911 году Витгенштейн попадает в Кембридж к Бертрану Расселу. Со слов последнего, по прошествии месяца их разговоры стали касаться другого вопроса:

— Скажите, пожалуйста, круглый ли я идиот или нет?

— Друг мой, я не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Потому что, если я круглый идиот, я стану воздухоплавателем. А если нет — философом.

Сомнения обоих собеседников в совершенной гениальности Витгенштейна отпали к следующему лету. «Снежная лавина его интеллекта заставляет меня казаться себе маленьким снежком, — записывает Рассел. — Он говорит, что каждое утро начинает работу с надеждой и оканчивает ее каждый вечер в полном отчаянии». Рассел волнуется, как бы Витгенштейн не покончил с собой. Но Людвига терзает мысль о смерти совсем поиному. Его мучит нестерпимый страх, что внезапная смерть помешает ему закончить что-нибудь великое. Первый ученый доклад Витгенштейна в Клубе моральных наук в Кембридже раскрывал тему «Что такое философия?» и отличался царственной краткостью. Он продолжался четыре минуты.

Грянувшая в 1914 году мировая война изменила жизнь друзей. За несвоевременный пацифизм Бертран Рассел сел в тюрьму. Витгенштейн, подданный австро-венгерской монархии, освобожденный от военной службы по состоянию здоровья, пошел на фронт добровольцем. Там же в Галиции он приобрел «Краткое изложение Евангелия» графа Льва Толстого. Этическое учение позднего Толстого, развивавшее идеи противодействия злу как заблуждению, непротивления ему насилием и бескорыстного служения людям, произвело на Витгенштейна огромное впечатление. Много лет спустя он говорил о Толстом: «Вот настоящий человек. У него есть право писать». Выдающийся немецкий логик Фреге писал Витгенштейну на фронт беспокойные письма, волнуясь о том, хватает ли у него времени для занятий логикой. В начале лета 1916 года Витгенштейн, по всей видимости, угодил в самое пекло Брусиловского прорыва русских, стоившего Австро-Венгрии полтора миллиона ее солдат. Об этом можно догадываться по перерыву в его дневниковых записях. Они начинаются вновь с жалобы на то, что он потерял нить своего математического рассуждения.

Философ закончил войну на горе Монтекассино в окрестностях Неаполя. Досуг итальянского плена позволил ему дописать книгу, названную им «Логико-философский трактат». По старой дружбе Рассел попытался было написать предисловие. Такая рекомендация из уст маститого философа открывала дорогу сочинению никому не известного автора. Витгенштейн объявил предисловие Рассела поверхностным и неверным, искажающим его мысль, и отказался публиковать свою книгу с таким предисловием. «Горд, как Люцифер», — бурчал Рассел. Собственное предисловие Витгенштейна оканчивалось словами: «Истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной». Все основные философские вопросы были по возможности решены. Так что заниматься философией гений больше не намеревался.