Дизайн мечты - Линн Мессина

— Пожалуйста, поговори с английским акцентом, — попросила Ханна, вернувшись с банкета в своем потрясающем красном платье. Глаза подруги блестели от возбуждения. Вокруг нее как бы роились мириады открывшихся возможностей. Свинцовый ливень на время прекратился.

Просьба об английском акценте показалась мне non sequitur[16], но вполне вписывалась в непостижимую логику Ханны. Покорившись неизбежному, я произнесла фразу про баранину и пудинг с кровью.

Придя в ужас от моего чудовищного произношения, Ханна на секунду сникла, но тут же овладела собой.

— Хорошо, попробуем еще раз, только без кокни[17]. И пожалуйста, напирай на «х».

— Я и так нормально «хакаю», — неожиданно для себя возразила я с вызовом.

Ханна недоверчиво склонила голову набок:

— Ладно, давай вообще воздержимся от «х». Повторяй за мной: «Дожди в Испании пройдут в основном над равнинами».

— Я не стану играть Элизу Дулитл для твоего «Энри Иггинса»!

— Ага, видишь, ты все-таки глотаешь «х», — торжествующе сказала Ханна, словно получив неоспоримое доказательство.

— Это же цитата, я нарочно!

Не оценив иронии, Ханна упорно гнула свою линию:

— Попробуем что-нибудь другое. Не будем мелочиться: изобрази-ка иностранный акцент.

— Иностранный?

— Не американский.

Я открыла рот, но Ханна, оказывается, еще не закончила перечислять условия:

— Да, канадский тоже не пойдет. Нужно что-то неопределимо-европейское. Представь, что я говорю с тобой по телефону, и заставь меня теряться в догадках, откуда ты — из Лихтенштейна или Бельгии. Ясно?

По-прежнему не догадываясь о цели фонетических экзерсисов, я честно попыталась изобразить требуемое и попросила конюха принести мне кружевной зонтик от солнца.

Ханна кивнула, размышляя о чем-то:

— Эмигрантка из России. Смелый выбор. Не то, на чем бы я остановилась, но должно сработать. Теперь расскажи свою биографию.

Я озадаченно воззрилась на подругу:

— Биографию?!

— «Откуда вы приехали? Причина бегства из России? Как и почему попали в Нью-Йорк? — забросала меня вопросами Ханна. — Ничего не упускайте и не добавляйте от себя». Давай.

Я почувствовала себя Пегги Сойер в плохо срежиссированной, облегченно-гастрольной версии «Сорок второй улицы» и возмутилась:

— Не желаю придумывать себе биографию!

— Прекрасно, тогда придумаю я, тебе останется только выучить наизусть.

— Для чего?

— Потому что у меня нет времени готовить суфлерские карточки.

— Нет, я хочу знать, для чего мне фиктивная биография.

Ханна закрыла глаза, не то молясь о ниспослании терпения, не то напоминая себе никогда не связываться с детьми и животными.

— Тебе же нужно о чем-то говорить с секретарем в ожидании аудиенции с президентом кинокомпании «Юниверсал»!

Меня охватила паника. Я поняла, к чему она клонит. Я не знала, какими путями и какой ценой Ханна собирается добиться цели, но сама цель была очевидной, прямо-таки нанесенной на карту большим красным кружочком.

— Ханна, с какой стати мне ждать в приемной президента «Юниверсал»?!

— Заправилы Голливуда всегда заставляют посетителей ждать, — со знанием дела объяснила Ханна, для которой, похоже, не осталось тайн во Вселенной. — Демонстрация силы, ничего личного. В этом бизнесе, детка, нельзя принимать пренебрежение близко к сердцу, иначе затопчут.

Лицо Ханны разгорелось, глаза сверкали, надежда, казалось, сочилась из всех пор кожи. Я не собиралась специально разрушать ее мечту, не хотела играть роль большого злого волка, который сдует ее карточный домик, но ничего другого не оставалось. Некоторые планы заведомо не заслуживают обсуждения.

— Я не стану этого делать, — твердо заявила я. Желая показать, что разговор окончен, включила телевизор и углубилась в одиннадцатичасовые новости. Краем глаза я видела Ханну. Реакция подруги стала для меня неожиданностью. Ханна не сникла, со щек не сошла краска, глаза по-прежнему сверкали. Меня окатило второй волной паники. Разговор был явно не закончен. У Ханны в запасе имелась масса сумасбродных планов.

— Ладно, — сказала подруга, изящно вынимая сначала одну, потом другую ногу из босоножек на высоких каблуках и ставя их под стол, рядом со своими сумками. Затем, извиваясь, выбралась из платья, как змея из кожи, повесила его на спинку стула и натянула футболку и шорты, в которых спала.

Я подозрительно прищурилась. Смена тактики? На первый взгляд все нормально, но это только видимость. Ханна собирала силы для внезапной атаки. Пока мы говорили, она выстроила войска для атаки.

— Все в порядке? Надеюсь, ты передумала? Ханна улыбнулась:

— Конечно, передумала.

Я не знала, как воспринимать ее спокойствие и покорность. Телевизор был всего лишь отвлекающим маневром во избежание безобразной сцены, я и не думала, что сработает. Ведь Ханна — как собака с костью, своего не уступит.

— Я сказала, что не стану тебе помогать!

— Поняла. — Ханна снова улыбнулась, стягивая волосы на затылке в хвост и уходя в ванную.

Я попыталась расслабиться, убеждая себя, что тема закрыта, но что-то мне мешало. Не было веревочек, и кукловод не стоял за ширмой, но отчего-то возникло ощущение, что мной манипулируют. Я пошла за Ханной в ванную.

— И ты не будешь со мной спорить?

Лицо подруги было в мыльной пене, и она долго умывалась, прежде чем ответить:

— А зачем? В этом нет необходимости.

Пройдя мимо, Ханна с наслаждением вытерлась полотенцем.

— Я же только что разрушила твои надежды! — напомнила я. — Завела трактор и безжалостно прошлась плугом по мечте, как по прошлогодней стерне. А ты ведешь себя как ни в чем не бывало! Где выклянчивание, лесть, жалобы и убедительные аргументы, которые при ближайшем рассмотрении оказываются бредом? Где ярость и многоречивые стенания о возможностях и свинцовых каплях? Что происходит? — спросила я испуганно. Мне вдруг пришло в голову, что я неправильно интерпретирую видимые признаки. Пылающие щеки, сверкающие глаза — это, между прочим, симптомы туберкулеза. Я потрогала рукой лоб подруги. Лоб был теплый. — Слушай, может, у тебя температура? — Я положила другую руку себе на лоб для сравнения, но ничего не определила.

Ханна вежливо подождала, пока я выясню, умирает она или нет.

— В этом нет необходимости, — сказала она, не шевелясь и не отстраняя мою руку. — Я не больна.

Я опустила руку.

— Чем докажешь?

— А чем надо?

— Спорь со мной. Умоляй о помощи. Кричи, что это твой последний шанс сделать карьеру, иначе остается вернуться в Пулсвилль и выйти замуж за Донни, твоего школьного ухажера, который работает на бумажной фабрике. Устрой полноценную сцену — вполсилы не прокатит.