Канал - Владимир Дудченко

Захлопнув дверцу „Мерседеса“ Полещук пошел за Сафватом. „Кафе-бар“ — прочитал он на небольшой вывеске, но названия, написанного витиеватой вязью, разобрать не успел. Поднялись на второй этаж и очутились в баре. Полумрак, четыре столика со стульями, стойка бара, за которой шеренги разнокалиберных бутылок с напитками, негромкая арабская музыка и ни одного посетителя… За стойкой высился дородный египтянин, лет под пятьдесят, в рубахе навыпуск с коротким рукавом. Увидев Сафвата, египтянин заулыбался и, раскинув руки, пошел навстречу.

— Давно, давно не заходил ко мне, дорогой брат Сафват, — сказал он. — Добро пожаловать в мой бар! — Сафват и бармен обнялись и дважды прикоснулись губами к щекам друг друга.

— Мой друг Искяндер, — представил Сафват Полещука, не сказав ни слова о его неегипетской национальности. Полещук пожал бармену руку.

— Махмуд, — назвал бармен свое имя и спросил: — Что будут пить господа?

— Есть русская водка? — спросил Сафват и обвел глазами шеренгу бутылок за стойкой бара.

— Нет. Русской водки, к сожалению, нет. Будет завтра или послезавтра, — огорченно ответил Махмуд. — Но имеется английская — „Борзой“ водка. Тоже неплохая.

— „Бейда ин-нахарда ахсан мин фарха букра“ [„Лучше яйцо сегодня, чем курица завтра“ — егип. араб. пословица], - сказал Сафват бармену. — Неси нам бутылку английской собаки. Отопьем, сколько сможем.

Сафват и Полещук устроились за столиком. Сафват, прислушался к музыке и сказал Полещуку: — Умм Кульсум поет, лучшая певица Египта.

— Вот эта? — Полещук показал рукой на стену, где висела журнальная фотография полной женщины в темных очках, знакомая ему по рекламе в египетских газетах, которые он, учась в ВИИЯ, штудировал в обязательном порядке.

— Да, это Сума. Старая уже, но голос божественный… Кстати, Искяндер, сегодня попозже будет прямая трансляция ее концерта по радио. Редкий случай, надо успеть…

Куда успеть, Полещук не понял, но уточнять не стал. Появился Махмуд с высокой бутылкой, на этикетке которой был изображен профиль собаки соответствующей названию породы. Махмуд поставил на столик бутылку, два высоких стакана, бокал с кубиками льда, и ушел. Через пару минут вернулся с двумя тарелками, одна из которых была наполнена соленым арахисом, а другая — смесью квашеных овощей, называемых „турши“.

Сафват разлил водку по стаканам, кинул в свой пару кубиков льда и поболтал. Полещук потрогал рукой свой стакан и тоже опустил в него лед. Чокнулись и молча выпили водку.

— Да, не „Столичная“, — поморщился Сафват, — слабовата. Крепости совсем нет… — Он взял несколько орешков и бросил их в рот.

Полещук взял бутылку и стал рассматривать: 37 с половиной градусов. Действительно, для нормальной водки слабовата. — Потом закусил „туршами“, выбрав из тарелки маленький огурчик и веточку цветной капусты.

— Сафват, почему ты сегодня только на арабском общаешься? — спросил Полещук и посмотрел в глаза Сафвату. — Ведь мы договорились…

— Так надо, Искяндер, — Сафват потянулся за сигаретами. — Тебе же лучше, хавага [иностранец — егип. ], для практики. — Он бросил взгляд на Махмуда, занятого протиранием стаканов, потом взял бутылку „Борзой“ и плеснул водки в стаканы. Посмотрел на бокал со льдом. — Давай, еще выпьем. Безо льда.

— Ялла! Давай! — Полещук прикоснулся своим стаканом к стакану Сафвата. — Сыххатак! [Твое здоровье! — араб. ] — Оба выпили.

…После третьей или четвертой порции водки Сафват заметно расслабился и заговорил, не забывая при этом бутылку „Борзой“ водки.

— Я — богатый человек, Искяндер. У меня много земли в Верхнем Египте, но заниматься этим мне совсем не интересно. Есть там управляющий, который ведет все сельскохозяйственные дела. А я бываю наездами, смотрю, чтобы не очень воровали, ну, и деньги, разумеется, беру… Вообще, не мыслю себя вне армии.

Сафват прикурил очередную сигарету и задумался, вертя в руках серебряный „Ронсон“.

— Воевать начал молодым лейтенантом в Йемене, где в 1962 году шла гражданская война и наши войска поддерживали республиканцев. Да, пришлось понюхать пороху, Искяндер. Правильно кто-то из ваших сказал, что гражданские войны самые жестокие, нет выхода ни одной из воюющих сторон, обе на своей земле… Дикая резня, море крови…

Глаза Сафвата затуманились воспоминаниями. Он вздохнул и налил в стакан немного водки.

— Однажды едва под трибунал не попал. Собрался жениться, а в Каир не пускали… В общем, улетел без разрешения. Спас земляк, Мустафа Хамди. Он сейчас большой человек: заместитель военного министра генерала Мухаммада Фавзи…

Полещук внимательно слушал откровения Сафвата, прерывая его лишь тогда, когда не понимал какое-то слово. Обычно веселый и жизнерадостный Сафват сегодня был другим: грустным и задумчивым, совсем не похожим на того комбата в блиндаже под Суэцем. Полещук никак не мог уразуметь причину этой метаморфозы…

В баре появилась троица молодых людей. Громко разговаривая и жестикулируя, они подошли к стойке, обсудили разные сорта алкоголя и заказали местное пиво. Устроившись на высоких стульях там же, у стойки бара, стали разливать „Стеллу“ по стаканам. Болтали без остановки, дымя дорогими американскими сигаретами. Сафват сердито наблюдал за ними, курил и мрачнел. Потом не выдержал, встал и подошел к ним. Что он сказал шепотом парням, Полещук не расслышал. Но те, быстро допили пиво и, с опаской кося глаза на Сафвата, поспешили к выходу.

— Что ты им сказал? — удивленно спросил Полещук.

— Неважно, — Сафват первый раз за вечер улыбнулся. — Хотят казаться золотой молодежью… Ислам. Они же мусульмане…

Он сел на свое место и продолжил рассказ:

— А потом была другая война. В 1967 году, ты знаешь, Искяндер, полное наше поражение за шесть дней. Я тогда был командиром разведроты. Попал в плен…

Сафват взял бутылку „Борзой“.

— Будешь еще?

И не дожидаясь ответа Полещука, плеснул понемногу в стаканы.

— Плен — это отдельная история… Евреи измывались над нами… Особенно женщины. Они же служат в армии. Приходили в лагерь военнопленных, выбирали самых красивых арабов и насиловали…

— Как это насиловали? Бабы насиловали мужиков?

— Ну, да. Насиловали в прямом сексуальном смысле, перевязывая им семенной канатик… Страшное дело, Искяндер. Потом некоторые из этих ребят пропали… Не знаю, убили их еврейки или что-то еще. Пропали бесследно. Меня Бог миловал. Потом взяли подписку и обменяли на пленных евреев. Или на их трупы…

— А что за подписка, Сафват?