Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стрелы свистели, осыпая и одаривая бегущего противника лёгкой смертью. Пока ещё десятку Родовича везло. Растянувшиеся по дороге орки подтягивались медленно, и в своей глупости становились лёгкой добычей росских калёных стрел. Но вскоре бегущие сообразили, что бежать против уцепившихся за вход в ущелье ратников малым числом убийственно и остановились, ожидая подбегающих сзади. Наконец, когда их набралось не менее полусотни, орки с гортанными выкриками бросились вперёд.
Дорога быстро окрашивалась кровью. Трупы орков устилали землю, но и среди россов появились первые павшие. Вскоре остатки полусотни отступили и, засев за камнями, попытались закидать ратников стрелами, но сидевшие выше и находившиеся в лучшей позиции росские лучники быстро отвадили их высовываться. Орки на некоторое время притихли, но уже виднелись быстро подтягивающиеся основные силы. Волна за волной они начали накатывать на обороняющих свои рубежи ратников.
— Где мой сын? — взревел взбешённый Рахмед, тыча стоявшего навытяжку Джаада — тысячника бессмертной тысячи и одновременно главного дворцового телохранителя, в грудь остриём тонко отточенного кинжала. Телохранитель почувствовал, как по его груди побежали тоненькие струйки тёплой крови. — Я спрашиваю, где мой сын?
— Ваше Величество! — Джаад попытался рухнуть на колени, но был удержан сильной рукой халифа. — Мы найдём его!
— Смотри, если с его головы упадёт хоть волос, ты заплатишь! Вы все мне заплатите! — прошипел Рахмед, обводя мутным, полубезумным взглядом окружающие со всех сторон горы.
— Мы найдем его! — вновь повторил тысячник, не смея поднять взгляда.
— Так найдите! В противном случае тебе лучше пасть в битве! — голос правителя потряс горы и он, пнув своего стража, понуро побрёл к ожидающей его лошади. А оставленный в покое Джаад бросился выполнять приказание. Сейчас он молил пращура об одном: чтобы сын великого эмиреда остался жив. В противном случае и впрямь было лучше умереть в схватке, чем вновь оказаться пред очами разгневанного повелителя.
— Я предупреждал! — негромко напомнил чародей прыгнувшему в седло Рахмеду. — Но нынче ты должен быть счастлив и благодарить великого пращура об оказанной милости.
Халиф непонимающе уставился в глаза столь явно надсмехающегося над ним чародея, и взгляд разгневанного халифа был красноречивее слов, в нём мерцали ярость и холод смерти.
— Он жив! — поспешил успокоить его чародей, не дожидаясь, пока чувства, сверкающие в глазах Рахмеда, обретут форму приказа. Караахмед хоть и был всемогущим магом, но ссориться и противостоять владыке оркской земли у него не было ни малейшего желания. — Он жив! — повторил маг ещё раз. И видя, как на лице халифа мертвенная бледность медленно сменяется красной краской запоздалого стыда и раскаяния, улыбнулся. Властелину не стоило так открыто показывать свои чувства. Рахмед заскрежетал зубами и отвернулся. Его дед, нещадно охаживая внука плетью, любил приговаривать: "Только тот имеет возможность править, кто не имеет никаких привязанностей". Любовь к сыну — это непозволительная слабость. Никто не должен видеть и понять этой слабости, никто не должен усомниться в твёрдости правителя, иначе его власть дрогнет и падёт. Но он не смог противиться внезапно появившемуся в нём страху за своего отпрыска, не смог противиться… Теперь у всесильного повелителя было лишь два пути: либо казнить собственного сына за неосмотрительность, либо постараться всё забыть, надеясь, что и остальные забудут тоже. И халиф, поколебавшись, выбрал последнее, и в этом тоже была его слабость.
Тем временем тысяча бессмертных, прикрываясь со всех сторон широкими щитами, двинулись на горстку храбрецов, удерживающих вход в ущелье.
— Наверху только двое! — вскричал Родович, когда понял, что стрелами наступающих уже не удержать, да и стрел тех осталось не так уж много. Когда же десятник пересчитал стоящих рядом с ним ратников, их оказалось лишь четверо. Он был пятым. Они выстроились в ряд, перекрыв узкую горловину туннеля, и приняли на щиты тут же обрушившиеся на них удары. Щиты упирались в щиты, мечи высекали искры и соскальзывали по скользкому от крови металлу. То один, то другой орк падал, обливаясь кровью. Гора трупов росла. Руки ратников до локтей обагрились вражеской кровью. Но орки по-прежнему напирали, заменяя павших и раненых новыми воинами. С боков сражающихся орков прикрывали их же товарищи, но стоило в суете и толчее боя кому-нибудь из них отшатнуться, открыть щель в тесном смыкании щитов, как тонкая острая стрела, выпущенная сидевшим за скальным уступом лучником, сбивала его с ног, отправляя на встречу со смертью. Но, увы, и ответные выстрелы всё ближе и ближе подтягивающихся лучников противника не остались без результата. Слишком далеко в азарте боя высунувшийся из-за камня Осип скатился вниз, пронзённый чёрной вражеской стрелой. И из десятка Родыча в живых осталось лишь шестеро.
Отмахнувшись мечом от наседающего бессмертного, раскроив ему череп ответным ударом и пырнув острием в бок следующего, Андрей отбил летевший в голову дротик и, повернув голову вправо, поинтересовался у стоявшего бок о бок десятника:
— Скоро ли наши-то сюда доберутся?
— А тебе — то что? — уклоняясь от вражеского удара, сотник ни на секунду не терял из вида сражающихся рядом товарищей. — Твоё дело — руби да оборону держи, а всё остальное не твоего ума дело. Когда надо, тогда и появятся, — сказав это, он едва не застонал, отражая новый, нацеленный в голову удар. С каждым мгновением сражаться становилось всё тяжелее и тяжелее. Руки, изнемогшие от беспрестанного вращения клинка, будто налились огненно-жгучей жидкостью.
Андрей, услышав этот ответ, только хмыкнул и продолжил бой уже молча, тем более, что и у него больше не было силы разговаривать. А враги напирали. Выпустив последнюю стрелу, скатился вниз Богуслав Кобзев и встал в строй, заменив рухнувшего на землю Гворна.
"Наверное, всё"! — подумал Дубов, когда сразу два стоявших рядом ратника рухнули, сражённые брошенными в них дротиками. Теперь из защитников ущелья осталось лишь трое. Андрей покосился в сторону изрыгающего звериные рыки десятника, бросил изрубленный щит, перехватил меч обеими руками и приготовился дорого отдать свою жизнь…
В тот же самый миг сразу три десятка стрел, (а за ними ещё три десятка), слетев с горы, проредили вражеское войско, заставив его дрогнуть. Двенадцать ратников во главе с сотником Любомиром Прохоровичем спустились вниз и, построившись в две шеренги, оттеснили за свои спины обессиленных бесконечной рубкой ратников десятка Родовича. Кроме него самого к приходу помощи из всего десятка уцелели лишь Семён Дёгтев да Андрей Дубов.
— Везёт тебе, парень! — сказал десятник, обессилено опускаясь на холодные камни. — А я, грешным делом, подумал: всё, не поспеют. Видать, долго жить будем. Ничё, ничё, скоро и остальное войско подоспеет, нам только ещё малость продержаться осталось…
А тем временем остальное войско стояло на месте. Оно уже начало вытягиваться за город, когда прибывший в лагерь Изенкранц, окружённый блестящей свитой и прикрываясь королевским велением, приказал выступление отложить. "Дабы, — как было написано в тут же состряпанном приказе, — дать войску после сражения кровопролитного в себя придти да от пота умыться".
— Как ты смеешь мне приказывать? — бушевал генерал, гневно вперив очи в криво усмехавшегося Изенкранца. — Ты, ничего ни в тактике, ни в стратегии не смыслящий? Врага надо добивать, когда силы его подорваны, когда дух его унижен, когда он и сам не верит в спасение! А тут мне писульку представили, пот смыть предписывают! А после кровью умываться будем?
— Не кипятись, воевода, я не меняю королевские указы, даже если они мной и писаны, — при последних словах улыбка ВРИО стала ещё более заметной.
— Ах, ты, сволочь! — воевода схватил тяжёлую столешницу, но был остановлен нацеленными на него мечами министерской свиты. — Я арестован? — уточнил он, опуская столешницу на место.
— Нет, отчего же, но советую вести себя осмотрительнее. Знаете ли, некоторые мечи бывают очень острыми и могут довольно больно порезать! — Изенкранц улыбался ещё нахальнее.
— Сволочь! — только и выдохнул Всеволод. — Покуда мы тут прохлаждаемся, у меня лучшая сотня гибнет! — он в бессилии сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
— Что значит какая-то сотня воинов, когда решаются судьбы народов?! — советник явно издевался над застывшим в неподвижности Кожемякой.
— Так я свободен? — не желая замечать издёвки, уточнил и без того багровый от гнева Всеволод и сделал шаг вперёд.
— Да, — с лёгкостью согласился Изенкранц, правда, не спеша уступать дорогу вознамерившемуся выйти генералу. — Но помните: Вы, конечно, вольны делать всё, что вздумается, даже лететь сломя голову на выручку своей гибнущей сотенке, но знайте, сегодня здесь командую я. Приказ об отдыхе оглашён, и не многие из полковников осмелятся его нарушить, ибо тогда понесут самое тяжкое наказание. Вас я снимать с должности не стану, да и Вы сами в отставку не подадите, потому что знаете — армия в Вас нуждается. Хотя, конечно, если сильно попросите, то, пожалуй, я и приму Ваше прошение. Но кого же тогда мне воеводою-то назначить? — Изенкранц сделал вид, что задумался. — Может, Ишкантия Сингапурского? — ВРИО нарочно назвал фамилию самого никчёмного генерала из всего генеральского корпуса. Возможно, Изенкранц рассчитывал, что Кожемяка вспылит, и его вновь можно будет унизить, но Всеволод сдержался, сделал ещё шаг вперёд и тихо потребовал:
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Ревизор Империи - Олег Измеров - Альтернативная история
- Серый экспресс - А. Демченко - Альтернативная история
- За пределом (том 3) (СИ) - Кири Кирико - Альтернативная история
- Ночь пяти стихий - Илья Стальнов - Альтернативная история
- Тени Предтеч - Виктор Козырев - Альтернативная история / Космическая фантастика / Периодические издания
- Три недели в Советском Союзе - Александр Абердин - Альтернативная история
- Мы погибнем вчера - Ивакин Геннадьевич - Альтернативная история
- Хроники Вернувшегося. Книга 1 - Сергей Плотников - Альтернативная история
- Хроники Вернувшегося. Книга 1 - Сергей Плотников - Альтернативная история