И придет большой дождь… - Коршунов Евгений Анатольевич

— Паблисити! Чего только не прикрывают этим словом! Я выгнал одного из моих заместителей. Он пригласил мистера Шварца, того самого пресс-атташе, к себе на день рождения. Шварц спросил — есть ли у него музыка. А потом повез в магазин и тут же купил ему дорогой магнитофон. И вся редакция завидовала! Один я возмутился…

Он отпил опять.

— Я выгнал, а дирекция перевела его редактором одной из наших провинциальных газет…

Алкоголь начинал оказывать свое действие. Глаза Эдуна блестели. Он улыбнулся.

— Вот среди такой мерзости и приходится жить. Проституирование во всем. Все хотят урвать для себя. Как, откуда — безразлично. Вот и моя жена… (Эдун только что женился. Он взял жену из родной деревни и заплатил за нее выкуп — сто пятьдесят фунтов. Она была учительницей.)

Он залпом допил виски.

— Сегодня устроила мне скандал. Моей зарплаты ей мало… А… хватит говорить об этом. — Лицо его ожило, повеселело. Он махнул рукой: — К черту все!

Они провели вместе весь вечер. Эдун разошелся, попросил включить радиолу и принялся учить Веру танцевать «хай лайф».

Из всей этой троицы друзей — Сэм, Эдун, Томас — реже всех Петр виделся с Томасом.

3

Томас был деловым человеком. Он казался целиком погруженным в свои дела и воспитание детей. А детей у него было много — восемь дочерей и один сын, младший, рождение которого стоило жизни его матери.

Томас заезжал к Николаевым редко — обычно днем, по пути на какую-нибудь деловую встречу поблизости. От него веяло добротой и уверенностью. Казалось, ничто не могло вывести из равновесия этого толстяка, даже постоянные шутки над его все увеличивающимся животом.

Он не был богатым человеком, да, судя по всему, и не стремился к этому. Его импортно-экспортная фирма приносила некоторый доход, но большая часть этих денег уходила у Томаса на помощь движению сторонников мира.

Как-то раз Петр спросил Томаса, почему тот приезжает к ним в Информаг так редко.

— Неужели неясно? — удивился тот.

— Нет, — пожал плечами Петр.

— Посмотрите во-он туда…

Томас, они были в кабинете Петра на втором этаже, встал с кресла и подошел к окну.

Напротив дома сидели два гвианийца в национальных одеждах. Рядом стояли их велосипеды.

Петр давно заметил, что они появлялись здесь ровно в восемь утра, когда бюро агентства начинало работу, и сменялись в два часа — во время обеда. С наступлением темноты они подходили к воротам бюро и усаживались на циновку вместе со сторожем.

Однажды Петр спросил, кто они такие, и получил ответ, что они рабочие муниципалитета, поддерживающие чистоту на этой улице. Петр посоветовал им прихватывать с собою хотя бы метлы. Они последовали его совету: через два дня сидели уже с новехонькими метлами в руках. Из этого Петр сделал вывод, что в гвианийской охранке бюрократизм находился пока еще в зачаточном состоянии.

— Видели? — кивнул Томас.

— А… — Петр улыбнулся: — У меня жена каждое утро здоровается с ними. А тут на днях заставила подмести улицу перед воротами. Подмели. Правда, плохо.

— Бедняги! Пришлось все-таки им потрудиться! Томас высунулся в окно и крикнул:

— Эй!

Филеры подняли головы. Томас обернулся к Петру:

— Сегодня донесут, что вы обсуждали со мною планы коммунистического заговора в Гвиании. А может быть, даже планировали революцию. Жить-то им ведь тоже надо! Теперь поняли, почему я к вам приезжаю нечасто? Чтобы не подводить ни вас, ни агентство. Я-то здесь давно считаюсь «красным».

— А Сэм, Эдун? Они не боятся?

— Они совсем другое дело. Сэм — веселый и хороший парень, у него в Луисе уйма друзей. Из влиятельной семьи. Есть кое-какие деньги. Даже бравирует своей «прогрессивностью», тем более что почти половина его друзей из «отдела борьбы с коммунизмом».

— А Эдун? Томас задумался.

— С Эдуном сложнее. — Он поднял взгляд на Петра. — Вы не заметили, что последнее время он пьет все больше и больше?

Петр кивнул.

— У него очень тяжелое положение. Видимо, его уберут из газеты.

— За левые взгляды?

— Нет. Да и какие они левые? Так, либеральные. Его взгляды правлению газеты подходят. Но вы же знаете, что газета принадлежит принцу Дудасиме? А самого Дудасиме знаете? Нет? Только читали… О, точно такой же, как наш министр информации Аджайи. Сейчас, после выборов, он требует, чтобы «Ляйт» поддержала новое правительство. Да, да, сформированное после этих жульнических выборов. Эдуну противно — вчера он писал одно, сегодня от него требуют писать прямо противоположное… Тут запьешь!

4

Как-то Петр заехал в книжный магазин. Томаса Энебели. Издательство Информага имело с Томасом договор и снабжало его советской литературой на английском и местных языках. Петр давно уже собирался посмотреть, как идет торговля книгами агентства. Он созвонился с Томасом, и тот назначил ему свидание в десять утра, назвав адрес в районе, населенном городской беднотой.

Даже Абу, хорошо знающий Луис, долго петлял по грязным улочкам, сжатым плотными рядами одноэтажных домов. Краска с их стен слезла, черные потеки, оставленные дождями, делали их похожими на пыльные шкуры зебр. У высоких порогов некрашеных щелистых дверей сидели рыхлые торговки жареными бананами, очищенными апельсинами, всякой мелочью. Бананы жарились на маленьких закопченных жаровнях, дети раздували угли круглыми веерами, похожими на лопатки, сплетенными из раскрашенной соломки.

В одном из таких домиков и расположился магазин Томаса.

Когда Петр вошел в маленькую полутемную комнату, сам Томас стоял на шаткой стремянке. Он доставал с верхних полок книги, которые передавал толстой девице в коротком платье из линялого, потерявшего всякий цвет ситца. Томас приветливо кивнул.

Молоденький офицер и двое солдат, значительно старше его, брали у девицы книги и складывали их на два чистых одеяла.

— Я подожду, — сказал Петр и сделал вид, будто изучает содержимое полок.

«Ленин», «История СССР», «Учебник русского языка», — успел прочитать он на корешках книг прежде, чем солдаты завязали одеяла узлами и взвалили их на спины.

Офицер улыбнулся Томасу.

— Значит, до послезавтра, дядя Томас, — сказал он. — Список заказанных нами книг у вас…

Томас кивнул, тяжело спустился со стремянки, пожал руки и офицеру и солдатам, исподтишка косящимся на незнакомого европейца.

Офицер вышел первым, сухо кивнув Петру на прощание, зажав под мышкой стек. Следом неуклюже потопали солдаты.

— Покупатели? — спросил Петр, когда дверь за ними закрылась.

— Постоянные, — ответил Томас. — Тут (он кивнул на девушку) торгует моя дочь. А может, это твои кавалеры? — Он хитро посмотрел на девушку, и та смущенно отвернулась. — Интерес к вашим книгам большой, — продолжал он уже серьезно. — Люди складываются, чтобы покупать их, и читают по очереди. Читают и в армии, и в полиции. Там ведь те же гвианийцы, только в форме. А этот лейтенант из первой бригады, из самой Каруны. Его командир майор Нначи — один из посто янных моих клиентов. — Томас покачал своею красивой головой. — Люди видят, что страна в тупике, вот и ищут выхода, стараются понять, что происходит.

— И солдаты? — спросил Петр.

— В нашей армии между офицерами и солдатами нет глухой стены. В этом смысле армия, пожалуй, как это ни странно, самое демократическое учреждение в Гвиании. Я не говорю ( об офицерах — сынках феодалов. И если армия договорится с профсоюзами…

Он многозначительно умолк.

На следующий день, часов в девять утра, к Петру приехал Сэм. Он был возбужден.

— Начинается! — крикнул он прямо с порога кабинета. — Что начинается? — не понял его Петр.

Сэм нервно заходил по кабинету, возбужденно потирая руки.

— А ты разве ничего не знаешь?

— Да что же?

— В стране кризис. Продажность. Взяточничество. Кумовство. Мы уже устали от всего этого. А тут еще жульнические выборы, предательство! Он почти кричал.

— Тише, тише, — принялся успокаивать его Петр. — Я все-таки иностранный гражданин…