Клетка для соловья (СИ) - Соболянская Елизавета

Пока мужчина хлопотал заваривая чай, Секлетинья положила голову на руки, и смотрела на него не отводя глаз. Наверное, глупо было поехать на реку, и простудиться, зато теперь она видит, как на широкой спине играют мускулы. Как мягкие и довольно тонкие штаны красиво облегают мужские ноги. Интересно, а белье под ними есть? Поймав себя на том, что откровенно пялиться на хм, пятую точку Горецкого, Клеточка нервно сглотнула слюну и закашлялась.

Перед ней тотчас выросла чашка с чаем:

– Холодной водой разбавить? – заботливо спросил Соловей.

Секлетинья выпрямилась, кивнула, пряча глаза. Оказывается, мужские соски плоские, коричневые и их… так хочется потрогать!

Уткнувшись в чашку с чаем, она пила его мелкими глотками, не замечая, что Антон не сводит с нее глаз. Он тоже пил чай, вернее делал вид, что пьет, а сам не мог отвести взора от нежной кожи в свободном вырезе топа. От проступающих под тонкой тканью сосков…

Когда чай кончился, и Клеточка встал, он быстро двинулся за ней, выключил свет и… натолкнулся, на нее, полуослепшую от резкой темноты. Сгреб, прижал, вдыхая запах волос, и не удержался – скользнул по виску губами, а потом хрипло сказал:

– Извини, надо было подождать, пока глаза привыкнут.

Она молча стояла в его объятиях. Не вырывалась, не пищала, только… обняла руками за талию, прижалась горячей щекой к его прохладной груди и слушала стук сердца.

Отпрыгнуть друг от друга их заставил шум шагов где-то вдалеке. Глаза уже привыкли к полумраку, так что Клеточка быстро скользнула к лестнице, и практически бесшумно убежала к своей комнате. Горецкий, подумав, вернулся на кухню, вымыл кружки, налил себе еще чаю и… на кухне появился сонный Финн:

– Не спится? – спросил он, растирая лицо с отпечатком подушки.

– Голова гудит, – дернул плечом Антон, и предложил: чаю налить?

– Да нет, пойду еще пару часиков придавлю, – Марк потянулся, зевнул, выпил воды из кувшина, и ушел в сторону своих комнат.

Но ведь пришел то он… Тряхнув головой, Соловей усмехнулся, похоже железный Финн задремал в комнате у Арины!

Глава 22

На следующий день все почувствовали себя лучше, и даже собрались на обед за одним столом. Арина выглядела немного отстраненной. Марк Аркадьевич тоже был погружен в себя. Клеточка не поднимала глаз от чашки с липовым чаем, а Горецкий то и дело бросал на нее хмурые взгляды. В утреннем свете Клеточка выглядела совсем девчонкой. Маргарита Александровна и Фира Моисеевна наблюдали за всем этим и понимающе переглядывались. Впрочем, две опытные мудрые женщины никуда не спешили. Зачем тянуть ростки, так они скорее завянут. Пусть сами понемножечку тянуться к солнцу.

После трапезы решили не расходиться – перешли в гостиную, перекинулись в картишки, сидя за смешным японским столом с подогревом. Потом Фира Моисеевна принесла поднос с закусками, пиалы с бульоном, чай. Финн включил соревнования «Формулы-1» на большом экране, и как-то незаметно перебрался вместе с Ариной на большой диван. Подушки, пледы, полумрак от задернутых штор, и воющий за окнами ветер – все способствовало этакому сибаритству.

Горецкий подумал и развел огонь в камине. Стало еще уютнее. Пожилые дамы сели в кресла и достали вязание. Клеточка перебралась к огню, легла на живот на пушистую шкуру, и задремала, положив голову на скрещенные руки. Звук телевизора приглушили, до минимума, потом зажгли свечи… Проснувшись, Секлетинья потерла лицо и предложила сыграть на фортепьяно, чтобы уж совсем превратить вечер в сказку. Никто не возразил. Она выкрутила табуреточку под свой рост, села, примерилась к педалям ногами в длинных вязаных гольфах и… заиграла.

Соловей замер. Он ведь учился когда-то в музыкальной школе, правда не долго. Бросил, когда настали трудные времена. А вот мама – играла. Даже потом, когда пришлось продать пианино, ее пальцы порой бегали по краю стола, словно по клавишам. Он вдруг вспомнил, пока в комнате звучала «К Элизе»…

Доиграв серьезное произведение, Клеточка перешла на старые шлягеры, и настроение в комнате изменилось. Финн вдруг соскочил с дивана, протянул Арине руку, приглашая ее на фокстрот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Жил да был, черный кот, за углом! – весело напела Маргарита Александровна, любуясь тем, как ловко зять крутит на фоне огня крепкую, но гибкую фигуру телохранительницы.

Фира Моисеевна толкнула ее в бок:

– А красивая пара!

– Красивая! – согласилась бабушка Секлетиньи.

– Не ревнуешь? – уточнила домоправительница, маскируя болтовню чашкой чая.

– Ты знаешь, Фира, – вздохнула Маргарита Александровна, – не ревную. Милену не вернуть, Клеточка большая уже, того гляди заневеститься, что ж мужику бирюком век вековать? А с Ариной я потолковала. Она и умница, и красавица, и в семье выросла. Отогреет.

Экономка подозрительно взглянула на телохранительницу – как это она разоткровенничалась с тещей Финна? Когда?

– А чего ж она тогда в телохранители подалась? Не дело девице ногами махать! – слегка возмутилась Фира Моисеевна, и от чувств засунула в рот сразу целый ломтик вишневого рулета.

– Да там забавная история, – фыркнула Маргарита Александровна. – У них в семье три девчонки, а отец сына хотел, вот и таскал младшую на футбол, на дзюдо, да в тир. Она подросла, и поняла, что не умеет ни кашу варить, ни в платьях ходить, и выбрала себе дело по душе.

– Ну варить да платья носить недолго научиться, – отмахнулась домоправительница, – надо будет – научим. А как у нее на личном фронте? Детей да кобелей нет?

Бабушка Секлетиньи тихонько фыркнула:

– Нет. Она после школы сразу в учебный центр пошла, потом работала много, конечно, не цветочек полевой, но вполне самостоятельная барышня. И со здоровьем все в порядке.

– Вот это хорошо! – вздохнула Фира Моисеевна, и на эмоциях доела последний кусок рулета.

Ну, а что такого? Клеточка играет, Горецкий на нее слюной капает, Финн с Ариной уже в углу едва качаются и шепчутся, надо же кому-то следить за порядком?

Идиллию прервал телефонный звонок. Антон взял трубку, отошел в сторону от инструмента, послушал, вздохнул и протянул трубку Финну:

– Марк Акрадьевич, из техотдела беспокоят… Попытка ддос атаки на наш сервер.

Отец Секлетиньи мрачно взял трубку, послушал и бросил в пространство:

– Дамы, извините, Соловей, в кабинет! – и мужчины ушли.

Клеточка закрыла фортепьяно, Фира Моисеевна собрала посуду, Маргарита Александровна ушла с ней, чтобы заварить всем облепиховый чай с имбирем – от кашля. Арина и Секлетинья остались одни. Сели у огня, помолчали. Потом Клеточка подняла голову с колен:

– Тебе нравится мой отец? Или ты просто терпишь его?

– Нравится, – прямо ответила телохранительница и добавила: – если бы не нравился, я бы не терпела. Всегда есть способ уйти от нанимателя.

Клеточка склонила голову рассматривая Арину с новой точки зрения. Оценила карамельного цвета волосы, зеленые глаза, белую кожу, крепкие ноги и руки. Ее трудно назвать красавицей в общепринятом смысле слова, но в ней есть своя особенная притягательность.

– Я рада, – просто сказала она, и добавила: – надеюсь вы будете счастливы!

– Ты… не будешь ревновать? – удивилась Арина.

– А зачем? Я люблю отца, ты его любишь. Мы можем любить его вместе, по-разному.

Телохранительница уставилась на Клеточку с легким подозрением, но та рассмеялась в ответ:

– Эй, с появлением папы моя жизнь не стала легче! Сложнее, интереснее – да, но не легче. Я не планирую свесить ножки, и проводить в спа или на приеме по три часа каждый день! Я хочу свою жизнь.

– Ты знаешь, что ты уникум? – усмехнулась в ответ Арина. – я работала со многими молодыми женами и дочками богатых людей. Практически все они желали только украшений, тряпок, дорогих безделушек и внимания.

– Внимания я тоже хочу, – честно призналась Клеточка, – но у меня есть бабушка, и я не младенец, чтобы каждые пять минут проситься на ручки. Мне достаточно знать, что папа меня любит и помнит обо мне.