Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Каплан

Очень интересным исключением является Греция, которая географически является частью промежуточной независимой зоны буферных государств между Германией и Россией, но которую Маккиндер не включает в расширенную модель «Хартленда» 1919 г., потому что Греция, как он говорит, куда ни глянь, ограничена водой и потому открыта для морских держав. Греция первой из этих государств была освобождена из-под контроля Германии во время Первой мировой войны. Маккиндер и здесь демонстрирует дар предвидения. «Установление власти великой державы из “Хартленда” над Грецией, — пишет он, — возможно, ознаменует установление контроля над “мировым островом”».[155] Именно это чуть не случилось на самом деле. После тяжелых сражений в ходе гражданской войны между прозападными и коммунистически настроенными повстанцами Греция стала единственной страной из промежуточной зоны, которая не попала под влияние Советского Союза после Второй мировой войны и позже вместе с Турцией сформировала стратегически важный южный фланг НАТО.

По словам Маккиндера, на Европу и Ближний Восток «Хартленд» оказывает гораздо большее влияние, чем на Индию и Китай, где сотни миллионов населения представляют собой закрытое общество и поэтому могут мирно развиваться. Это наблюдение подводит его к мысли, что будущее — во многом за «муссонными климатическими зонами Индии и Китая».[156]

Но что делает «Хартленд» таким важным? Является ли контроль над широкими долинами и плоскогорьями внутренней Евразии действительно основой власти над миром? Да, эти земли богаты залежами нефти и стратегически важных минералов и металлов, но достаточно ли этого? Идея Маккиндера схематична донельзя. И все же частично именно по этой причине она во многом помогает объяснить пространственное расположение государств и народов в Восточном полушарии. Проще объяснить отношения между двумя концами Евразии, принимая за базисную точку центр материка, а не одну из береговых полос. Можно сказать, что «Хартленд» — индикатор, который скорее отражает расстановку сил на «мировом острове», а не определяет ее. Ближе к концу книги «Демократические идеалы и реальность» Маккиндер утверждает, что если Советский Союз выйдет из Второй мировой войны как завоеватель Германии, «он станет самой мощной державой, господствующей на суше» из-за возможности размещать свои войска в “Хартленде”».[157]

Советскому Союзу удалось одержать победу во Второй мировой войне. Таким образом, как и предрекал Маккиндер, началось противостояние господствующей на суше державы, СССР, и державы, господствующей на море, США. Уже само по себе это является одним из основных геополитических событий нашего времени спустя 100 лет после того, как Хэлфорд Маккиндер сформировал свои теории.

Глава 5

Нацистское искажение

Как государства, унаследовавшие континентальную военную мощь, Германия и Россия веками придавали больше значения географии, чем Америка и Великобритания, удерживающие господство на море. Для русских, помнящих о разрушениях, принесенных монгольской Золотой Ордой, география означает, что без постоянной экспансии всегда существует угроза нового вторжения. Слишком много территории не бывает. Однако немцы (по крайней мере, в середине XX в.) относились к географии еще серьезней. Границы территорий с немецкоговорящим населением на карте Европы постоянно менялись с мрачных времен Средневековья и до наших дней, а объединение Германии в единое государство произошло только в 1860-х гг. при Отто фон Бисмарке. Германия расположена в самом сердце Европы и была как сухопутной, так и морской державой, из-за чего четко осознавала свою связь с морскими державами Западной Европы, а также российским и восточноевропейским «Хартлендом». Военные победы Германии над Данией, австрийскими Габсбургами и Францией в конечном итоге были результатом стратегического гения Бисмарка, напрямую связанного с его острым чувством географии, которое проявлялось в четком понимании пределов тех славянских регионов на востоке, за которые немцам продвигаться нельзя. Отказ Германии от осторожной стратегии Бисмарка привел к поражению в Первой мировой войне, которое заставило немцев более остро ощутить свою географическую уязвимость — но также и свои возможности. Меняя контуры на карте с развитием истории, располагаясь между морем на севере и Альпами на юге, с равнинами на западе и востоке, одинаково открытыми как для экспансии, так и для вторжения неприятеля, Германия буквально жила по законам географии. Именно немцы придумали и развили геополитику, представляющую собой концепцию политического и военного контроля над территорией, и именно такие географические теории, которые в первой половине XX в. во многом опирались на идеи Маккиндера, и привели к губительным последствиям для Германии, дискредитировав географию и геополитику для целых поколений немцев после Второй мировой войны.

Взлет и падение немецкой геополитической школы, в которой один теоретик за другим опирался в своих идеях на неверно истолкованные труды своих предшественников, представляют собой большой интерес для историков. Начиная с работ Фридриха Ратцеля, немецкого географа и этнографа конца XIX в., который сформулировал знаменитую идею о Lebensraum, или «жизненном пространстве», могучих идей в немецкой геополитике было в изобилии. Само понятие «жизненного постранства» на самом деле обязано своим происхождением журналисту и профессору политологии Фридриху Листу, немцу, иммигрировавшему в Америку в начале XIX в., дельцу и другу Генри Клея, который черпал вдохновение из доктрины Монро с ее представлением об обширной и практически независимой географической зоне. Что касается Ратцеля, на него в значительной степени повлияли труды Чарльза Дарвина, в результате чего у него развилось несколько иное, биологическое понимание географии как живого организма, в соответствии с которым географические границы постоянно менялись, эволюционировали в зависимости от размера и состава населения, проживающего в данной местности. В то время как мы рассматриваем границы как нечто статичное, как воплощение постоянства, законности и стабильности, Ратцель видел в них постепенное расширение или сокращение, демонстрирующие непостоянство в делах государственных. Для него политическая карта мира дышала, как живое существо, и из этого развилась идея о государстве как живом биологическом организме, чье увеличение обусловлено законами природы.

Рудольф Кьеллен, один из студентов Ратцеля, швед по национальности, став ученым-политологом в университетах Упсалы и Гётеборга, и сформулировал знаменитый термин «геополитика». Кьеллен, будучи ярым шведским националистом, боялся российского экспансионизма и стремления Российской империи усилить свое влияние в сравнительно теплых водах Балтийского моря и хотел, чтобы экспансионистские кампании Швеции и Финляндии нарушили планы России. Хотя Кьеллен и нашел поддержку среди аристократов, а также представителей верхушки среднего класса, которые испытывали ностальгию по былому величию Швеции во времена правления таких королей, как Густав Адольф и Карл XII, в конечном счете его взгляды не нашли широкого одобрения в шведском обществе. Уже к концу XIX — началу XX в. у Скандинавии не было никакого желания предпринимать какие-либо значительные шаги в этом направлении. Надежды Кьеллена тогда обратились в сторону Германии, которая могла бы выступить против России и Англии, а именно к этим двум странам он питал особенную неприязнь. Германская империя будущего в видении Кьеллена включала в себя всю Европу, а также порты, расположенные на французских берегах Ла-Манша, прибалтийские провинции России, Украину, Малую Азию и Месопотамию (соединенную с Берлином железной дорогой). Используя идеи Ратцеля, Кьеллен разделил человеческие сообщества по расовым и биологическим принципам, представляя государство посредством идеи под названием Volk. Суть этой идеи заключается в том, что тотнарод, который является достаточно зрелым и динамичным, требует значительного жизненного пространства. Именно выспренность и пустословие, характерные для идей Ратцеля и Кьеллена, позволили будущему поколению нацистских убийц использовать их для оправдания своих деяний. Все идеи имеют значение, к счастью или к несчастью. Но вот неясные идеи всегда представляют собой немалую опасность. В то время как «разумная» география показывает нам, с какими трудностями мы сталкиваемся по всему миру, география Ратцеля и Кьеллена — «неразумна», она уничтожает человеческую личность и заменяет ее широкими национальными массами.

Все сказанное — всего лишь пролог к жизни Карла Хаусхофера, нацистского геополитика и верного поклонника идей Маккиндера. То, какие трагические последствия имело искажение Хаусхофером теории Маккиндера, а также опасность нацистской концепции геополитики изящно изложены в большей частью забытой, но считающейся классической работе по политологии Роберта Штраус-Хупе «Geopolitics: The Struggle for Space and Power» («Геополитика: Борьба за пространство и власть»), опубликованной в 1942 г. Штраус-Хупе, эмигрировавший из Австрии в США, работал в Университете Пенсильвании, а в годы холодной войны был послом США в четырех странах. В 1955 г. в Филадельфии он основал Институт внешнеполитических исследований, с которым я уже 20 лет поддерживаю тесные контакты. Книга Штраус-Хупе, написанная до того, как в ходе войны случился перелом в пользу союзников, совершенно очевидно была попыткой не только объяснить опасность нацистской геополитической теории гражданам его новой родины, но и объяснить, что такое геополитика вообще и почему она так важна. Он создал эту книгу, чтобы силы добра могли пользоваться теорией геополитики совершенно отличным от нацистов образом. Таким способом Штраус-Хупе удалось спасти и доброе имя Маккиндера, и саму науку о геополитике, сделав таким образом свой личный интеллектуальный вклад в победу во Второй мировой войне.