Автоматная баллада - Андрей Уланов

— К моему Матвею бы его, — мечтательно вздохнул Танг. — Кросс, потом полоса… и пусть бы только попробовал норму не выполнить, ж-жидёнок.

Припомнить в облике секретаря какие-то характерные семитские черты Швейцарец не сумел и потому счёл, что в данном случае штурмдесятник Танг подразумевал: «работник умственного труда, интеллигент». Интель хренов.

— Это нерационально.

— Ась?

— Нормы, рассчитанные на то, чтобы выгнать семь потов из здоровых деревенских парней, этот индивидуум не сможет выполнить никогда, — ровным голосом произнёс Швейцарец. — Сдохнет. Его же работу после этого прискорбного факта придётся выполнять кому-то другому. И не факт, что здоровяк с железными бицепсами справится с нею лучше.

— Это всё верно, — Танг, наклонившись, озабоченно разглядывал голенище правого сапога. — Всё правильно. Каждый должен делать то, для чего предназначен Творцом нашим и трудом своим преумножать славу Храма. Но жидёнок этот… когда-нибудь он сунется без мыла в очередную щель, а там его прихлопнут. Тогда-то он пожалеет, что не сдох у меня на кроссе, только поздно будет.

— С чего бы такая откровенность с чужаком? — с лёгкой улыбкой спросил Швейцарец.

Мысленно же он в этот миг ругался — по-немецки, как это делал Старик в те редкие считаные минуты, когда его случалось разозлить всерьёз. Матерился — и всё равно ничего не мог с собой поделать. Ему было весело.

Ему ужасно хотелось сбросить тяжёлый, горячий от солнца плащ, вскинуть руки и заорать, что хватит глотки, на весь огромный двор, так, чтобы испуганное эхо заметалось между серых стен: «Люди! Мне смешно! А вы… неужели вам не смешно так же?! Ну посмотрите на этих ослепительных солнечных зайчиков, на так забавно дрыгающихся на плацу возле казармы марионеток, на прохаживающихся по гребню стен надутых клоунов. Они такие маленькие все — потому что все они не люди, а куклы, в любовно сделанном каким-то весёлым мастером кукольном театре. Он ведь наверняка смеялся, этот неведомый мастер, хохотал взахлёб, до слёз. Поставить классическую японскую пагоду посреди европейской крепости XVII века с элементами XIX, да ещё вкопать вокруг пару-тройку игрушечных танчиков — это ж просто у-у-у как забавно.

Ну посмотрите же! К вашим услугам две сотни блестящих от пота марионеток, так потешно дёргающихся на невидимых нитях под выкрики „ить“, „ни“, „сан“, „син“. Ещё с полсотни расставлено где придётся… длинных и коротких, толстых и тонких…

…таких смешных.

…просто ужасно потешных!»

Очень хотелось.

Но вместо этого Швейцарец, наклонившись, поднял шлем и аккуратно пристегнул его к рулю.

Сашка

Оказывается, у Эмминой хозяйки был доспех.

Я помнил, как Шемяка восхищался её курткой. Но рядом с этим… высокохудожественным произведением куртка выглядела даже не бледно, а просто-напросто убого.

Одни наплечники чего стоили — в виде черепа из сверкающей стали, с красными огнями глазниц… даже мне в самый первый миг показалось, что клыкастая пасть вот-вот сомкнётся, как спичку перекусывая так неосторожно просунутую сквозь неё руку. Чушь, но… лично я не решился бы сунуть ствол, больно уж эта конструкция походила на медвежий капкан.

Собственно доспех же… у-у-у, это была не какая-то там наспех присобаченная поверх ватника железная плита. И не простая сталь. И даже не хромоникелевая — видел я однажды и такое. Лёгкий, серебристый… нет, не алюминий… не догадались ещё? Титан — и умри всё живое!

Где создатель этого шедевра добыл титановый лист, я не мог даже предположить. Равно как думать — сколько же он провозился, подгоняя все изгибы и выпуклости под… ну, назовём это анатомическими особенностями данного конкретного владельца. С учётом подкладки — её я разглядел лишь мельком, кажется, это был пропитанный смолами лён, — стрелять по содержимому этого индивидуального танка из чего-то калибром с меня и меньше имело смысл, разве что подойдя вплотную. И непременно закрыв при этом мушку — плевать в подобный шедевр горячим свинцом решится далеко не всякое оружие. Куда большее число моих собратьев задержит боёк на полпути, мечтательно прикидывая, как бы похожая чеканка смотрелась… ну, к примеру, на моей ствольной коробке?

В общем, доспех был не просто красив, он был прекрасен, и я отлично понимал, почему даже в дикой спешке бегства Анна решилась взять его.

Только вот на болоте он выглядел… как бы это сказать…

— Красная косынка на медведе!

— Что? — удивлённо переспросила Эмма.

— Кираса твоей хозяйки выглядит здесь так же неестественно, как красная косынка — на медведе, — мрачно повторил Макс. — Всё равно что на каждом шагу стрелять в воздух и орать: «Мы здесь!».

— А, — усмехнулся я, — ты тоже заметил, как это чудо слегка поблескивает.

— Сложно было не заметить, — буркнул «АКМС». — Даже будь я со спиленной мушкой…

— Но… — чёрная винтовка замялась, — если это и в самом деле выглядит столь демаскирующе, то почему…

— А зачем? В смысле, — пояснил я, — зачем пытаться делать заведомо бессмысленные веши?

— Сдаётся мне, — лязгнул Макс, — он намекает: сколько б его хозяин ни убеждал Анну снять этот перечищенный самовар, толку не будет.

— И на это тоже, — кивнул я. — Но есть ещё одна, куда более веская причина. Думаю, — я прервался, глянул влево. Верхушка Пизанского Кипариса уже выступала над горизонтом сантиметров на двадцать, наискось перечёркивая облачную муть узким зелёным конусом. Значит, ещё полкилометра, не больше, и…

— Думаю, это будет проще увидеть, чем выслушивать мои объяснения, — закончил я. — Намного проще. Ещё минут десять.

— А ты похож на своего хозяина.

— Тем, что предпочитаю наглядный пример словам? Он этому от меня научился.

Я ошибся совсем немного — на берег болота мы вышли не через десять, а одиннадцать с половиной минут спустя.

— Господи, что ЭТО?

— Это, — с видимым удовольствием произнёс Шемяка, — болота. А то, по чему мы шли до сих пор, считается прибрежной полосой… сравнительно сухой.

— Последние двести метров, — тихо проговорила Анна, — я думала, что неподалёку от тропы сдохло что-то большое. Динозавр или стадо буйволов. А теперь… оно всё время так пахнет?

— Пахнет? — Айсман принюхался, точнее, сделал вид, что принюхивается. — А-а, ты про эту вонь. Нет, далеко не всё время.

— Хвала небесам!

— Я не договорил. Сейчас ветер дует нам в спину, от берега, и поэтому запах почти не ощущается. Дальше будет пахнуть много хуже.

— Рик, — развернулась к скуластому девушка. — Респираторы ведь в твоём рюкзаке были?

— Не советовал бы, — быстро предупредил Шемяка, — начинать тратить ресурс фильтров так рано.

— Он прав, — шепнул я. — К здешним миазмам ваши хозяева довольно скоро адаптируются, а в скелете респираторы будут куда нужнее.

— Значит, мне придётся дышать этой мерзостью? Так?

— Ну, — Сергей с очень задумчивым видом разглядывал кочку в дюжине шагов от берега. — Ты можешь повернуть назад и дышать свежим лесным…

— Понятно. Кончай трепать языком и веди нас дальше!

— Ну, пошли…

До ближайшего островка было метров двести-двести пятнадцать. Так себе дистанция, прикинул я, но если осторожно — пройдём. Мы с Айсманом, в смысле, пройдём.

Энрико, впрочем, подвох заподозрил — по крайней мере, его взгляд раз пять переместился с неторопливо зашлёпавшего по жиже Сергея на заросли справа, где несколько молоденьких клёнов буквально напрашивались на роль слег. Однако недавняя история со змеей, похоже, внушила-таки ему здравую мысль о том, что иногда лучше молчать, чем говорить.

Иногда.

Мы прочавкали ровно четырнадцать шагов, когда сзади донёсся тот самый звук — большое и звучное «хлюп»!

Шемяка тихонько хихикнул.

— Помоги ей подняться, — не оборачиваясь, бросил он. — И — не отставать.

В ответ донеслось нечто шипяще-булькающее, но явно не похожее на пожелание долгих лет или счастливого пути.

Сергей хихикнул ещё раз.

Разумеется, они здорово отстали. Ещё бы, ведь Анна за эти злосчастные две сотни метров умудрилась оступиться и шлёпнуться целых одиннадцать раз, я считал. Энрико, правда, сумел ограничиться всего тремя, но зато ему приходилось вытаскивать свою подругу из жижи, и в результате к тому моменту, как Шемяка закончил выстругивать первый шест, они только-только вползли на берег. Вползли и упали.

— Думаю, — произнёс я, — проблема с демаскировкой благополучно разрешилась сама собой.

Закрепленная поверх рюкзака Энрико «M16» ответила мне укоризненным взглядом.

— Я бы сказал — радикально разрешилась! — лязгнул Макс.

— Угу.

Буйных стад лихо пляшущих на зеркальной стали солнечных зайчиков больше не наблюдалось. Равно как и сверкающего плетения чеканных узоров. И расплавленного золота волос. И даже лилия хоть и удержалась над ухом, но сыскать на трёх уцелевших лепестках миллиметр-другой прежней белизны было бы трудновато и хорошей оптикой.