Очерки уголовного мира царской России - Аркадий Кошко

   - Проходите, проходите, скотоподобный человек.

   Красный от стыда, кинулся я от них и на носу столкнулся с актерками, и рассказал им все, как было. Вяльцева улыбнулась, а Патти, упав в кресло, загоготала на весь пароход: "Вот так история! Ха-ха, это великолепно, воображаю эту сцену. Владыко из окошечка захотел наслаждаться благорастворением воздухов, а вы явили ему этакое изобилие плодов земных. Ха-ха-ха! Побегу, расскажу графу - вот посмеется!"

   И она умчалась.

   - Что это подруга ваша ржет как кобыла? - сказал я в сердцах.

   - Лишнее она о себе воображает, а приглядеться хорошенько, так ни кожи ни рожи в ней нет...

   - Чего вы сердитесь, голубчик? - сказала мне Вяльцева. - Ведь история с вами приключилась действительно смешная. А что касается рожи и кожи, так это вы правильно говорите. Рылом она действительно не вышла.

   И долго еще успокаивала она меня и, наконец, приведя в равновесие, пригласила даже к себе в каюту...

   Всякий писатель должон авторитет свой соблюдать и учить своих читателей хорошему, а не плохому. Опять же, оберегая подрастающие поколения, которые будут зачитываться моими записками, от всяких венерических соблазнов, я и не буду описывать все то, что произошло у нас в каюте. А жаль, ей-Богу, жаль! Есть о чем порассказать. Показала она мне "гайда тройку", одним словом- оскоромился!

   Перейду прямо к утру. Протянул я ей четвертной билет и говорю:

   - Позвольте пять рублей сдачи.

   А она как швырнет мне деньги прямо в харю:

   - Что это, - говорит, - вы никак с ума сошли. Мне, такой знаменитости, и такую сумму? Нет, брат, меньше ста рублей не отделаетесь!...

   - Позвольте, - говорю, - странные слова вы говорите, и 25 руб - деньги немалые, а вы, эвона, сто. Взгляните на любую пристань, много мы их проехали, там батраки какие тяжести на спине таскают, а ни один из них, поди, ста рублей за целое лето не выгонит. Вы же одно удовольствие получили, это надо тоже понимать.

   А она:

   - Вы мне тут зубы не заговаривайте, и если не заплатите, то я вас ошельмую на всю Россию: напою пластинку да и пущу в продажу по дешевке. Зайдете вы там в Елабуге в гости, а хозяева будто невзначай и заведут вам в граммофоне что-нибудь вроде:

   Ехал из ярмарки Синюхин купец, Синюхин купец, мошенник, подлец...

   А то и почище еще, на то я и артистка.

   - Экая ядовитая, - подумал я, - и в самом деле осрамит на весь мир.

   Ну и черт с ней, отвалил я ей сто рублев, плюнул и ушел к себе в каюту. Весь день просидел у себя в каюте и только после Казани (где они слезли) я вышел на палубу...

   Щадя терпение моих читателей, я опускаю несколько десятков страниц из этого своеобразного дневника и перехожу прямо к записи, датированной 12 июня. Под этим числом следовало:

   Ура! Наконец дело налаживается. Целых три дня убил на посещение столицы да на разные справочки по своему делу.

   Однако никто толком мне не помог. Сегодня в Лоскутной гостинице, где я стою, познакомился с одним барином, Александром Ивановичем Рыковым. Ну, конечно, разговорились.

   Рассказал ему, по какой причине нахожусь в Москве. Они выслушали да и говорят:

   - Будьте без сомнениев, я вашу женитьбу обстряпаю.

   - А сколько возьмете за вашу услугу? - спрашиваю.

   А они:

   - Да вы что, голубчик, с ума, что ли, сошли? Я не сваха и, конечно, с вас ни копейки не возьму.

   - Как так? - говорю. - С чего вы будете стараться?

   - Очень просто, - отвечает, - есть у меня тут в Москве Дальняя родственница, польская графиня Подгурская. Хоть происхождения она и знатного, но за душой у нее ни копейки. Хочу устроить ее судьбу, а вы мне кажетесь человеком подходящим. Не знаю, что из этого выйдет, а попробовать можно. Сегодня же повидаюсь и поговорю с ней.

   13 июня.

   Кипит работа. Александр Иванович сказал мне, что ихняя графиня желают получить мой портрет и подробное письмецо с моим жизнеописанием. Бегу в фотографию.

   14 июня.

   Вышел я на портрете ничего себе. Цепь во всю грудь, опять же перстень хорошо приметен. Сажусь за письмо.

   Тут в дневнике следовало аккуратно списанное письмо - шедевр синюхинской элоквенции. Пропускаю его, предоставляя воображению моих читателей воспроизвести этот документ.

   15 июня.

   Ответа нет.

   16 июня.

   Ответа все еще нет.

   17 июня.

   Молчит как проклятая, а того не понимает, какой вред моему организму наносит.

   18 июня.

   Александр Иванович мне передал, что мурло мое пондравилось и графиня желают свести со мною знакомство. Я собрался было ехать немедленно, но Александр Иванович сказали, что это невозможно, потому что графиня уезжает сегодня в Питер на поклон к царице. Эвона какая птица! Даже страх берет.

   22 июня.

   Все эти дни промучился, ожидая прибытия графини. Сегодня вечером с Александром Ивановичем еду знакомиться. Стало бытв, будто смотрины. Ну что же, не ударим лицом в грязь.

   23 июня.

   Фу- ты ну-ты! Ну и ассамблея вчера выдалась. Хоть напившись я был и здорово, однако что помню - расскажу. Разоделся я вовсе: длинный черный сюртук, белый галстук, белые перчатки и в петлице белый цветок, чуть не с подсолнух величиной, опять же лаковые ботинки. Вошли в прихожую, прошли коридорчиком, и Александр Иванович постучал в закрытую дверь.

   - Антре, - послышался аристократический голос.

   Мы вошли, Александр Иванович впереди, я сзади. Порядочная комната, вроде гостиной. На диване, подперев рукой голову, сидела сама графиня в голубом шелковом платье, красивая собой, с благородной такой личностью. В комнате окромя нас находилось еще человек пять-шесть мужчин. Кто в пиджаке, кто в сюртуке.

   Графиня нас усадила и представила гостям. У меня просто в ушах зазвенело - все князья, да графья, на худой конец, бароны.

   Минут через пятнадцать мы говорили с ней по душам, точно и век знали друг друга. А через часок она отвела меня в сторону и шепнула:

   - Если я вам нравлюсь, то докажите мне это и исполните мою просьбу.

   - Да хоть сейчас, - отвечаю, - прикажите - и птичьего молока достану.

   - Нет, - говорит, - птичьего молока я не пью, а закусить и выпить было бы действительно не вредно. Вы же знаете от Александра Ивановича, что я благородна, но бедна. Вот, милый, вы и слетайте, да живо дюжинку вина, да закусок разных привезите...

   А то и дядюшку, с которым я вас познакомила, и гостей моих угостить нечем.

   - С превеликим удовольствием, я сию минуту слетаю.

   И действительно не поскупился. В полночь мы сели за стол и начался пир горой. Все шло очень интересно: общество, разговоры, графиня, коих в лорнетку оглядывает. Со мной ласково шутит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});