Мы искали друг друга - Сергей Щипанов

А лучше — сто тысяч рублей и одного влиятельного друга.

2

Леха Трофимов разрывался между семьей и горами. С одной стороны — Валюша, которую он любил, и маленькая Олюшка, в которой души не чаял, с другой — нечто такое… Это прочувствовать надо, так просто словами не опишешь. И малость сумасшедшим нужно быть, таким как Леха, чтобы, вслед за Высоцким, утверждать: «Лучше гор могут быть только горы».

Пять дней в неделю Леха — примерный семьянин, муж и отец. Но, наступала суббота, и сидящий внутри бес одерживал верх, срывал его с места, тащил в Такоб, на горнолыжную базу. А там: ультрафиолетовое солнце и ослепительный снег, люди с загорелыми до черноты лицами, яркая — глазам больно смотреть — экипировка лыжников (и особенно лыжниц). Праздник души. И еще там: шумные стихийные застолья с обилием вина и минимумом закуски, магнитофон с неизменным Розенбаумом, со слегка поднадоевшими Токаревым и Новиковым (последний, если верить слухам, за свои песни мотал тюремный срок), и непременно с гитарой (тут Трофимов вне конкуренции). И уж если совсем откровенно, там не слишком строгая мораль — где-то на грани свободной любви. Холостятская вольница.

Макс к горам был равнодушен, а если и ездил кататься на лыжах, то лишь от случая к случаю. Не считал он это занятие чем-то таким, из-за чего можно бросить все и сорваться, очертя голову. А горы… Ну, скалы, обрывы, ледники — красиво, да. Но посвящать им все свободное время… Нет, на любителя это. Другое дело, если по работе.

Поскольку молодые специалисты Шведов с Трофимовым сделались наполовину геологами, им вскоре предстояло вкусить прелестей полевой жизни. Леха, тот, можно сказать, возвращался в привычную среду. И теперь он, не прихоти ради, а волею начальства, должен был на время покидать семью, отправляясь в милые его сердцу горы.

Макса, человека вольного, не обремененного заботами, новая стезя не пугала. Тем более, что полевое довольствие, вкупе с «высокогорными», «безводными» и прочими доплатами, полагающимися полевику, существенно увеличивало нищенскую зарплату молодого специалиста.

Но, это все летом. А пока что новички просиживали штаны в конторе, входили, помаленьку, в курс дела, знакомились с коллегами и начальством.

Фамилия шефа была Цай. Виктор Сергеевич. Если его по ошибке называли Цоем, он всегда поправлял:

— Цай. Моя фамилия Цай. Не путайте с Виктором Цоем.

В партии, возглавляемой Виктором Сергеевичем, числилось вместе с вновь прибывшими четырнадцать человек. Занимали две комнаты, плюс отдельный кабинет начальника. В одной комнате шел ремонт, все сотрудники ютились, пока, в другой. Для Шведова с Трофимовым места уже не было. Цай распорядился внести стол к себе.

— Здесь будите работать. Временно. Размещайтесь, — приказал он новичкам.

Пришлось им, словно школьникам, устроиться двоим за одним столом.

Первое задание начальника было несложным, хотя и не совсем обычным.

— Мне надо отлучиться, — сказал Цай. — Если придет Сережа Ли, отдайте ему вот эту сумку.

— А как мы его узнаем? — поинтересовался Трофимов.

— Да очень просто. Он, как и я, кореец. Только в очках и поддатый.

Леха с Максом хихикнули.

— А вдруг, трезвый будет?

— Тогда это не он. Сережа Ли трезвым не бывает.

Что характерно, заявившийся вскоре кореец, полностью соответствовал нарисованному Цаем портрету: носил очки и был явно навеселе.

Начальник зря слов на ветер не бросал. Любил хорошую шутку, острое словцо.

— У Леры, жены моей, — рассказывал Цай, — отец, между прочим, раввин киевской синагоги. Вот, повезла она меня знакомить с папой. Вы бы видели его изумленное лицо! Для него зять-кореец, все равно, что Гитлер, поющий «Хава нагила». В общем, когда сели за стол, первый его тост был «за дружбу народов».

Таким вот не скучным человеком оказался начальник.

Что касается работы, то ее молодым спецам пока не нашлось. Вручили несколько книжек: изучайте; оформили необходимые бумаги, разные допуски-пропуски: возьмете в «Фондах» такие-то и такие-то отчеты, проработайте на предмет выписки нужной информации. В общем, окунули в бумажное море.

3

Теперь уже трудно сказать, кому принадлежит утверждение, дескать, «степень зрелости любой науки должна определяться по освоенности ею математических методов». Возможно, это был не математик даже, а философ, скажем.

Как бы там ни было, но высказывание подхватили и взяли на вооружение ведущие научные центры Запада, а затем и Союза. Началась повальная математизация. Все уважающие себя министерства, тресты, крупные НИИ спешили обзавестись вычислительными центрами.

Не миновала чаша сия и душанбинских геологов. Согласно веяниям моды, а также следуя указаниям «сверху», при Таджикском геологоуправлении открылся собственный «ВэЦэ», под который выделили специально построенное здание. Его нафаршировали вычислительной техникой — ЭВМ марок ЕС-1022 и ЕС-1035 — чудовищно огромными железными монстрами, для обслуживания которых держали не один десяток спецов.

Здесь же, при ВЦ находилась партия, где с недавнего времени трудились Леха с Максом. «Контора» располагалась на отшибе, в районе новостроек, что обеспечивало ей автономность. Это был плюс. Минус заключался в том, что любую паршивую бумажку на подпись приходилось везти через половину города.

Плюсов, все же, было больше. Удаленность от Высокого Начальства позволяла работникам чувствовать себя вольготно, устраивать посиделки и междусобойчики. Особенно, если имелся повод. Такой, как скажем, День геолога — второй по значимости, после Нового года, праздник.

По такому случаю устраивали настоящий банкет. В основном, стараниями женщин-сотрудниц. Сдвинутые столы накрывали бумагой-миллиметровкой (потом импровизированная скатерть сворачивалась вместе с объедками), ставили блюдо с вареной картошкой, тарелки с морковкой по-корейски, копченой рыбой, салатами, домашними солениями-маринадами; ну и, разумеется, водку, шампанское и торт «Прагу». Святое дело — праздник.

Не все смогли благополучно пройти такое испытание свободой. Случались и эксцессы. Притчей воязыцех сделался Миша Коваль, незадолго до того перешедший в партию Цая из Памирской экспедиции. (Там, кстати, продолжал трудиться его закадычный приятель, Сережа Ли). В Управление на Мишу из медвытрезвителя пришла бумага, в которой сообщалось, что «такого-то числа гражданин Коваль М.Е. был найден в арыке в неопрятном виде».

— Пишут, — язвил Миша, — сами не знают чего. Как будто человек может в арыке быть в опрятном виде!

Коваля вызвали на ковер, прочистили мозги и лишили очередной премии, а Цаю выговорили за то, что распустил сотрудников, не следит за их моральным обликом.