Черное солнце Афганистана - Георгий Свиридов

А ведь такое может запросто случиться с каждым летчиком, кому выпала судьба попасть в горный Афганистан. Никакой страховочной гарантии на этот счет ни у кого нет. Екимов вспомнил, как пару недель назад, в штабе ВВС 40-й Армии, он стал невольным очевидцем серьезного разбирательства вероятных причин, которые привели к гибели экипажа вертолета Ми-8 на этом же перевале. Командиром был летчик 1-го класса, человек опытный, имевший боевые награды. К нему, как военному специалисту, никаких претензий, естественно, не было. Но вертолет разбился, и люди погибли. Пленка радиообмена зафиксировала тревожный голос командира:

«У меня отказало управление!..»

«У меня заклинило управление!..»

А потом — тишина…

Комиссия пришла к выводу, что подвела техника. Но когда были доставлены и исследованы останки вертолета и записи в технической документации, оказалось, что по всем показателям боевая машина находилась в отличном состоянии. И возник вопрос без ответа: с одной стороны — великолепный и опытный летчик, а с другой — вертолет в отличном состоянии. А люди погибли…Что же произошло на самом деле?

Теперь майор Екимов знал, что тогда произошло, какая страшная трагедия разыгралась в горах. Одно слово «заклинило» в том радиообмене убедительно и бесспорно доказывало: вертолет попал в «подхват». В этом Евдокимов убедился сам, испытал его на собственной шкуре. У него тоже «заклинило управление». Еще как «заклинило»! На всю жизнь запомнил.

Да, ему, Екимову, повезло. Здорово повезло! Случайно попал в мощный восходящий воздушный поток и удачно выскользнул из него. Счастливчик! Майор грустно улыбнулся: «случайно попал» и также случайно «удачно выскользнул». Неужели так будет докладывать он о случившемся? И примерно так рассказывать летчикам своей эскадрильи? Нет, нет! Так дело не пойдет, так не годится. Он командир, подчиненные ждут от него конкретных советов, обмена опытом и ясных четких рекомендаций. А у него самого этого опыта с гулькин нос. Майор так и подумал: «с гулькин нос». Хотя, если б у него спросили что-нибудь насчет этого самого носа какого-то загадочного Гульки, то вряд ли Екимов что-либо понятное и вразумительное смог растолковать. Просто существует такая поговорка. И еще Екимов подумал, что нечто подобное и еще более загадочное происходит с «подхватом». Да, он реальность. Он есть, он существует. В него можно запросто попасть. Но главный вопрос состоит не в том, чтобы в него попасть, а в том, как из него, из этого «подхвата» выкарабкаться? Особенно здесь в горах, в районе боевых действий.

И майор Екимов принял решение.

Он с детства был дотошным и настырным. До всего старался докопаться сам, до самой мелочи, чего бы это ему не стоило. Не терпел половинчатости, неопределенности и особенно недоделанности. Любое дело всегда доводил до конца.

Екимов включил переговорное устройство.

— Внимание! Приготовиться! — и тоном, исключающим любое возражение, произнес: — Идет на повтор!

— Опять в «подхват»?! — переспросил штурман, не скрывая тревоги.

— Да!

Спорить и возражать командиру никто не стал, поскольку каждый понимал, что это бесполезная трата сил и времени.

И все началось с самого начала.

Двигатели натужно загудели, увеличивая обороты несущих лопастей. Скорость вертолета стала быстро расти.

Только теперь майор Екимов был уже совершенно другим. Не испуганно-обеспокоенным и тревожно-растерянным, а предельно-сосредоточенным. Он сознательно шел навстречу опасности. Смертельной опасности.

Под винтокрылой машиной и рядом с ней вздымались горы, простилалась холодная, покрытая вечными льдами, безмолвная пустыня. Ослепительно поблескивали льдистые наросты и уплотненный снег. Ничего живого. Даже орлы не забираются сюда, предпочитают летать значительно ниже. Случись что-нибудь, никто не поможет, не спасет. Даже если они и уцелеют, то на такой высоте, на ледяном ветре и ядреном морозе, успеют окоченеть, превратиться в ледяшки, прежде чем к ним долетят спасатели.

Но ни о чем таком в эти минуты Екимов не думал. Мозг его бесстрастно, с точностью расчетного устройства, фиксировал состояние винтокрылой машины. Скорость нарастала с каждой секундой. Майор знал, что на высоте свыше трех тысяч метров над уровнем моря диапазон между максимальной и минимальной скоростью значительно уменьшается. Приборы показывали высоту выше трех тысяч.

Екимов уловил-таки то роковое мгновение, когда винтокрылая машина начала входить в «подхват», хотя и произошло это внезапно. Как и в первый раз. Вертолет, словно живой, чуть встрепенулся, его охватила странная дрожь, и он опять стал торопливо задирать нос. Майор зафиксировал скорость — почти двести пятьдесят…

Боевая умная машина в эти мгновения вдруг стала непослушной, норовистой, неуправляемой. Она, казалось, взбесилась, и делала то, что хотела, что ей вздумается. Ручка управления отяжелела, каменно застыла. Только теперь Екимов и не пытался ее сдвинуть, не тратил силы зря. Вертолет упрямо и задиристо шел вверх, увеличивая угол тангажа, грозя перейти в «мертвую петлю». Быстро росла перегрузка, и дикая сила навалилась на майора, вдавила в кресло. На Екимова, как и в первый раз, холодной волной накатил страх, прошиб пот. А вдруг на этот раз им не удастся выкарабкаться? Во рту стало сухо. Майор сжал зубы так, что желваки заходили под скулами. Время, казалось, застыло, текло невыносимо медленно. В висках отдавались тревожные удары сердца. Почему-то вспомнился второй парашютный прыжок. Он был пострашнее первого. А сейчас Екимов не один, в его руках не только судьба машины, но и экипажа. Не слишком ли он рискует?

Но вот майор с радостным облегчением увидел, что скорость полета начала падать. Стрелка остановилась, задрожала и медленно поползла в обратную сторону. Екимов облегченно вздохнул. Вот они те долгожданные мгновения, когда наступает перелом! Теперь надо быть предельно внимательным, чтобы не упустить, не прозевать критического момента. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы скорость упала до нулевой отметки. Вертолет тогда может сорваться и начать падение хвостовой балкой вниз. Если попытаться уменьшить шаг несущего винта до минимальных значений, чтобы ускорить падение скорости, то лопасти сблизятся с хвостовой балкой, могут ударить по ней и отрубить. По этой причине гибли многие вертолетчики, не знакомые с аэродинамическими особенностями высокогорной местности.

— Есть! — произнес Екимов вслух, когда стрелка стала приближаться к нулевой отметке.

На этот раз он действовал сознательно, хотя руки работали автоматически. И запоминал, запоминал. Ручка управления легко пошла от себя. Грозный вертолет враз присмирел, снова стал послушным, управляемым. Екимов плавно вывел боевую машину в горизонтальный полет, и только тогда позволил себе слегка расслабиться. Победно улыбнулся пересохшими губами. Смахнул со лба пот, который стекал из под шлема и противно щипал глаза. Тело обмякло, навалилась усталость. Теперь-то он познал повадки «подхвата»!

Включил переговорное устройство и спросил:

— Живы?

— Ну, командир, ты даешь! — выдохнул Зубин и признался: — До самых печенок проняло!

— Натерпелся страху, не передать словами! Все поджилки тряслись, — в голосе штурмана эскадрильи капитана Зайцева еще чувствовалось пережитое волнение. — Покруче, чем в первый раз! Особенно когда машина резко вверх пошла. Но я запомнил, кажется, все моменты, командир! Запомнил! И момент входа и особенно выхода из проклятого «подхвата»!

«Эксперимент удался, — устало подумал майор Екимов и еще раз победно улыбнулся. — Не зря рисковали!»

Глава восьмая

1

Александр Беляк перевернулся на живот и, положив подбородок на кулаки, устало прикрыл глаза. Здесь, на берегу арыка, жара не казалась такой сильной. Они с капитаном Паршиным только что вернулись из очередного полета. Сопровождали колону. Полет рядовой, но длительный и нудный, вымотались и пропотели основательно. Паршин поспешил в штаб, а он — сюда.

Хорошо вот так, после купания, чистым и свежим лежать на разогретой земле, подставив афганскому солнцу спину. Лежать и ощущать грудью, животом и ногами добрую теплоту этой чужой серой земли, вдыхать сладковатые запахи, идущие от нее. К ним примешиваются едва уловимые ароматы буйных трав и зарослей камыша, которые растут вдоль полноводного арыка. И ни о чем серьезном не думать, ничего не загадывать. Лежать просто так, полностью расслабившись, бездельничать, радуясь жизни.

Но долго поваляться не удалось. Кто-то мокрый после купания уверенно расположился на горячей земле совсем рядом. Александр не пошевелился, не открыл глаза. Места всем хватит. Дохнуло водочным перегаром и табаком.

— Беляк!

— Ну, я!

Александр по голосу узнал командира звена капитана Павла Сереброва.