Поэтический космос - Константин Кедров

В обрядах инициации проход сквозь "огонь, воду и медные трубы" сопровождался болезненными испытаниями, ожогами, порезами и уколами, опасностью удушения и утопления, погребения заживо в земле, голодной смерти. Все это ярчайшим образом выражено в сказках и мифах всех народов.

Гораздо менее осмыслен конечный момент испытания - второе рождение в космос. Здесь сказки достаточно красноречивы; но первозданный ритуал уже настолько забыт, что кульминация часто перемещается на периферию повествования. То, что было главным в мистериальном действе, стало второстепенным в сказке.

Поэтому особую ценность для нас представляют те тексты, где сказка ещё не оторвалась от магического. Кит извергает из утробы неповрежденного Иону, и кит выпускает из нутра проглоченные корабли в "Коньке-горбунке". Дети выходят невредимыми из чрева людоеда, семеро козлят (семь дней одной фазы месяца) покидают распоротое брюхо волка; падчерица, опущенная в колодец, оказывается на небе, где трясет перину Метелицы, отчего на земле идет снег; Одиссей благополучно покидает пещеру циклопа, привязав себя к брюху барана (несомненно, воспоминание об обрядовом выворачивании шкуры).

Во всех этих сюжетах главную роль играет сам процесс испытания, ввергнутость героя в поглотившее его чрево земли, воды, животного или людоеда или заточение в бочку и благополучный выход из нее.

Среди этих сюжетов редко встречается сказка, где в центре само выворачивание - полное обновление своего естества, выход наружу из безобразной оболочки. Такова сказка "Царевна-лягушка". Напомним, что пестрые животные в древних мифологиях символизируют звездное небо. Лягушки и змеи, как обитающие внизу, имели два облика. Один - нижний, подземный, отталкивающий; другой - прекрасный. Дьявол, соблазняющий Еву в образе змея, также часто изображался как прекрасный юноша. В Древнем Египте лягушка была "символом богатого урожая, обновления жизни и даже воскрешения" (Каперавичюс М. Христианские демоны Нила. - "Наука и религия", 1981, № ).

|Царевич, женившийся на подземной владычице, лягушке, в конечном итоге оказывается в подземном Кощеевом царстве. Сбросить лягушиную оболочку значит обрести прекрасный звездный облик, вывернуть подземное Кощеево царство к свету. Лягушиная оболочка, безобразный облик есть маска, изнанка неба.

Заколдованные невесты часто сходят к своим женихам прямо с неба: медведица ("Не бойся меня добрый молодец... я не лютая медведица, а красная девица, заколдованная королевна") или змея. В сказке "Царевна-змея" казак видит на горящем стоге красную девицу, протягивает ей копье, и она, обернувшись змеей, обвивается вокруг его шеи.

Такой же двойной облик у невесты Гвидона. Сбросив лебединую оболочку, она становится звездной царевной: "Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит". Правда, здесь нет контраста масок, как в "Царевне-лягушке". Лебедь прекрасна, как и царевна, вышедшая из её оболочки.

Как видим, выворачивание в чистом виде со сбрасыванием кожи в сказке чаще отведено женским образам. В этом нет ничего удивительного: ведь роды удел женщины. Мужчина рождается - проходит через опасные и суровые испытания. Рожает новую вселенную женщина. Мужское выворачивание - это прыжок в небесную, или морскую, или подземную утробу, как бы обратное рождение, и выход из космической утробы в обновленном образе.

Соединив воедино сюжеты многих сказок, можно воссоздать все мистериально-фольклорное действие в целом.

Все объединяет мистериальный брак, поиски небесного жениха и невесты. Поначалу жених и невеста предстают в своем страшном, "невывернутом" облике, смертном образе: лягушка, змея, чудище, дурачок в язвах и лохмотьях. Угадав в этом облике своего избранника или избранницу, герой должен приготовиться к тяжелым испытаниям, как бы пройти родовые муки, быть готовым к смерти в узком, темном пространстве, подземном или подводном, словом, сойти, как Орфей, в царство мертвых за своей возлюбленной или уйти в страну без возврата к страшному чудовищу.

В момент совершения выбора происходит чудо второго рождения, выворачивание через смерть и обретение нового прекрасного облика жениха и невесты. Тут-то и совершается истинный брак - воскресение.

Традиция связывает погребение и воскресение с "небесным браком", час этого брака приурочен к полуночи. По фольклорным канонам человек рождается дважды. Инициация - испытание - должна предшествовать браку, как это наблюдается в любой сказке. Инициация означала обретение всеобщего космического тела предков внутри себя. В этом её потаенный, сакральный смысл. Пройдя через испытания, имитирующие роды и даже смерть, участник действа как бы воскресал и рождался заново уже по своей воле, уже не как раб природы, а как её соучастник. Он вырывался из общей цепи рождений, ибо переживал при жизни и свою смерть, и свое обратное рождение-воскресение. В ночной беседе Христос говорит Никодиму о том, что человек должен родиться дважды: один раз от плоти, другой - от духа. Рождение от плоти ведет к смерти, рождение от духа - к вечной жизни.

Следует пристальней всмотреться в переворот, который происходил в духовном мире человека в момент фольклорной инициации. Ведь в этом действе человек, в отличие от всех других существ, населяющих землю, переживал свою мнимую смерть ещё при жизни, психологически перешагивал через биологические границы своей жизни. Перешагнув через свое бездыханное тело (сюжет довольно распространенный в самых различных ареалах культуры), он оставлял позади себя все живое, ибо теперь его грядущая биологическая смерть психологически мыслилась как пережитая.

Таким образом, рамки жизни раздвигались до бесконечности.

Человек научился в ограниченном промежутке времени ощущать себя существом вечным и бесконечным. Не менее грандиозен пространственный переворот: имитируя свое новое рождение как выворачивание, человек психологически вместил в себя все окружающее его пространство и в то же время распространил свое внутреннее "я" по всему мирозданию. Эстетически первобытное существо перешагнуло за биологические границы своего вида - это и сделало его человеком.

До этого мы имели дело со звериными и животными масками смерти, где следы выворачивания нередко носят жестокий хтонический характер. Сплошь и рядом со зверя должна быть содрана шкура или кожа, в которую облачается герой (витязь в тигровой шкуре, Геракл в шкуре льва). Женщина часто надевает змеиную кожу или должна содрать шкуру пестрой коровы ("Крошечка-Ховрошечка"),

Земледельческий образ выворачивания намного гуманнее. Это зерно маска колоса, и колос - маска зерна. Зерно, умерев в земле, "вывернувшись наизнанку", обретает свое множественное звездное тело в колосе, в початке, в грозди (Озирис, Дионис, Джон Ячменное Зерно, Кострома, Чичен-ица чечевица, бог Просо в Китае). Антропоморфный образ зерна, умирающего и воскресающего, широко известен, ибо существует практически у всех народов, знающих земледелие. Нас интересует отличие его от предшествующих, охотничьих моделей воскресения. Зерно, если "не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода". Эти слова евангельского текста, взятые Достоевским эпиграфом к роману "Братья Карамазовы" и ставшие эпитафией над его могилой, открывают самое существенное в мистериальном "переодевании" зерна и колоса. Умирающий, "вывернутый наизнанку", растерзанный бог-зерно обретает в своем воскресении космическое звездное тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});