В дебрях Южной Африки - Майн Рид

Все понимали: слон сейчас зол. Людям, предупреждал Черныш, чрезвычайно опасно в такую минуту попадаться ему на глаза, если под ними нет коней, чтобы вовремя ускакать. Поэтому все четверо укрылись за стволом исполинской нваны и выглядывали потихоньку — ван Блоом с одной стороны, Гендрик с другой, — наблюдая за движениями раненого слона.

Но как ни было это опасно, охотники все-таки решили напасть на слона. Они рассудили, что, если не сделать этого немедленно, он уйдет и оставит их без ужина, а они уже размечтались поужинать ломтиком слоновьего хобота. Времени оставалось мало, и они решили не мешкать. Они намеревались подползти к нему настолько близко, насколько можно будет это сделать, не подвергая себя слишком большой опасности. А потом они выстрелят разом и тут же залягут в кустах, чтобы посмотреть, чего добились.

Договорившись, ван Блоом, Ганс и Гендрик вышли из-за ствола и стали пробираться сквозь кустарник к западному концу озера. Лес тут не стоял сплошной чащей — каждое дерево с подлеском росло особняком, так что приходилось прокрадываться очень осторожно от заросли к заросли. Ван Блоом шел впереди, выбирая дорогу, мальчики следовали за ним по пятам. Так они двигались минут пять, пока не оказались под укрытием небольшой купы деревьев, расположенной у самой воды, достаточно близко к тому месту, где топтался слон. Теперь они подползли на четвереньках к опушке и, раздвинув листву, стали наблюдать за слоном. Четвероногий великан стоял прямо перед их глазами, ярдах в двадцати, не более. Он все еще то окунался в воду, то окатывал свое тело мощной струей. Ничем не показывал он, что заподозрил их присутствие. Значит, время позволяло спокойно выбрать на его огромном теле точку, куда направить пулю.

Когда они впервые увидели слона со своего нового наблюдательного пункта, тот стоял к ним грудью. Ван Блоом не считал эту минуту удобной для выстрела, так как они сейчас не могли ранить слона насмерть. Они поэтому стали ждать, когда слон повернется к ним боком, чтобы дать тогда свой залп. Ждали, не сводя с него глаз. Слон перестал наконец перебирать ногами, перестал обливать себя струей из хобота, и теперь охотники увидели, что вода вокруг него стала красного цвета. Ее окрасила кровь слона.

Не оставалось никаких сомнений, что носорог в самом деле поранил своего противника. Но была ли рана тяжелой, охотники не знали.

Кобаоба ударил слона в бок, а с того места, где находились наблюдатели, видна была только его широкая спина. Но они спокойно выжидали: знали, что, когда слон повернется, чтобы выйти из воды, он непременно подставит им другой бок. Несколько минут слон не менял положения. Но вот они заметили, что он уже не машет больше хвостом и весь бессильно обмяк. Время от времени он закидывал хобот к тому месту, куда пырнул его кобаоба. Рана явно мучила его, об этом свидетельствовало затрудненное дыхание, с шумом вырывавшееся из хобота.

Охотниками овладело нетерпение. Гендрик попросил позволения отползти в другое место и выстрелить в слона, чтобы заставить его повернуться. В этот миг слон сделал движение, показавшее, что он как будто собирается выйти из воды. Он совершил полный поворот. Его голова и передняя половина туловища высились уже над землей, и три дула направились в него… но вдруг исполин качнулся — и рухнул. С громким всплеском его огромное тело погрузилось в воду, и во все концы озера пошла от него большая волна. Охотники осторожно спустили курки и, выскочив из засады, бросились к отмели. С одного взгляда они поняли, что слон мертв. На его боку они увидели рану, нанесенную рогом кобаоба. Она была не так велика, но страшное оружие проникло глубоко в тело, в самые внутренности. Неудивительно, что такой удар принес смерть самому могучему представителю животного царства. Как только стало известно, что слон мертв, все бросились к озеру. Малышей, Яна с Трейи, вызвали из их укрытия (раньше им было приказано спрятаться в фургоне). Прибежала с другими и Тотти. Чуть ли не первым оказался на месте Черныш с топором и большим ножом в руках — бушмен собирался разделать по-своему слоновью тушу, а Ганс и Гендрик скинули с плеч куртки, чтобы помочь Чернышу в его работе.

Но чем же в это время был занят ван Блоом? О! Это более важный вопрос, чем вы предполагаете. То был решающий час — час крутого перелома в жизни начальника ополчения. Скрестив руки, он стоял на берегу прямо над тем местом, где повалился слон. Погруженный в безмолвное раздумье, он глядел не отрываясь на тушу мертвого исполина. Нет, не на тушу. Более внимательный наблюдатель увидел бы, что взгляд ван Блоома не блуждает по этой горе мяса, одетой в толстую шкуру, а прикован к одному определенному месту. Не к ране ли в боку животного? Не о том ли думал ван Блоом, как сумел носорог одним ударом убить такого огромного зверя? Нет, совсем не то. Мысли ван Блоома были далеки и от раны и от носорога.

Слон упал таким образом, что его голова высунулась из воды и легла на отмель; по песку растянулся во всю длину его мягкий и гибкий хобот. От основания хобота, изогнутые наподобие огромных ятаганов, шли два желтоватых, словно покрытых эмалью, бивня — то самое орудие из драгоценной слоновой кости, при помощи которого гигант десятки лет подкапывал деревья в лесу и повергал своих противников во многих смертельных поединках. Драгоценными и прекрасными трофеями являлись эти бивни, но — увы! — их всемирная слава стоила жизни тысячам представителей слоновьего племени. Сияя во всем своем великолепии, лежали эти два полумесяца, изящно выгнутые, мягко закругленные. К ним, только к ним, были прикованы глаза ван Блоома.

Да, прикованы с жадным блеском, необычным для его взгляда. А губы его были сжаты, грудь заметно вздымалась. Целое полчище мыслей пронеслось в эти минуты в его уме. Облако, с утра лежавшее на его лбу, бесследно исчезло. Вместо печали в глазах ван Блоома читались теперь надежда и радость, и в конце концов эти новые чувства выразились в словах.

— Это перст судьбы! — громко провозгласил ван Блоом. — Состояние! Целое состояние!

— Папа, что такое? — спросила Трейи, стоявшая подле отца. — О чем ты говоришь, папочка, дорогой?

Тут и остальные дети окружили его, увидев, что он взволнован, и радуясь его счастливому виду.

— Папа, что такое? — спросили все четверо разом. Черныш и Тотти стояли тут же и с таким же нетерпением ждали ответа.

Любящий отец не мог больше скрывать от детей тайну своего нежданного счастья. Надо их порадовать, открыв им ее.

Указывая на длинные желтоватые полукружья, он сказал:

— Видите вы эти прекрасные бивни?

Да, разумеется, они их видят.

— Отлично. А знаете вы, какая им цена?