Пятый постулат - Кира Измайлова

Машу очень волновал один вопрос: каким образом Весь намерен незаметно скрыться с постоялого двора, да еще с вещами, если там остался сторож? Она точно помнила, как Лария строго наказывала тому, суровому немолодому мужику, чтобы не смел отлучаться и приглядывал за хозяйством. А то вот так уйдешь, а кто-нибудь комнаты постояльцев-то и ограбит, не расплатишься потом!

Они уже входили в ворота, когда Маша все-таки решила прервать гордое молчание и спросить, что намерен предпринять Весь, но тут же поняла — беглецам никто не угрожает. Сторож прикорнул на завалинке, надвинув на нос шапку, и его могучий храп сотрясал выставленные на просушку горшки и ведра. Он распространял такой аромат крепкой браги, что любой бы мгновенно понял: мужчина пьян в лоскуты!

Судя по тому, как довольно ухмыльнулся Весь, это было его рук дело. Маша уже достаточно долго общалась с белобрысым буржуем, чтобы понимать, как он провернул такое: небось, перед уходом сунул сторожу монетку да и велел выпить за здоровье молодоженов! А поскольку Весь наверняка не поскупился, то сторож и исполнил приказ со всем прилежанием, надравшись от души. А что? Все отмечают, а ему нельзя? Маша даже знала, где он разжился выпивкой: на соседней улице одна старуха торговала брагой, брала дорого, зато зелье ее отличалось отменной крепостью. Ну, скорее всего, так и было, из хозяйкиных запасов сторож взять что-то не посмел бы. А тут, пока все собирались на праздник, сбегал, должно быть, к торговке да и припрятал выпивку где-нибудь в сенях…

— Что встала? — окликнул Весь. — Пошли, времени не так много!

Хорошо, что собрались они заранее, иначе провозились бы долго. Стаскивать вниз сундук Маше пришлось в одиночку. Тот был не слишком тяжелым, не тяжелее мешка картошки, но очень неудобным, и она предпочла бы, чтобы Весь ей помог, но на узкой лестнице вдвоем было не развернуться.

Пока Маша воевала с пожитками, белобрысый развил бурную деятельность: к сундуку присоединилась пара хороших одеял (это Маша одобрила, ведь ночевать придется под открытым небом, а вдруг похолодает?), плащи из тех, в которых работники в ненастье ходили проведать скотину (тоже отличные вещи, в дождь спасут!), но вот когда Весь ничтоже сумняшеся отправился громить кладовую, Маша внезапно опомнилась.

— Погодите! — окликнула она.

— Чего еще? — Весь недовольно оглянулся.

— Но не можем же мы взять эти вещи просто так! — сказала девушка растерянно. — Это же… это воровство получается!

— Считай, что мы действуем по законам военного времени, а это — трофеи, — Весь пристроил на крышку сундука здоровенный копченый окорок. — Ты чем питаться в пути собралась? На лужке попасешься? Первая же жрать запросишь!

— Но ведь… — Маша нахмурилась. — Всё равно это недопустимо! Вы ведь богатый, вы можете расплатиться за то, что взяли!

Белобрысый закатил глаза, потом тяжко вздохнул, решив, видимо, что дольше будет спорить с девушкой, порылся в кошеле и протянул ей серебряную монету.

— Где хозяйка выручку прячет, знаешь?

Маша помотала головой. Откуда же?

— Ну, поди в ее комнату, сунь под подушку, что ли, — досадливо произнес Весь. — Еще б сдачу взять, мы и на половину этой суммы не набрали…

Маша не стала слушать, побежала скорее в дом, радуясь, что хоть этой вины на ней не будет! А Весь, кажется, поддается перевоспитанию… Как знать, если с ним подольше поговорить, может, он исправится хоть чуть-чуть?

Но думать об этом было некогда: предстояла сама ответственная часть операции…

Когда Маша спустилась во двор, Весь, успевший распахнуть ворота конюшни, придирчиво рассматривал лошадей. Те вовсе не обращали внимания на незнакомца, мирно вздыхали и, похоже, наслаждались отдыхом.

— Вон та подойдет, — кивнул мужчина на одну лошадь. — Выводи давай.

— Я?! — испугалась Маша. — Почему я?

— А что, по-твоему, я буду ее запрягать? — нахмурился Весь. — Вон телеги стоят, давай, действуй!

— Я думала, вы умеете, — удрученно произнесла девушка. Она уже видала, как запрягают и распрягают лошадей, и была уверена, что ей попросту не справиться — это же целая наука!

— Я могу оседлать лошадь, — произнес он. — Верховую. Но в телегу их запрягать, увы, не обучен. Ну так что?

— А что? — Маша вздохнула. — Я тоже не умею.

Воцарилась тишина, нарушаемая только могучим храпом сторожа.

— Так. — Весь помрачнел. — Кажется, планы придется менять.

Маше сразу стало ясно, что он имеет в виду: придется уходить пешком, а значит, большую часть вещей придется оставить, потому что на себе столько не унесешь!

— А может… может найти кого-нибудь и попросить запрячь? — предложила она неуверенно.

— Кого ты найдешь? — скривился Весь. — Все пьяные давно… Да даже если кто и запряжет, так думаешь, потом не вспомнит, кто его об этом просил?

Маша понурилась: ясно было, что мужчина прав.

— А если его потом… — она запнулась. — Ну, как Реталя?

— Хм… — белобрысый задумался. — А что, мне нравится. Запереть в погребе, сразу не найдут! Хотя лучше… Вот что, сбегай-ка в кладовую, принеси бутыль наливки покрепче, а лучше две! Давай, живо!

Маша, недоумевая, отправилась по поручению, а когда вернулась, ее ждало удивительное зрелище: Весь, злой и взъерошенный, стоял над сторожем с ведром в руках, а тот храпел-заливался, мокрый с ног до головы.

— Бесполезно! — мужчина отбросил ведро. — Его теперь до утра не разбудишь!

Видно было, что он взбешен — как же, его такой стройный план отправился псу под хвост, и из-за чего? Из-за того, что некому лошадь в телегу запрячь?!

Девушка решила, что нужно брать дело в свои руки, пока не поздно. Мужчины все такие: норовят решить проблему с рывка, с тычка, а когда не выходит, начинают злиться. А вот если по-другому попробовать…

— Дядька Рунь! — Маша присела рядом со сторожем, потеребила его за рукав. — Дядька Рунь, просыпайся!

— Да говорю, бесполезно! — нервно произнес у нее за спиной хозяин.

— Дя-адька Рунь! — прокричала девушка почти в ухо сторожу. — Хозяйка велит скорее запрягать, у ней в соседней деревне дочка родит! Скоренько давай! Если всё благополучно обойдется, она всем обещала выпивку поставить!

(Про дочку Ларии Маша не соврала: вся деревня знала, что той подходит срок рожать.)

Сторож выдал особенно замысловатую руладу и приоткрыл один глаз, потом второй. Сфокусировал мутный взгляд на Маше, и та показала ему бутылку наливки. Глаза сторожа приобрели более-менее осмысленное выражение, он сделал попытку приподняться.

Маша продолжала уговаривать его: за время работы на постоялом дворе успела запомнить, как обращаться с пьяными. Они ж человеческую речь почти не воспринимают, только самые простые слова и несложные фразы, и повторять им одно и то же надо по многу раз, и ни в коем случае не агрессивно.

Наконец ей удалось поднять сторожа и направить в сторону конюшни. Тот шел по сложной траектории и не с первого раза вписался в ворота, но на ногах каким-то образом всё же удерживался.

— Хозяйскую лошадь не бери, — подал голос Весь, с интересом наблюдавший за представлением. — Чужую какую-нибудь.

— Почему? — поглядела Маша через плечо. — Здешняя меня знает, а чужие…

— А чужих пока разберут, пока поймут, которая пропала, решат, кто увёл, времени больше пройдет, — отрезал Весь.

Выводить лошадь пришлось Маше: сторож норовил повиснуть на недоуздке и уснуть, а коняге такое обращение вовсе не нравилось.

«Снова воровство! — горько подумала девушка, осторожно шагая рядом с огромным животным — Весь выбрал лошадь не чета здешней, настоящую громадину! Жутковато становилось, когда рядом двигалась этакая махина, шумно вздыхала и удивленно косила темным глазом. А копыта-то — что твои тарелки, даже если не лягнет, а просто на ногу наступит, мало не покажется. — Как говорил Вождь, наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. Но только до классовой борьбы ещё далеко!»

Стыдно ей было невыносимо, она слышала, что лошадей берегут, для крестьян это верные помощники, купить новую не так-то просто, а они берут и уводят эту вот кобылу!

— За лошадь тоже заплатить надо, — сказала она Весю негромко, пока сторож надевал на лошадь сбрую. По счастью, кобыла попалась смирная и спокойная, она не слишком возмущалась, даже когда пьянчужка хватался за ее хвост, чтобы не упасть. — И за телегу. А то что это за грабеж!

— Кому заплатить? — вяло огрызнулся мужчина. — Иди, ищи хозяина!

— Можно оставить деньги в конюшне, — неуверенно ответила Маша.

— Ну и найдет их кто-нибудь другой, — хмыкнул Весь. — Кончай языком молоть, грузи вещи! Да переоденься поди, предупреждал же…

Ни о чем он ее не предупреждал, но спорить девушка не стала: настроение у белобрысого портилось чем дальше, тем заметнее. Пока сторож возился с лошадью — Маша оказалась права, дело это оказалось многотрудное, — девушка успела переодеться в мужской костюм. Приятно было снова надеть брюки после широченных юбок! Приятно и даже как-то… необычно, что ли. Маша потуже подтянула пояс на безрукавке (как эта штука называется, она не знала), заплела волосы в косу, совсем коротенькую, но зато толстую, и снова вышла на двор.