Красный вервольф 4 (СИ) - Фишер Саша

— Собак? — переспросил я.

— Ну да, там вроде как питомник какой-то у них, — Яшкина рука тоже наткнулась на лампу. — Давай сюда, я запалю… Яшка чиркнул спичкой. Крохотный огонек выхватил из темноты его круглую заспанную физиономию.

— В общем, здесь в Заовражино живут Бежичи. Дед, две дочери и внучка. Они собак воспитывают, поводырей. К ним даже из Москвы приезжали. И когда фрицы про это узнали, они взялись вокруг круги нарезать. Сначала, вроде как, припугнуть пытались, но не вышло. Взялись подкупать и уговаривать. Мария говорит, что раньше никогда они так себя не вели. А тут деду Бежичу разве что в ножки не кланялись. Продуктов привозили несколько раз. В общем, кажись, у них что-то сладилось, и теперь вот… Такое.

— Интересно, — сказал я, и в голове зашевелились всякие осколки мыслей, которые пока что в цельную картину не складывались. Аненербе. Волчьи черепа. Собачий питомник. Ликантропия. Вервольф…

— И кладбище раскопали еще, — продолжил Яшка. Старую часть, где еще лет триста назад хоронили.

— Фрицы раскопали? — нахмурился я.

— Ну да, фрицы, — кивнул Яшка. — Эти вот, из Аненербе как раз. Но, опять же, чин чином. Пришли к Борисычу, договорились, что устроят эти самые раскопки, свежие могилы не тронут, только самые старые, которые сейчас, считай что, за оградой. Каждый скелет в отдельный мешок упаковали.

— Можно сказать, повезло деревенским, — усмехнулся я. — Фрицы не так уж часто конфетами подкармливают.

— И вот это меня больше всего и пугает, — вздохнул Яшка. — Раз конфетами кормят, значит задумали какую-то вовсе уж несусветную дрянь.

— Необязательно, — я пожал плечами. — Аненербе иногда и обычной наукой занимается… Но разнюхать стоит. Так что темноты дождемся и посмотрим, кто это у нас тут окопался.

* * *

Я пробежал вдоль забора, нырнул за куст неприлично разросшегося малинника и присел. Двухэтажное здание заовражинской школы было теперь у меня как на ладони. Когда был пацаном, я даже одну четверть здесь отучился вместе с деревенскими. Когда родителям надо было уехать по делам, меня забросили к бабушке и временно перевели сюда. Школа была все та же. Только я ее помнил в основном в розовых тонах, а сейчас она была белая. И по обеим сторонам от входа были натянуты вездесущие красные полотнища со свастиками. И табличка теперь тоже какая-то другая. Не «районная средняя школа номер один», а что-то другое. Не разобрать с этого ракурса. Да еще и замысловатыми готическими буквами, которыми фрицы обычно таблички рисуют. На входе скучают двое охранников. Один даже стул вытащил. Ничего не боятся, гады… Руки зачесались навести шороху в этой благодати. Гранату в окно забросить или еще что.

Дверь открылась, из школы вышло трое эсэсовцев. Жизнерадостные такие. Сели в опель и укатили. Ну ясно, рабочий день у них закончился, а живут в Пскове. Еще в нескольких окнах погас свет.

Я прикинул. Часть работников наверняка здесь же и живет. Судя по запахам, которые доносил со стороны здания легкий ветерок, кухня у них тоже работает, как и в школе, когда я там учился. Значит часть народу может и жить там же. Старшие офицеры уезжают, а рядовые сотрудники остаются. Скорее всего, второй этаж школы сделали жилым.

Судя по всему, первый этаж — рабочий, второй — жилой. В принципе, можно рискнуть и забраться внутрь. Тут снаружи такую иллюминацию устроили, что мне будет достаточно света, чтобы осмотреться.

Осталось только дождаться, когда все окна погаснут. Ну или хотя бы почти все. Не ждать же всю ночь одного трудоголика.

Дверь снова заскрипела. Еще один фриц, пожилой такой эсэсовец. Шарфюрер. Невелика птица. И с ним благообразный старикан с длинной бородой как у Санта-Клауса. Они остановились рядом с часовыми. Фриц достал портсигар.

— Значит вы думаете, герр Бежич, что никакого оборотничества тут нет и быть не может? — спросил немец на неожиданно весьма сносном русском.

— Не буду ничего утверждать, потому как сам не видел, — отозвался старик и взял протянутую шарфюрером сигарету. — Но одна идея у меня на этот счет есть… Особенно после сегодняшних экспериментов.

— И какая же? — оживился фриц.

— Если верно, что человек может поддерживать мысленную связь с собакой, то, возможно, верно и обратное, — сказал дед, закуривая. — Умница Шварци сегодня на наших глазах выполнила несколько мысленных команд. А что если человек может выполнять команды волка?

— Боюсь, что не понял, что вы имеете в виду, — покачал головой пожилой шарфюрер.

— Ну вот смотрите, — приосанившись, произнес старик. — Возьмем соединенную телепатической связью пару — человека и волка. Человек надеялся, что сможет подчинить волка и заставить слушаться, а на деле получается наоборот. Воля волка побеждает, и человек становится… наполовину зверем. Не внешне, нет! А разумом, рассудком. И в теле человека, как будто бы, оказывается волк. Хищное и опасное животное. Думаю, это и есть наш с вами оборотень. А искать в старых могилах свидетельства того, что были люди, которые могли превращаться в волка, это, извините, глупо и бессмысленно.

— Я бы поспорил, но, боюсь, что мой русский не позволит донести до вас аргументы, — развел руками шарфюрер.

— Вот и не будем тогда спорить, — снисходительно согласился дед. — Зайдете к нам на ужин? Дочери будут рады.

— Нет, пожалуй, — фриц покачал головой. — Боюсь, что мне нужно еще поработать.

Докуривали они молча. Потом дед в сопровождении одного из часовых направился по главной улице Заовражино, а шарфюрер вернулся обратно в школу.

«Пора, пожалуй» — решил я и быстро переместился в тень угла школы. Решеток на окнах тут не было, возможно просто пока не успели приделать. А приоткрытую форточку я сразу заприметил. Если встать на подоконник, можно запросто дотянуться до шпингалета. А внутренняя рама вообще открыта. Прямо парадный вход.

Створка скрипнула, я мысленно чертыхнулся, приподнял и придержал окно.

И проскользнул внутрь.

Когда-то тут был кабинет химии. Портрет Менделеева все еще висел на стене в том месте, где когда-то висела доска. Из мебели осталось только четыре парты. Их сдвинули к стене. Рабочие столы, вроде как.

В центре — большая металлическая клетка. И какое-то… устройство. Кнопки, тумблеры, провода. И запах псины такой, что в нос шибает. Понятно, почему окно открыто. Проветривают.

Лаборатория, ясно. В клетку запирают собаку и что-то с ней делают. При помощи этого самого устройства. Но никаких документов на виду нет.

Я бесшумно двинулся к двери. Прислушался. Осторожно приоткрыл на миллиметр. Ага, петли смазаны, отлично. Я потянул ручку на себя.

И замер. На пороге, широко расставив могучие лапы, стояла и скалилась здоровенная немецкая овчарка.

Глава 13

Пес издал тихое поскуливание, потом склонил голову на бок и сел. Хвост несколько раз медленно шевельнулся из стороны в сторону.

Старая собака. Здоровенная, да. Лапищи вон какие огромные. Но старая. И совершенно не видит во мне врага.

Чуть не поседел, блин, пока это понял. Не люблю я убивать собак. Умею, ясен пень, но не люблю. Даже если это настоящая зверюга, и ее работа — охранять концлагерь. И вот сейчас, когда увидел силуэт псины, готовился мысленно к тому, что придется ее прикончить.

Не пришлось.

Собака подалась чуть вперед и обнюхала мою руку. Боднула лобастой башкой в бедро, отвернулась, и ее когти заклацали по деревянному полу коридора.

Ф-ух. Будем считать, что она показывает мне дорогу.

Отличный повод увязаться следом.

Я вышел из бывшего класса. Собака остановилась. Обернулась, будто хотела убедиться, что я все еще здесь. И пошла дальше.

Заовражинская школа была построена в форме буквы «Т». Боковые крылья — учебные классы, а в ножке — столовая, кабинет директора и учительская. Собака уверенно вела меня в сторону приоткрытой двери директорского кабинета. В нем единственном горел свет.

— Подожди, Зоннтаг, — раздался знакомый голос. Тот самый пожилой шарфюрер. — Еще немного, и я с тобой поиграю.