Портрет механика Кулибина - Анатолий Лейкин

Изобретатель имел счастье 11-го дня сего месяца представить таковое зеркало ее императорскому величеству и в ее высочайшем присутствии произвесть разные опыты действием оного. Ее императорское величество изволило сказать при том свое благоволение изобретателю и пожаловать ему знатное количество денег. Сие же изобретение рассмотрено и свидетельствовано было в общем Академии наук собрании, и на рассмотрении отдана всеми должная справедливость умопроизведению почтенного г. Кулибина".

Тут же рукою Кулибина было приписано:

"Фонарь с новоизобретенными четырьмя зеркалами, поставленный на столбе, может осветить вокруг себя горизонт беспрерывным светом способами для морских маяков. Одинакие же зеркала в фонарях и без фонарей полезны для художников и мастеровых для делания чертежей, письмопроизводства и чтения книг, для освещения пути при каретах, дворах, подъездах и улицах, при молотьбе хлеба, в пильных мельницах и на разных фабриках".

Далее следовал отрывок из басни Гавриила Державина "Фонари":

Случилось паре

Быть фонарям в амбаре,

Кулибинскому и простому...

Кулибинский сказал...

- Ты видишь, на столбах ночною как порою

Я светлой полосою

В каретах в улицах, и в шлюпках на реке

Блистаю вдалеке?

Я весь дворец собою освещаю,

Как полная небес луна...

Внизу Иван Петрович приписал:

"Я виноват лишь в том, что мой фонарь далеко светит, но вовсе не в его спеси! К тому же мода на него быстро прошла, и, к великому моему сожалению, на маяках, мануфактурах и в иных общественных местах он так и не появился..."

С 1781 года Кулибин занялся созданием водоходной машины. "Поначалу, писал он, - делал маленькие опыты на небольшом ялике, но, чтобы увериться в настоящем успешном действии оной машины, купил тихвинскую лодку, которая поднимала грузу до 4000 пудов, и на сей лодке провел первую пробу, которая обошлась в 4000 рублей, по рублю за пуд, говоря шутейно.

Испытавши свою машину без свидетелей и уверившись в несомненной ее пользе, доложил князю Потемкину, который довел сие изобретение до сведения государыни императрицы, вследствие чего последовало высочайшее повеление Адмиралтейской коллегии свидетельствовать оное в настоящем виде.

Проба состоялась 8 ноября 1782 года от Васильевского острова вверх по Неве, против сильного ветра и высоких волн. Ее одобрила правительственная комиссия, в составе: генерал-прокурор князь Вяземский, граф Чернышев и адмиралы Синявин, Пущин и Черкасов. Временами судно шло так быстро, что двухвесельный ялик едва мог держаться с ним наравне. Множество народа, покрывавшего оба берега Невы, кричало громкое "ура". Из окна Зимнего дворца наблюдала за испытанием государыня императрица. По ее высочайшему повелению, расходы, понесенные мною на создание и пробу водоходного судна, оплачены".

Дальше следовала запись о том, что Кулибин надеялся первоначально применять свои машинные суда для буксировки порожних барок вверх по Неве, а затем по Волхову и Мсте. В то время суда-барки, прибывшие в Петербург по Вышневолоцкому каналу из Рыбинска, Гжатска, Твери и других городов, обратно не возвращались из-за опасных боровических и волховских порогов. Их разгружали и тут же продавали на слом, на дрова. Государство несло большие убытки в связи с большим расходом строевого леса на такие суда и было заинтересовано в изменении подобной практики. Восемь лет "усердствовал" изобретатель убедить купцов и судовладельцев воспользоваться его водоходной машиной для удешевления возврата судов и продления их жизни. Страх перед опасными порогами оказался сильнее. В 1791 году Кулибин поехал в Нижний Новгород и предпринял первую попытку внедрить свою водоходную машину в волжское судоходство. С тех пор эта мысль уже не оставляла его.

Наряду с этим "главным делом своей жизни" Кулибин проектировал мельницы без плотин, создал оптический телеграф, автоматическую сеялку, самокатку, подъемное кресло, совершенствовал отливку зеркал, спуск кораблей на воду и многое другое.

Последняя запись в тетради была посвящена офицеру Сергею Непейцыну, потерявшему ногу при штурме Очакова. Кулибин изобрел для него механический протез вместо обычной деревяшки. "На первый случай он с тростью пошел, садился и вставал, не прикасаясь до нее руками и без всякой посторонней помощи, а напоследок, я слышал от верных людей, что он, живучи в своей деревне, привык ходить смело и без трости, обувался еще здесь в шелковые чулки, башмаки и сапоги, ибо для приделанной ноги плюсна получилась разгибная, подобно натуральной".

4

Между тем уже смеркалось, и я с трудом дочитал последние строчки. Я закрыл тетрадь и спрятал ее за пазуху. До чего же несовершенен мир, ежели человеку, талантом которого восхищаются лучшие ученые мира, пытаются поселить в дом нечистую силу, чтобы ошельмовать его! И тем не менее это так. И я здесь для того, чтобы не допустить такой несправедливости.

Однако пора было занимать наблюдательный пост. Я внимательно осмотрел кроны растущих рядом с беседкой деревьев. Облюбовал укромное убежище в самой гуще одной из лип. Не без труда вскарабкался туда и оседлал развилку. Весь дом отсюда был как на ладони. К тому же, чтобы не затекало тело, я мог менять его положение.

Теперь, не отрывая глаз от дома, можно было подумать о прочитанном и услышанном о Кулибине.

Когда-то матушка рассказывала мне о мальчике, который предпочел стать искусным мастером, а не богатым купцом. Шесть долгих лет хранил я память о нем в укромном уголке сердца, старался, так же как и он, чтить красоту, добро и справедливость. Волею судьбы неделю назад тот сказочный мальчик стал для меня живым человеком. Оказалось, что его ненавидят мои враги, уважают и ждут от него помощи мои друзья. И вот наконец я узнал его совсем близко. Нет, вовсе не девица-краса сделала его знаменитым, известным на весь мир художником механических дел.

Упорным трудом он добился поразительных успехов, признания известных ученых. С юных лет любимое дело поглощало его всего, без остатка. И в отличие от князя Извольского, Осетрова и других богатых купцов, главным для него была не личная выгода, а общественная польза.

Мои размышления прервали какие-то странные звуки. Шелест ветра в густой листве, писк летучих мышей и уханье совы, охотившейся на них, не мешали мне и воспринимались моим подсознанием как обычная ночная жизнь. Новые звуки были явно посторонними.

Я наклонился вперед, прижался грудью к ветке и стал напряженно всматриваться в темноту. Внезапно у высокого крыльца кулибинского дома возникли две темные фигуры в одинаковых серых накидках и картузах, надвинутых на глаза. Один был высокий и худой, как жердь, другой - плотный и приземистый.

- В доме точно никого нет? - спросил высокий.

- Говорил уж, никого! - раздраженно ответил приземистый. - Сам с друзьями живет в Подновье безвыездно. Новая жена с детьми у родственников в Карповке. Про Нижний забыл механик, самое напряженное у него время ныне с антихристовой машиной! А для нас - самое удобное, чтобы испытать, колдун он или нет!

- И посторонних быть не может?

- Откуда? Живет чернокнижник замкнуто, ни с кем, кроме близких друзей, не встречается. А те у нас под наблюдением. Так что риска для тебя, Авдей, нет никакого.

"Авдей! - отметил я про себя. - Это уже кое-что, по имени и приметам возможно разыскать человека!"

- А все ж таки совестно мне как-то, - продолжал сомневаться Авдей. Вроде бы тот чудак мне ничего плохого не сделал. За ремонт дома сполна заплатил. А из судоплатов отчислил, потому как ленился я. Кому ж такое понравится?

- Попридержи-ка свое ботало! - грубо осадил его приземистый. Сказано тебе, удостовериться нам лишь нужно, колдун он или нет!

- Коли колдун, сам мои хитрости разгадает?

- Ну да.

- А коли нет?

- Через день уберешь. И сразу расчет получишь. Никто и не узнает. А ты за сущий пустяк немалые деньги огребешь!

- Для меня вовсе не пустяк! Совесть я еще не окончательно потерял!

- Отказываешься, значит? Ну, так мы другого найдем. А тебя молчать заставим! Вякнешь кому-нибудь хоть полсловечка, не то что без средств, без крыши над головой останешься! И все по своей глупости!

- Ладно, - махнул рукой Авдей. - Будь по-вашему. Исполню, раз пообещал.

Следить за ними двумя сразу оказалось не так-то просто. Пока Авдей лез на крышу и медленно, на ощупь пробирался к слуховому окну, его спутник открыл отмычкой замок и, достав фонарь из-под полы, вошел в дом. Пробыл он там довольно долго, больше всего находился, судя по огню, напротив ближайшего к палисаднику окна.

Авдей между тем надолго приник к слуховому окошку, вынул одно стекло и долго что-то прилаживал вместо него. Когда он наконец спустился с крыши, напарник уже вышел из дома, закрыл замок и поджидал его у крыльца.

- Долго тебе еще? - спросил он.

- Бересту под крыльцо подложить да бутылочные горлышки под косяк и наличники.