Революция - Александр Михайлович Бруссуев

конечно, настоящие поэты, вкладывают душу в свою поэзию. Они — зеркала мира. А поэтессы, коль они себя таковыми всерьез возомнили, не отражают мир, они отражают кормушку, от которой кормятся.

— И не бывает исключений? — поинтересовался Вилье.

— Исключения только подтверждают правила, — с легким зевком ответил финн. — Ты вот лучше расскажи, что за байками интеллихент кормил уши своей дамы?

— Ну, — начал Ритола, словно обращаясь к своей памяти, а потом продолжил.

Он рассказал пару услышанных баек о смерти, в одной из которых некий кузнец ждал своей кончины. Типа, в незапамятные времена смерть приходила в заранее оговоренные сроки, а кузнец в ожидании ее сковал себе гроб, весь такой железный и прочный. Навесил на него двенадцать замков: один закроешь — все закрываются. И говорит человек смерти: «Видала, какой гроб почетный себе заделал? Поди, тебе самой в таком никогда и лежать не доводилось». Смерть-то, тупая, повелась и улеглась в гроб для проверки. Коварный кузнец тотчас же крышку захлопнул и замок закрыл. Гроб с трудом подняли, бросили в яму и закопали. Вроде бы, конец смерти, жизнь вечна. Но тут Господь-создатель возмутился: что за байда творится! Смерть Он освободил одним своим дуновением, и стала она приходить к людям без дополнительного оповещения (священник Виктор Никольский, Олонецкие епархиальные ведомости, 1907,? 5).

Во второй байке люди тоже жили до посинения, то есть, до полной утраты способности трудиться. Тогда недееспособного старика на дровнях добрый и почтительный сын увозил в лес и там оставлял без пищи и воды, а сам, посвистывая, уходил домой к жене и горячей каше. Однажды таким вот образом сын по обычаю поступил с отцом, а тот на прощанье, возьми и скажи: «Чего добру пропадать? Возьми дровни с собою, потом и тебя на них в лес свезут, когда состаришься». Закручинился сынок, да и взял отца обратно домой, поселил возле курятника и кормил куриным мясом до самой его смерти от естественных причин (тоже от священника Виктора Никольского).

— Ну, тут дело нехитрое, — сказал перевозчик. — В первой байке дело вовсе не в кузнеце, а в том, что Земля перестала вращаться. В Библии тоже об этом упоминается. Закрыл на замок один месяц в году — все прочие на замки закрылись тоже. Нельзя человеку против природы идти. Во второй же сказке слово пробуждает мысль, мысль пробуждает сострадание, сострадание рождает любовь. А любовь — это то, что делает человека человеком.

Тойво и Вилье переглянулись. Оказывается, все просто в этих старых-старых сказках.

— Да, — сказал Ритола. — Так, вероятно, правильно. А этот «умник» все про сатану, да сатану вещал. Мол, только Господу смерть нужна, а сатане — без надобности.

— Ну, и дурень этот интеллихент, — опять зевнул финн.

— Позвольте, а откуда Вам столько известно? — спросил Тойво.

— Так мы куда едем? — усмехнулся перевозчик и сам же ответил. — Каяни — место, где жил Элиас Леннрот, я к нему в детстве часто бегал такие же сказки слушать. Он их и научил понимать. Знаете Леннрота?

— Он наши деньги, марки, придумал, — кивнул головой Антикайнен.

— Он Калевалу возродил, — сказал финн. — Собрал руны ливонские воедино. И в Суоми, и в Карелии, и у саамов, и в Архангельске слушал их и записывал. Неужто не слыхали? А если слыхали, то не все. Все даже в книжке не опубликовали. Эти руны, парни, постарше нашей Библии будут. Вот потому-то попы и отлучили Леннрота от церкви перед самой его смертью. А что про колдунов интеллихент толковал?

Вилье на минуту задумался, в течение которой Тойво поспешно устроился на своей лавке: слушать-то лежа легче.

— Про ведьму из Вытегры рассказывал, — наконец, сказал Ритола.

Мол, была такая бабка близ города Вытегра, многие знали, что она колдунья, многие не знали, но родственники — те уж точно были в курсе. Собралась эта бабуся помирать, а бдительные родственники всполошились: как же без попа помирать-то? Что же ее в землю, как скотину какую бросать? Жалко, все-таки мама и бабушка в одном лице. Позвали священника тайно, но та мигом прознала это дело — коль с нечистой силой водится, так узнает все мгновенно. И сказала она заботливым родственникам: «Коль поп бесплатно меня обслужит, тогда ладно. А нет — так я обернусь сорокой и все волосенки на нем повыдергаю». Церковный служащий — в отказ. «Не боюсь», — говорит, — «сороки, но опасаюсь за свою прическу». И ушел. Бабуська сразу же с кровати на пол сползла, да и преставилась. Делать нечего — без похорон покойникам никак нельзя. Однако отпели ее по всем христианским обычаям, в церковь заносили и выносили оттуда. А через полгода на страстную неделю на большое стоянье в четверг колокол, вдруг, зазвонил не в полночь, как положено, а за час до нее. Поп всполошился, подобрался — и к церкви бегом. Но едва за ограду ступил, как ему на спину кто-то прыгнет и ну, волосы драть: одной рукой с головы, другой с бороды, а третьей рукой с подмышки щиплет. Священник был тертым служителем, понял, что надо до колокола добраться и за его веревку подержаться, тогда все пройдет. Однако тяжко идти, с каждым шагом весу за спиной прибавляется. Но дошел, отбросил руку звонаря с веревки и сам вцепился в нее зубами. «Ох, и догадливый ты, долговласый, а то бы я тебе все волосенки-то повыдергала!» — сказал голос сзади. Набежал народ, приметил бесчувственного попа, висевшего на колоколе, и всполошился. Сразу же помершую ведьму вспомнили. А священник вскорости тоже отдал своему богу душу (Олонецкие губернские ведомости, 1890,? 29).

Тойво смеялся во время рассказа так, что Вилье несколько раз прерывал свое повествование, грозя уйти на пробежку.

— И тут все понятно, — сказал перевозчик, когда Ритола закончил свой рассказ. — Где ведьмам быть? Конечно, в Вытегре (vietävä, чертенок, в переводе). Хотя на самом деле Вытегра — это направление к озеру (viettää, вести или направляться в переводе). Ведьмы, парни, у нас везде. А чем дальше от шведов, чем глубже в Карелию — так там ведьм, как собак нерезаных. И чудотворцев, которых еще колдунами зовут. Не сумела передать свое знание бабка, вот и мучилась, а новое поколение новую религию пользует. Вот и столкновение культур. Тут пора, в самом деле, во все колокола звонить. Только пьяный звонарь по бабке-покойнице звонил, а поп это дело пресечь пытался, вот и помер, несчастный, перенапрягся. Волосы — это космы, связь, значит, с космосом. В старину все с космами ходили, теперь же только попам положено. Мораль: пока мы живы — мы непобедимы,