Загадка древнего завета. Исторический детектив - Александр Дичиков

Ивану Грозному в те тяжёлые дни было двадцать семь лет, и он не собирался уступать врагу. В мае пятьдесят восьмого года русские войска взяли штурмом город Нарву. Нарва стала главным русским портом на Балтике. Но Нарвы было мало, и на Ливонию выступило большое войско под командованием Петра Шуйского. В течение летних месяцев войско из Москвы заняло много городов.

Ливонцы запросили мира. Условие такого мира изложил всё тот же Алексей Адашев. Над Ливонией должен был быть установлен русский протекторат.

«Не спускают вору,

если он крадёт»

(ПРИТЧИ 6—30)

Ливонские власти были не в состоянии начать большую войну с Москвой. Но они очень не желали принимать московский протекторат. И в августе пятьдесят девятого года в городе Вильнюсе было подписано соглашение о переходе Ливонии под покровительство литовского князя. И уже теперь ливонцы почувствовали себя уверенно так, что наняли немцев для оказания военных услуг.

В этом непростом положении в Кремле возникли острые разногласия по поводу дальнейших действий. Опытный Алексей Адашев стал настаивать на прекращении военной эскалации на западном направлении, чтобы не втянуться в большую войну. Адашев предлагал сосредоточить все усилия на южном направлении для борьбы с татарами в Крыму – а ливонская проблема подождёт.

Но Иван Васильевич держался совсем иного направления мыслей. Он вовсе не собирался менять свою профессию в свои двадцать девять лет. Поздней осенью в Можайске состоялось генеральное совещание. Видя, что царь твёрдо намерен воевать в Ливонии, Сильвестр начал угрожать ему великим Божьим гневом. В подтверждение небесной немилости Сильвестр указал на имевшую место серьёзную болезнь Анастасии, молодой жены Ивановой. Васильевич действительно был крепко озабочен болезнью своей красивой жены и не хотел бы её рано потерять, как потом и его идейный ученик Сталин.

И всё же у Грозного было совершенно своё понимание вопроса Он не торопился увязывать болезнь молодой жены именно с небесным гневом- возможны были и земные причины. Он уверенно считал, что если бы не послушал Адашева и попа Сильвестра, а сразу более решительно прижал бы несносную Ливонию к берегам, то уже «вся Германия была бы за православием». Какое мнение было на этот счёт у самих германцев, Иван мало интересовался. Миролюбивые условия министра Адашева царь назвал «злобесными претыканиями».

Шестимесячное перемирие с Ливонией позволило ей сделать хитрый шаг назад, подписать соглашение с Вильнюсом. Это перемирие оказалось для Москвы сильно неудачным с дипломатической точки зрения. А прямую ответственность за эту неудачу, по мнению царя, должен был нести именно Адашев, как главный «конструктор» перемирия. В этой связи министру напомнились и его другие прошлые недоработки. Это была основательная школа политики для Иосифа Виссарионовича.

Так, например, именно Алексей Адашев не сумел в своё время обеспечить мирное присоединение Казанского ханства, хотя для этого имелись все предпосылки. Пришлось идти в военный поход. И так как политика Адашева уже не отвечала интересам, ему следовало напомнить старые грехи.

Во время Можайского совещания поступили новые тревожные вести из Ливонии. Царю и всей его компании пришлось срочно выезжать в Москву. Ехать предстояло в ужасную распутицу в полное отсутствие асфальта, вместе с больной женой Анастасией.

Однако ссылки на небесную кару не помогали. Иван Васильевич в ходе поучений пришёл в ярость и окончательно заявил отставку как главному церковнику так и Адашеву.

55

В начале августа последовала кончина Анастасии. Иван начинает избавляться от назойливой опеки советников, мешающих работать. Он был ими сильно недоволен, поскольку следуя их советам он не добился укрепления своей власти..

«Правда хранит непорочного в пути,

а нечестие губит грешника»

(ПРИТЧИ 13—6)

Окончательному решению ливонского вопроса Грозному мешали проблемы в семейной жизни. Через год после смерти Анастасии Иван вступил в брак с кабардинкой Марией. В шестьдесят девятом году Мария Темрюковна умерла без объяснения причин. Через полтора года царь женится на Марфе Собакиной. Но Марфа вдруг умерла через две недели после свадьбы.. И в семьдесят втором году церковный собор в порядке исключения разрешает Ивану Васильевичу жениться в четвёртый раз. Сделать это было не так уж и сложно, так как всем надоевший Сильвестр уже находился в отставке. Церковь, как правило, запрещает благочестивому верующему вступать во второй брак, но в данном конкретном случае был не второй брак, а четвёртый брак, а по поводу четвёртого брака в святцах ничего не сказано конкретно. И если сам Иван был – Четвёртым, то почему бы не испробовать и Четвёртый брак. В конце концов, царь был не виноват, что гражданка Собакина не сумела подольше побыть царицей.

«Кто отклоняет ухо своё от

слушания закона, того и

молитва- мерзость»

(ПРИТЧИ 28—9)

К семьдесят первому году царь решил, не стесняемый уже мнением своего «политбюро», вытеснить шведов из Ливонии. Шведским послам было продиктовано строгое требование Кремля уступить царю все владения в Ливонии и ещё уплатить моральный вред на значительную денежную сумму. Шведский король Юхан должен был признать себя вассалом московского царя.

К сожалению, в Стокгольме эти предложения сочли унизительными для гордых наследников варягов. Особенно задело шведов предложение стать вассалами Москвы.

А Грозный тоже умел неплохо писать для того времени, и лично составил Юхану ответное письмо. В письме Иван Васильевич издевательски спрашивает Юхана, чьим сыном был его отец Густав, и чем он занимался. А этот Густав ранее самовольно отделился от датского короля.

В результате «дружеской переписки» отношения между Швецией и Россией были надолго испорчены. А мирного соглашения между ними не было и тогда.

Неожиданную поддержку Стокгольму оказал татарский Крым. После военных нападений Москвы крымский хан видел в Иване Грозном своего грозного противника. И он направляет в Швецию своих послов и дарит Юхану в знак вечной дружбы двух верблюдов, которые должны были собой олицетворять два братских народа. Это ясно означало сговор верблюдов против Кремля.

Летом семьдесят девятого года уже немного стареющий Грозный решает организовать большой военный поход в «немецкую землю». Стали собираться в районе Пскова, но в это время в русские земли нахально вторглись войска Стефана Батория.

В отличие от Гитлера Стефан Баторий напал с объявлением войны. В своей грамоте Баторий резко протестует против того, что московский царь трактует его как более низкого по рангу. Он обвиняет Ивана, что тот упорно не хочет мира и лезет куда его не просят. Одновременно Баторий обратился и ко всем жителям русской страны. Он ставит их в известность, что начинает свой поход, не желая пролития крови. Его единственный враг- Иван Васильевич. А что касается несчастных подданных, то Баторий намерен вернуть им законные права и свободы. В заключение Баторий указывает, что кто перейдёт на его сторону, тот получит снова свободу всех прав.

Находясь в городе Пскове, Иван Васильевич написал быстрый ответ Баторию. Он указал, что его латинская вера – это уже есть суррогат христианства со своими оплатками, что это более карикатура на истинное христианство. Он упрекнул Стефана, что его паны восприняли лютеранские ереси. Он пишет, что в стране Батория получило хождение и арианство, что ещё более удивительно.

При обороне Полоцка местный воевода Волынский начал переговоры с противником о сдаче города без пожаров. Этот воевода был из тех, кого задели царские репрессии. Ранее он сидел в тюрьме. Его уже считали в Москве большим врагом народа.

56

При получении известий о военных неудачах Грозный обратил весь свой царский гнев на советников. В июне 1941-го таких предателей тоже было немало. Главным виновником был объявлен Иван Мстиславский. Ему вменялся в вину тайный сговор с врагом.. Грозный назвал Мстиславского старым псом, обманывающим царя.

Тогда ещё в России не было Кутузова. Он бы сказал, мудро сверкая глазом,: « С потерей Полоцка не потеряна Россия». Он имел в виду, что пока Тюмень наша, сдаваться никак нельзя.

В разгар осени, когда все дороги окончательно испортились, Грозный направляет Баторию грамоту о мире. Последний думал над ней до марта месяца. Стефан выразил согласие принять московских послов и поговорить с ними.

Но обе стороны говорили неубедительно, и летом 1 5 8 0 года военные действия возобновились. При планировании военных операций в Кремле господствовала полная неясность относительно того, в какую же сторону двинется армия противника. Это было – как при игре в «напёрсток». Это вынуждало держать большие войска на самых разных направлениях, и требовало массу времени для их перегруппировки. Баторий мог двинуться по Западной Двине, или в сторону Пскова, или даже прямо на Смоленск. В 1942 году в Кремле точно так же гадали относительно германских планов. Главный стратег Иосиф заранее определил, что наступление будет на Москву, и сконцетрировал здесь основные войска. А наглый враг рванул на Сталинград. Опять не угадали…