Любовник № 1, или Путешествие во Францию - Бенуа Дютертр

Арно родился в семье разорившегося буржуа, который после мая 1968 года встал на сторону рабочего движения. Его родители, левые христиане, склонялись к новым церковным веяниям. В своем пригородном приходе они устраивали рок-службы и поддерживали движение иммигрантов, что вызвало у их сына непредсказуемую реакцию. Он с детства любил традиционную литургию. Огорчив родителей, он отказался от прогрессивных идеалов под влиянием священника ретрограда. В разговорах он яростно отстаивал семью, брак и даже позицию Церкви против абортов. Его братья и сестры видели в этом только провокацию, но его сообщение о поступлении в семинарию стало последним ударом. Расстроившись, они наконец решили, что христианская терпимость должна вынести все, даже будущего священника.

Дэвид не разделял этих консервативных идей, но понимал ностальгию Арно по утраченному миру. Ему только казалось немного странным, что в его друге сочетаются религиозный догматизм и гомосексуальные наклонности.

С первой же встречи Дэвид и Арно испытывали друг к другу взаимное влечение, ограничиваясь уклончивыми жестами. На третий день после обедни они направились в свои кельи в тот час, когда монахам уже запрещено разговаривать. Идя по гравиевым дорожкам парка, они слушали вечерний звон колоколов. Вдруг Арно схватил Дэвида за руку; проглотив слюну, он пылко спросил его, немного смущаясь:

— Дэвид, скажи мне… Ты гей?

Американец, ненавидевший это слово, сделал над собой усилие, чтобы ответить:

— Гей? Конечно же нет… Но мне кажется, что иногда во мне просыпается педик.

Застыв посреди аллеи, Арно воскликнул:

— Не оправдывайся, Дэвид, ведь быть геем — это замечательно! Это проявление свободы, когда ты можешь образовать пару с другим мужчиной. Поверь мне, я долго колебался. Передо мной стоял выбор — жить с другом или посвятить себя Богу.

У американца не было ни малейшего желания «образовывать пару» с кем бы то ни было. Но через несколько минут на лестнице Арно поцеловал его в губы, и Дэвиду это понравилось. Но когда они подошли к своим кельям, Арно нахмурился и холодно произнес:

— Нам лучше остановиться. Спокойной ночи. — И удалился.

Остыв, Дэвид открыл свою дверь с мыслью, что христианская вера очень сложная штука. Он почистил зубы, лег, прочел несколько страниц историческою трактата, который в конце концов выдал ему отец Мюзар, удивленный интересом молодого человека к археологии. Едва он погасил свет, как дверь скрипнула. В лунном свете появился огромный силуэт Арно в трусах с кармашками. Семинарист проскользнул к нему в постель и сказал:

— Прости, Дэвид, я тебя люблю.

Он лихорадочно обнял его и застонал. Скрипнула кровать, Дэвид не сопротивлялся. После сексуального акта они собирались тихо заснуть. Но Арно с криком тут же вскочил с кровати:

— Как глупо, что мы это сделали!

Ища помощи, он рухнул на колени перед висевшим на стене распятием. Он начал бормотать «Отче наш» и «Дева Мария, тебе кланяюсь». После чего, ни слова не говоря, вышел.

Сексуальность никогда не занимала большого места в жизни Дэвида, хотя, нарциссически неосознанно, его больше привлекали мальчики его возраста. Арно ему нравился, но они уже столкнулись с тем, что желание и чувство вины взаимоуничтожают друг друга. На следующее утро они молча завтракали в трапезной. Во время обедни Арно молился с удесятеренным рвением. После причастия он, сияя от радости, обернулся к Дэвиду, будто желая сообщить ему, что Бог им покровительствовал в этой пытке.

Обед под сводами трапезной обычно проходил в тишине. По периметру зала сидели монахи, а в центре, за большим столом, их гости. Стоя на кафедре, священник монотонно читал тексты. Вначале шло послание апостола Павла. Мемуары Черчилля сопровождали основное блюдо, и монахи ждали эти главы, как другие ждут дневной телефильм. Дэвид внимательно слушал, хотя его раздражали настойчивые взгляды молодых послушников, сидевших за столом напротив. Они, краснея, смотрели на него, а затем прыскали со смеху, делая греховные и непристойные жесты.

Несколько раз за ночь ему казалось, что по саду бесшумно снуют какие-то тени. Прижавшись к нему на узкой скрипучей кровати, Арно объяснял:

— Ну, конечно, это ребята, они тоже хотят!

Но после оргазма он тут же падал на колени у распятия и просил отпущения грехов. Дэвида это раздражало. Он попробовал отреагировать:

— Арно, если тебе стыдно, то мне лучше вернуться в Париж.

Терзаясь еще больше, Арно просил двойного прощения у Дэвида и у Бога, пока американец пытался заснуть.

Жертвоприношение, которое приближает нас к Богу

На четвертый день около восьми часов утра Арно как сумасшедший влетел к нему в комнату со словами:

— Дэвид, я всю ночь думал. Ты прав: надо превозмочь этот стыд! Я хочу жить с тобой. Я оставляю семинарию. Господь защит нас: мы поедем венчаться в Голландию.

Спавший американец приоткрыл один глаз и ошеломленно посмотрел на своего товарища. В сознании Арно гомосексуальные влечения и религия были неотделимы. Казалось, вся его жизнь была посвящена одной цели: гармоничной интеграции геев в лоно Церкви. Зевавший Дэвид его плохо понимал, но семинарист был без ума от своего кудрявого мечтателя:

— Собирай вещи, мы уезжаем!

Американец пытался объяснить ему, что он совершенно не нуждается в брачном благословении, что роман, начавшийся у собора Парижской Богоматери, скоро кончится. Потом он вспомнил, что приехал в этот монастырь по приглашению Арно, поэтому если Арно уходит, то надо уходить вместе с ним.

Через два часа молодые монахи из сувенирного магазина, стоя в воротах монастыря, меланхолично махали руками, желая им скорого возвращения. Арно и Дэвид вышли на шоссе, первый в шортах и футболке с надписью «Предохраняйтесь», второй — волоча за собой чемодан на колесах. Они сели в автобус, и Арно продолжал ему пылко нашептывать:

— Я чувствую настоятельную потребность соединиться с тобой! В твоих объятиях я становлюсь ближе к Богу.

— Но, Арно, я путешествую. Рано или поздно я уеду.

— Нет, я поеду за тобой куда угодно. Мы будем мужем и женой, или женой и мужем…

Арно рассмеялся. Дэвид побледнел. В ближайшем городе они сели на поезд до Парижа. Пока американец смотрел на окрестные холмы, француз достал из сумки книгу под названием «Новая христианская святость». Он внимательно читал; его лоб морщился от дум. Он схватил Дэвида за руку и нежно гладил ее.

В Париже идиллия обернулась катастрофой. Сразу по прибытии Арно съехал из своей комнаты в семинарии и с бесчисленными сумками перебрался к Дэвиду в отель «Бонапарт». Чтобы успокоить его, он сказал:

— Я поживу у тебя несколько дней, а потом мы найдем жилье.

В ванной комнате он повесил изображение святого Себастьяна. В углу комнаты он поставил распятие и положил на бархатную подушечку Библию, предупредив:

— Это моя маленькая часовня. Мне необходимо молиться несколько раз в день.

Закончив эти приготовления, он кинулся к Дэвиду, опрокинул его на кровать и набросился с поцелуями.

Возбудившись, Дэвид отдался ему. Но обстановка последующих дней стала более тягостной. По утрам Арно ходил к обедне в часовню XVI округа. Он обращался к Богу, веря, что его любовь к мальчикам сближает его с любовью Христа. Потом он объяснял своему исповеднику, почему ушел из семинарии. После обеда он встречался с группой студентов, готовивших манифест «Христианская Франция», призванный реабилитировать некоторые ценности, которые господствующая идеология считала вредными. Девушки в матросках, ратовавшие за возрождение семьи, долго спорили с Арно, который настаивал на включении параграфа о геях-христианах.

К шести часам вечера, покончив с общественными делами, он забегал в отель, чтобы переодеться и провести часок в баре в квартале Марэ. Приняв душ, он надевал свои драные джинсы и майку, поверх которой всегда висел деревянный крест. Дэвид, вернувшийся из кино, радовался встрече с этим высоким румянощеким блондином. Но Арно порой обнимал его на улице; американец плохо переносил подобный эксгибиционизм, и их прогулки часто заканчивались ссорой. Особенно когда бывший семинарист в завершение вечера тащил своего друга в злачные места, где он испытывал особое возбуждение. Арно обожал смотреть, как мужчины трахаются в темноте: эта смесь стыда и его преодоления в кабаре, по его словам, приближала его к вечности.

Дэвид, находивший мерзкими эти заведения, оставался в баре, в то время как Арно спускался по лестнице. Неужели ради такого убожества стоило пересекать Атлантику? — спрашивал себя путешественник. Он наблюдал, как любители любовных приключений взглядом выбирали или отшивали друг друга. Возможно, настоящее распутство с весельем и с шампанским, как в некоторых романах XVIII века, доставило бы ему удовольствие. Но здесь соискатели разврата выходили из подвала еще более неудовлетворенными. Только Арно, поднявшись наверх, сиял: