Казнь Николая Гумилева. Разгадка трагедии - Юрий Зобнин

И какие это данные?

И где они содержатся?

Словом, вопросов было много[140].

Терехов молчал, как сфинкс. Очевидно, обеспокоенные этим молчанием Ф. Перченок и Д. Фельдман, в том же "Новом мире", в 1990 году, так сказать, "от имени и по поручению" всех отечественных гумилевоведов перечислили упомянутые вопросы и потребовали разъяснений.

Терехов продолжал молчать.

А потом политическая актуальность "реабилитации Гумилева" попросту изжила себя. Официальный "Протест по делу Николая Гумилева", заявленный в сентябре 1991 года Генеральным прокурором СССР Н. Трубиным[141], уже воспринимался как некий символический акт, ибо возвращение к каким-либо официальным запретам творчества Гумилева "за контрреволюцию" было теперь невозможно. Завершалась прежняя политическая эпоха, и "тайна гибели Гумилева" переставала быть "жгущимся в обе стороны жупелом" (выражение В. В. Розанова), — вместе со всем конфликтом "красных" и "белых". И те, и другие с их правдой, неправотой и взаимными грехами становились теперь лишь данностью российской истории.

Но, перестав быть для читателей — особенно российских — политической необходимостью, раскрытие тайны гибели Гумилева продолжает оставаться необходимостью нравственной и гражданской — просто чтобы такого больше не повторилось.

Повторим еще раз: он подарил своим читателям не только свою жизнь, но и свою смерть. Один из многих смыслов этого бесценного подарка заключается в том, что Николай Гумилев взял на себя опытное бремя Ржевского полигона, избавив, таким образом, от исторической необходимости этого бремени всех своих последующих читателей. По крайней мере, у них теперь есть возможность исследовать Ржевский полигон, не только глядя в глаза палачам на краю расстрельной ямы, а "заочно", мысленно.

И вслушиваться в его молчание.

XIV

В 1987 году, в статье мудрого, хорошо понимающего, что он живет в стране не только с непредсказуемым прошлым, но и с еще более непредсказуемым будущим Г. А. Терехова сознательно не был упомянут один исторический нюанс, который, в крайнем случае, оказался действительно неотразимым аргументом в защиту Гумилева в глазах коммунистов.

"Крайний случай", к счастью не наступил, зато обнародование этого аргумента позволяет снять завесу молчания с самой жуткой и сокровенной завязи "дела ПБО".

Схема юридической "реабилитации" Гумилева, предложенная в 1987 году Тереховым, — просто буквальное повторение схемы юридической реабилитации другого участника ПБО, М. К. Названова, предложенной в 1921 году Яковом Сауловичем Аграновым и Владимиром Ильичем Ульяновым (Лениным).

"По этому же делу <ПБО>, — писал Д. Л. Голинков, — В. И. Ленин рассматривал <…> ходатайство об освобождении инженера-технолога, консультанта Госплана М. К. Названова, приговоренного Петроградской губчека к расстрелу. Вина Названова заключалась в том, что весною 1921 года он через Н. И. Ястребова свел Таганцева с антисоветской группой "уполномоченных представителей фабрик и заводов г. Петрограда". В. И. Ленин получил прошение отца Названова о смягчении участи сына, а также положительные характеристики о работе Названова со стороны Л. Б. Красина, председателя Госплана Г. М. Кржижановского и двух рабочих — членов ЦК профсоюза рабочих сахарной промышленности. Кржижановский рассказал Ленину о том, что Названов раньше был антисоветски настроен, но весной или летом 1921 года (очевидно, после совершения Названовым преступления) он, Кржижановский, заметил у Названова перелом в настроениях и взял его на работу в Госплан. Владимир Ильич, таким образом, убедился в том, что Названов не представлял опасности для Советской власти, и потребовал приостановить исполнение Петроградской губчека и рассмотреть вопрос о судьбе Названова на заседании Политбюро ЦК РКП(б). Со своей стороны Владимир Ильич предложил "отменить приговор Петрогубчека и применить приговор, предложенный Аграновым, т. е. 2 года с допущением условного освобождения" (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 53, стр. 255). Политбюро ЦК РКП(б) согласилось с этим предложением"[142].

Итак, М. К. Названов преступление совершил, в заговоре участвовал и получил уже смертный приговор. Но его высокий начальник и покровитель Г. М. Кржижановский считает, что Названов — политический путаник, в заговор попал по недомыслию. Г. М. Кржижановский характеризует своего приятеля и подчиненного положительно. Кржижановского поддерживает нарком внешней торговли Л. Б. Красин. Дело доходит до самого верха, до главы советского правительства, который склонен поверить Кржижановскому и Красину и сам считает, что, несмотря на свои прошлые художества, Названов "не представляет опасности для Советской власти".

Ну и — амнистировать Названова, а ведение дела против него прекратить! Чего же проще? Правом амнистии советская власть пользовалась в отношении (если была на то политическая необходимость) куда более серьезных преступников, чем Названов, — и до 1921 года, и после.

Но В. И. Ленин идет другим путем!

В. И. Ленин консультируется с Аграновым, и Яков Саулович предлагает заменить приговор. Ленин с Аграновым полностью согласен. Ибо результат тот же, что и в случае амнистии, — Названова отпускают.

Выходит, и Агранов, и Ленин прекрасно понимали, что дело в отношении Названова изначально было построено таким образом, что за его преступление равно законными наказаниями были и смертная казнь, и… два года исправительных работ (с возможностью условного освобождения). Смертная казнь не понравилась Глебу Максимилиановичу и Леониду Борисовичу — что ж, не будем их расстраивать, приговорим Названова к двум годам исправработ (условно).

Вот это альтернатива!!!

М. К. Названов осуществлял связь Таганцева с антисоветской группой "уполномоченных представителей фабрик и заводов г. Петрограда" — и получил в итоге два года исправительных работ (условно).

Его "подельник", заводской электрик А. С. Векк, "снабдил закупщика организации веревками и солью для обмена на продукты для членов организации" — и был расстрелян[143].

Как мы видим, преступные действия вполне сопоставимые (соль, заметим, в Петрограде эпохи "военного коммунизма" была валютой, имеющей хождение наравне с золотом), а вот приговор…

Но как такое возможно?!!

Возможно! И умница Терехов, единственный среди наивно-восторженных энтузиастов "перестроечных" 1980-х, не понаслышке знакомый с реальными масштабами и возможностями советской юридической казуистики, выволок-таки в своем журнальном "письме" на свет, на всеобщее обозрение это жуткое, секретное оружие КГБ, этого Минотавра, порожденного Яковом Аграновым именно в ходе "Таганцевского расследования" 1921 года. Правда, оставил это без комментариев. Кто знает, тот поймет. И без того сказано слишком много:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});