Сон № 9 - Митчелл Дэвид

Захожу в капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку «Данхилла». Ни малейшего желания смотреть телевизор. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер.

На следующее утро паром везет нас обратно, но Якусима никак не может обрести свою настоящую величину. День блещет солнцем, и это почему-то усиливает впечатление, что безграничный остров – всего лишь макет. Я высматриваю Андзю на волноломе – и, когда не нахожу, признаюсь себе, что приподнятое настроение подпорчено. Андзю – мастерица дуться, но тридцать шесть часов – это слишком, даже для моей сестры. Расстегиваю молнию спортивной сумки. Внутри поблескивает приз лучшему игроку матча. Ищу взглядом храм бога грома – и на этот раз нахожу. Пассажиры устремляются вниз по деревянным сходням, мои товарищи по команде рассаживаются по машинам. Я машу им рукой. Господин Икэда хлопает меня по плечу и, как это ни удивительно, улыбается:

– Хочешь, подвезу?

– Нет, спасибо, меня встречает сестра.

– Ну ладно. Завтра с утра тренировка. Ты молодец, Миякэ. Повернул всю игру. Три – ноль! Три – ноль! – Икэда сияет при мысли об одержанной победе. – Как мы утерли нос их тренеру, а?! Чтоб не ухмылялся почем зря, кретин! А я успел заснять его огорчение.

Иду из порта вверх по центральной улице, через старый мост, пинаю камешек до самой долины. Камешек мне повинуется, я делаю с ним, что хочу. В рисовых полях отражается солнце. Появляются первые стрекозы. Это начало долгого пути, в конце которого – Кубок мира. Заброшенный дом таращит пустые глазницы. Прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает желание сбегать наверх и поблагодарить бога грома – но сначала я хочу увидеться с Андзю. Висячий мост вздрагивает под ногами. В воде виден косяк крошечных рыбок. Андзю наверняка дома, помогает бабушке готовить обед. Беспокоиться не о чем. Открываю входную дверь:

– Я вернулся!

Топот Андзю…

Нет, это покряхтывает старый дом. По обуви у стены вижу, что бабушки тоже нет. Должно быть, они отправились навестить дядю Асфальта, и мы случайно разминулись у нового здания порта, пока господин Икэда со мной разговаривал. Я залпом выпиваю стакан молока и бросаюсь на диван. На внутренней стороне своих век вижу, как мяч выписывает над вулканом четкую параболическую дугу и влетает под верхнюю перекладину далеких футбольных ворот.

– Миякэ!

Бунтаро, кто же еще.

Я слишком резко поднимаю голову, и шею сводит.

Он молотит по двери капсулы:

– Иди сюда! Скорее!

Кубарем скатываюсь вниз. Вокруг телевизора Бунтаро сгрудились посетители. Вид на окна кабинета Аоямы, высоко над железнодорожным полотном. «Захват заложников на вокзале Уэно. Прямой репортаж с места событий». Снимают камерой ночного видения: освещенные детали – оранжевые, а темные – бурые. Можно не спрашивать, что происходит, потому что обо всем рассказывает комментатор:

– Жалюзи подняты! Окно открывается, и… кто-то… господин Аояма… да, это он. Подтверждаю, что человек, вылезающий из окна, – это господин Аояма… он на карнизе… у него за спиной вспыхивает свет… минуточку… мне сообщают… – Треск радиопомех. – Консультант… не пострадал! Полиция захватила кабинет! Или выбили дверь, или… итак, Аояма, по всей видимости, сдержал свое обещание не… но теперь вопрос в том… Неужели он намерен спрыгнуть?!. Чье-то лицо в окне… мне сообщают, что это полицейский… пытается отговорить Аояму от… он имеет дело с крайне возбужденным человеком… скажет, что…

Аояма прыгает с карниза.

Аояма уже не жив, но еще не умер.

Тело кувыркается в воздухе, падает. Долго-долго.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Меня будят шаги в коридоре. Открываю глаза. На столе сверкает приз, доказывая, что замечательный вчерашний день мне не приснился. В комнату с обшарпанными деревянными панелями, где мои дядюшки и мама провели детство, льется вечерний свет. Передо мной – бабушка и господин Кирин, один из четырех полицейских Якусимы.

– Я вернулся, – взволнованно говорю я. – Мы выиграли.

Бабушка не обращает внимания на мои слова:

– Андзю куда-нибудь собиралась?

– Нет. Где она?

– Если ты врешь, я, я, я…

Господин Кирин осторожно усаживает бабушку на диван и обращается ко мне:

– Эйдзи…

Меня мутит.

– Что с Андзю?

– Похоже, Андзю сбежала…

Он чего-то недоговаривает.

– Не может быть! Она бы мне сказала. Не может быть.

Бабушкин голос надломлен:

– Так что же она тебе сказала? Вчера вечером она заявила, что пойдет к дяде Асфальту. А сегодня в обед он позвонил узнать, почему она передумала. Если вы вдвоем замыслили какую-то проказу, мало вам не покажется!

Господин Кирин садится на другой конец дивана:

– Подумай, Эйдзи. У вас есть какое-нибудь тайное место, где она могла бы спрятаться?

Первым делом я думаю о деревьях. Потом с тошнотворной уверенностью вспоминаю про камень-кит. Чтобы сравняться со мной. Купальник… Бегу наверх. Выдвигаю ящик. Моя догадка верна – купальника нет. Вспоминаю свое обещание богу грома. «Можешь взять все что угодно из того, что у меня есть. Бери».

Господин Кирин возникает в дверях спальни.

– В чем дело, Эйдзи-кун?

– Ищите в море, – вырывается у меня.

И мир рушится.

«Фудзифильм» извещает, что почти пять. Встаю, иду отлить. Из зеркала в туалетной кабинке на меня с легким удивлением смотрит трутень. Хочется курить. Пачка «Данхилла» пуста, но одна сигарета все же осталась – закатилась под гладильную доску. Прикуриваю от газовой плитки и выхожу на балкон. Рассвет чертит контуры и заполняет их красками. Токио шумит, далеко и близко. Итак, конец господину Аояме. Его время истекло, вот он и прыгнул. Выплескиваю плесень из кружки, готовлю себе растворимый кофе. Выношу фотографию Андзю на балкон и пью кофе в ее компании. Думаю о письме, что прислала мама, и расклад становится ясным. Сегодня обязательно нужно вымыть посуду. Кидаю взгляд на тараканий мотель – и снова смотрю на него. Таракан сбежал. Остались оторванная лапка и микроскопическая кучка тараканьего дерьма. Складываю в аккуратную стопку выстиранные вещи. Настраиваю гитару и прохожусь по аккордам босановы, но эти знойные переборы не подходят к моему настроению. Что ж, мама. Ты – мой план «Б». Я дам тебе то, чего ты хочешь, скажи только, как найти нашего отца. Почти шесть. Рано, конечно, но в лечебницах встают рано. Так положено. Набираю номер, пока не передумал.

– Доброе утро. Горная клиника Миядзаки слушает.

– Здравствуйте. Пожалуйста, соедините меня с комнатой Марико Миякэ.

– Боюсь, это невозможно.

– Еще рано?

– Уже поздно. Госпожа Миякэ выписалась вчера вечером.

Не может быть.

– Вы уверены?

– Вполне. Она даже прихватила наши полотенца, как сувенир.

– Это ее сын. Мне нужно с ней связаться. Срочно.

– Я понимаю, но если гости решают нас покинуть, то в окрестностях не задерживаются.

– Она оставила адрес, по которому с ней можно связаться?

Она даже не делает вид, что проверяет.

– Нет.

– А вообще, она как?

– Поговорите с ее лечащим врачом.

– Во сколько он начинает работу?

– Она. Но доктор Судзуки не станет обсуждать свою пациентку с кем бы то ни было. Даже с ее сыном.

Ну почему я не позвонил вчера? Почему?

– Вы с ней знакомы?

– С госпожой Миякэ? Конечно. Я штатная медсестра.

– Скажите, а с ней все в порядке?