Белый конь, бледный всадник - Кэтрин Энн Портер

долгим отсутствием дочери, родители обнаружили ее записку.

То, что грозило стать трагедией, обернулось лихой забавой. Эми доехала до границы, расцеловалась на прощанье со своим братом Гарри и все так же верхом вместе с Биллом и Габриэлом вернулась домой. Поездка длилась три дня, и, когда путники возвратились, Эми пришлось снять с лошади. Теперь она по-настоящему расхворалась, но весела была как никогда. Родители готовились встретить ее суровостью, но, едва увидев беглянку, об этом забыли. Гнев их обрушился на Билла и Габриэла. «Как вы позволили ей поехать?» – спрашивали они.

«Вы же знаете, не могли мы ее удержать, – беспомощно сказал Габриэл. – И ей было так весело!»

Эми рассмеялась:

«Было чудесно, мамочка! Самая лучшая прогулка за всю мою жизнь! И уж раз я оказалась героиней романа, почему бы не получить от этого побольше удовольствия?»

Насколько поняли Мария с Мирандой, скандал разразился ужасный. Эми просто-напросто слегла и не вставала, а Гарри, счастливо улизнув, выжидал, пока эта буря в стакане воды утихнет. Прочие члены семейства вынуждены были принимать гостей, писать письма, ходить в церковь, отдавать визиты и, как они выражались, расхлебывать кашу. Они не ведали, чем все это кончится, и стойко держались в своем тесном мирке, сплоченные общим напряжением, словно все их нервы исходили из одного узла. Этому главному узлу нанесен был удар – и родственные нервы содрогнулись даже на самых дальних окраинах штата Кентукки. В должный срок оттуда пришло письмо от двоюродной прабабушки Салли Ри на имя «Мис Эми Ри». Темно-бурыми чернилами, напоминающими запекшуюся кровь, тонким неразборчивым почерком со старомодными значками и сокращениями прабабушка извещала Эми о своем глубочайшем убеждении, что нынешняя напасть – лишь предвестье новых бед, кои вскорости обрушит всемогущий Господь на уже обреченный гибели многогрешный род человеческий; это лишь предупреждение, что близок срок и всем надо приготовиться, ибо грядет конец света. Что до нее самой, она уже давно этого ждет и с покорностью встретит час, когда суждено предстать перед Создателем; и Эми, равно как беспутному брату ее Гарри, также надлежит предать себя в руки Господа Бога и приготовиться к худшему. «Дорогая моя злосчастная юная родственница, – лопотала двоюродная прабабушка Салли, – долг наш в крайности съединиться всесемейно пред очи Грозного Судии, а не хватит овцы в стаде, что скажет Христос?»

Странствия прабабушки Салли по путям веры давно стали у родни веселой притчей во языцех. Росла она католичкой, но отреклась от католической церкви ради некоего молодого человека из семьи камберлендских пресвитериан. Однако с их воззрениями освоиться не сумела и перешла к Независимым баптистам – в секту, ничуть не менее ненавистную мужниной родне, чем католики. Всю жизнь она провела в терзаниях, добровольной мученицею своей веры. По словам Гарри, «религия запустила в тетушку Салли свои когти и препоручила ей оттачивать их на себе». Салли переспорила, переборола и пережила всех своих сверстников, но ничуть без них не скучала. Она неутомимо выедала печенки следующему поколению родичей и уже с жадностью принималась за третье.

Читая прабабушкино письмо, Эми, как всегда, рассмеялась так весело и заразительно, что и все вокруг засмеялись, еще сами не зная над чем, а ее зеленые попугайчики-неразлучники обернулись в клетке и серьезно на нее поглядели. «Представляете, вдруг окажешься в царствии небесном рядышком с тетей Салли – вот удовольствие!»

«Подожди смеяться, – сказал ей отец. – Царствие небесное создано как раз для тети Салли. Там она будет чувствовать себя хозяйкой».

«Попасть в рай с тетушкой Салли – это будет мне наказание за грехи», – сказала Эми.

В беспокойное время, пока отсутствовал Гарри, Эми по-прежнему отказывалась выйти замуж за Габриэла. День за днем до матери Эми доносились их голоса, конца не было этому разговору. Однажды Габриэл вышел от Эми очень серьезный и расстроенный. Остановился перед ее матерью, сидевшей с шитьем в руках, и сказал:

«Я все заново обдумал, теперь я вижу, что Эми никогда за меня не выйдет».

«Никогда я никого так не жалела, как бедного Габриэла в ту минуту, – повторяла потом бабушка. – Но я сказала ему твердо: вот и оставь ее в покое, она больна».

И Габриэл ушел, и больше месяца от него не было вестей.

Наутро после ухода Габриэла Эми поднялась, с виду совершенно здоровая и цветущая, поехала с братьями Биллом и Стивеном на охоту, купила бархатную пелерину, заново постриглась и завилась и стала писать длинные письма Гарри, который превесело проводил время своего изгнанничества в Мехико.

За одну неделю она трижды танцевала ночи напролет, а потом однажды поутру проснулась оттого, что у нее пошла кровь горлом. Эми словно бы испугалась, просила позвать доктора и пообещала во всем его слушаться. Несколько дней она провела спокойно за чтением. Спросила про Габриэла. Никто не знал, где он. «Ты бы ему написала, его мать перешлет письмо», – посоветовали ей. «Ну нет. Я привыкла видеть его кислую физиономию. А от писем нет никакого толку».

Однако через считаные дни Габриэл появился, с весьма кислой физиономией и с неприятной новостью. Проболев всего лишь один день, умер его дед. На смертном одре, во имя Божие, находясь в здравом уме и твердой памяти, он лишил своего любимого внука Габриэла наследства. «Во имя Божие старый дьявол в двух словах оставил меня нищим, Эми», – сказал Габриэл.

Он сказал, что больше всего уязвлен поведением ближайших родичей. Они не скрывают злорадства. Они всегда знали, что у Габриэла были все права и основания считать себя наследником деда, и завидовали ему. Ни один не предложил хоть что-то ему уделить. Ни один даже и не подумал загладить внезапную несправедливость выжившего из ума старика. Втайне все ликовали, что им повезло. «Он лишил меня наследства, и они радуются, – сказал Габриэл. – Наверно, воображают, что, значит, не зря они меня раньше всячески осуждали. Правильно они обо мне судили. Я паршивая овца, никудышник. О господи, поглядели бы вы на них».

«Интересно, как ты сможешь теперь прокормить жену?» – заметила Эми.

«Нет-нет, Эми, все не так плохо. Если бы ты только захотела…» – начал Габриэл.

«Если мы поженимся сейчас же, мы как раз успеем поехать на время карнавала в Новый Орлеан, – сказала Эми. – А если станем ждать Великого поста, будет уже поздно».

«Что ты, Эми, – сказал Габриэл, – разве когда-нибудь может быть поздно?»

«Вдруг ты передумаешь, – сказала Эми. – Сам знаешь, ты такой ветреник».

Среди множества писем, хранимых бабушкой, были два, которые Мария и Миранда прочли, когда стали взрослыми. Одно было от Эми, написанное через десять дней после свадьбы.

«Милая мамочка, за то время, что мы с Новым Орлеаном не виделись, он изменился гораздо меньше, чем я. Я теперь степенная мужняя жена, а