Печать ворона - Андрей Прусаков

Он поравнялся с дремлющим дневальным, тот мигом вскинул на него выпученные сонные глаза:

— Тебя там ждут, — сказал боец, кивнув на двери сушилки.

— Знаю, — Иван открыл дверь и вошел. Сушилкой называлась комнатушка с се-рыми облезлыми стенами, единственным окном и висящими вдоль него многочис-ленными веревками, на которых развешивалось влажное, после стирки, белье.

В комнате было пусто, лишь в углу у батареи стояли чьи-то сапоги, да у стены валялась куча старых, используемых в качестве ветоши, «хэбэшек». На по-толке унылой грушей висела одинокая тусклая лампа.

Джон стоял у стены вместе с Солнышкиным и Щепой — костяк «конторы» в сборе. Похоже, Щепа был типичной шестеркой, но амбиции из него перли, словно работал он на самого Дона Корлеоне.

— Пришел, да? — проговорил Джон, не спеша отрываясь от стены. Иван не ответил, остановившись перед троицей. Было страшно, но несмотря ни на что, надо гнуть свою линию и не сдаваться. Так в раннем детстве Ивана учил дед, давно умерший — но советы его всегда подтверждала жизнь.

Они стояли, как боксеры на ринге. Узбек зыркал в глаза, и Иван чувствовал, что не может вынести этот ненавидящий животный взгляд. Так звери смотрят на добычу, и именно таким взглядом Джон ломал волю ребят. Иван вспомнил совет приятеля на гражданке. Друган занимался боевым у-шу, или чем-то в этом роде, и научил Ивана смотреть на противника «рассеянным» взглядом, словно бы в глаза, но не концентрируя взгляд на зрачках противника, а внимательно следя за его конечностями. Таким взглядом можно смотреть сколь угодно долго, и «переглядеть любого». Джон не выдержал первым.

— Крутой, рокер, да? — сказал он, отступив на шаг. — Если такой крутой, зачем стучишь?

— Кто стучит? — не понял Иван.

— Ты стучишь! — из-за спины раздался голос Щепы. — Кто перед всеми Джона застучал?

— Я не понял, — растерялся Иван. Он не понимал, о чем речь.

— Чё ты не понял? — вновь подступил Джон. — Ты сержантам сказал, что я Тел-панова ударил! Все это слышали! Значит, ты — стукач!

— Я не стукач! — нервно проговорил Иван, понимая, что в чем-то они правы, но ведь…

— А что, это не ты сделал?

— Тебе скажи! — осклабился веснушчатый Солнышкин. — Сразу стучать побежишь!

— Не побегу! — Ивана раздражал этот бессмысленный детский разговор, типа «верю, не верю». — А ты боишься признаться? Тогда, если я — стукач, то ты — трус!

Джон едва не подпрыгнул от злости. Он подступил, сжимая кулаки:

— Тогда давай уговор! Если ты мужик, дай слово, что не застучишь! Ты мужик?

Ивану стало смешно. Эти приблатненные игры напоминали детский сад.

— Я мужик, — подтвердил он. — А если ты мужик, сознайся, что это ты… Телепанова.

Возникла пауза. Джон молчал, раздумывая.

— Да, я! — наконец, признался он. — И что теперь? — он вызывающе выкатил нижнюю губу. Ивану жутко как захотелось приложиться по ней, но воспитание не позволяло бить первым.

— Теперь я знаю, какое ты дерьмо! — проговорил Иван. Впервые в жизни он по-чувствовал настоящую ненависть. Он ненавидел это скуластое узкоглазое лицо, ненавидел эту притворявшуюся человеком тварь.

— Тогда давай разберемся, как мужики, — недобро скалясь, предложил узбек. — Сейчас. Согласен, рокер?

Иван кивнул. Делать нечего. Разговор подошел к логическому финалу. То есть выяснению, кто есть ху.

— Щепа, держи дверь! — скомандовал Джон. Дверь в сушилку не закрывалась, Щепкин плотно притворил ее, и держал, ухватившись за ручку двумя руками.

Иван не знал, будет ли Джон драться с ним один, или ему поможет Солнышкин, занявший позицию в одном из углов, но временная рассеянность едва не стоила пропущенного удара. Нога Джона мелькнула перед самым носом, и Иван чудом успел уклониться. Узбек махал ногами, как мельница крыльями, но Иван то блокировал, то уходил от ударов, пятясь к стене. А когда отступать стало некуда, сделал короткий выпад и ударом кулака в живот осадил зарвавшегося узбека. Пропустив удар, тот на мгновение согнулся, но тут же отпрыгнул в сторону, не позволяя добить себя. Иван понял, что драться тот умеет. И пожалел, что не занимался ни борьбой, ни боксом. Опыт в таких делах в армии просто необходим. И маменькиных сынков ждет незавидная участь…

Отдышавшись, Джон ринулся в атаку. Кулаки узбека замелькали в воздухе, град ударов обрушился на Ивана, который сначала парировал, но потом, озверев от боли, отчаянно замахал руками, и разведывательный дистанционный бой мгновенно перерос в жестокую уличную драку, где пощады нет, и дерутся, пока есть силы. Стены сушилки мелькали перед глазами, Иван не разбирал, где верх, где низ, в голове взрывались бомбы, сознание плыло, но он механически двигал потерявшими силу руками, отвечая ударом на удар…

Он упал и не видел, как двери сушилки распахнулись, и державший их Щепа вылетел в коридор. Иван успел разглядеть, как ввалившийся внутрь двухметровый Волына с ходу зарядил Джону в торец, и тот рухнул рядом с ним — но мозг констатировал это без всякого удовольствия. Сержанты вытолкали всех из комнаты, а Берзаускас помог ему подняться.

— Ты второй раз устраиваешь бардак, — серые глаза старшего сержанта смотрели строго и проникновенно. — Я же вижу: ты нормальный парень, Воронков. Зачем ты усложняешь себе жизнь?

Минуту назад Иван смог бы сказать, зачем, но сейчас ему было безразлично. Гнев и ярость ушли, остались пустота и боль.

— Ну, с этими мы разберемся, — сержант мотнул головой на дверь, куда вытащи-ли брыкавшегося Джона и остальных. — Уже все про него знаем. А с тобой что делать? В дисбат хочешь?

Ивану было все равно. Берзаускас покачал головой:

— Безбашенный ты, Воронков. Дурила. Здесь тебе не гражданка, пойми. А ты живешь по своим правилам. Здесь это не проходит. Иди, умойся, рядовой, и спать!

* * *

Через несколько дней Джона отправили в войска. Так делали с нарушителями дисциплины, и Иван опасался, что с ним поступят так же. Но обошлось. Иван не знал, но догадывался, кому он этим обязан.

Дружки Джона поутихли, видимо, испугались, а Иван ждал возвращения Андрюхи из госпиталя. Время летело, но события эти оставили в памяти Ивана неизгладимый след.

Однажды, стоя дневальным по казарме, Иван увидел Солнышкина. Солдат подошел к Ивану, стоявшему на тумбочке у входа в казарму, презрительно прищурился и ехидно спросил:

— Что, застучал твой дружок Джона? Правильно Джон говорил, что вы стукачи!

— Он не стукач, понял? — сказал Иван. Скользкий тип Солнышкин раздражал, но Иван понимал: срываться нельзя, иначе он отправится вслед за Джоном.

— Стукач, стукач! — настаивал Солнышкин. Ему доставляло удовольствие драз-нить Ивана, ведь тот был на посту. — А кто тогда Джона заложил?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});