Звонок из Мемфиса - Андрей Михайлович Коротаев

когда заметил на зеленом сукне стола конверт с гербом СССР. Под ним надпись: «Генеральная прокуратура Союза Советских Социалистических Республик». Ноги Богли подкосились, он повалился в кресло. В поле «адресат» значилось: «Правительство СССР. Вице-премьеру тов. Богли Э. О.».

Эстом надорвал конверт, достал сложенный отпечатанный лист:

ПРЕДПИСАНИЕ

Уважаемый товарищ Богли Э. О.!

Вам надлежит явиться в Генеральную П рокуратуру СССР, Комитет по особо важным делам Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности ГП.

Следователь Хищенкин О. К. Кабинет 516 12.00 15.06.2222

В голове чиновника помутилось. Богли взглянул на календарь. Прийти надлежало завтра. Что-то в государстве не в порядке. Его, вице-премьера, приглашает какой-то следователь, пусть даже из надзорного органа. Неслыханно. Без подготовки. Без объявления войны. Перед глазами Эстома пронеслись этапы многолетней преступной деятельности. Деньги, спрятанные в разных местах, имущество, незаконно нажитое за годы трудов в министерстве. Золото, закопанное на дачном участке и в соседнем лесу. Квартиры, подаренные нужным людям и подругам. Весь перечень нетрудовых доходов, украденных у государства, хранился в темном уголке сознания. Неужели список стал известен кому-то еще?! Эстом считал себя неуязвимым для закона. Где он подскользнулся? Кто подставил его? Вопросы закрутились в голове. Он не мог найти ответ.

«Что мне сообщить следователю: моя жизнь – преступление. Но не хотелось бы превратить ее в наказание, – подумал Эстом. – Проклятая русская карма „От сумы и тюрьмы не зарекайся“». Богли открыл оконную фрамугу, глянул вниз. Внутренний дворик министерства украшали цветочные клумбы. В середине зоны отдыха, где сотрудники устроили курилку, стояла круглая бадья для окурков. Сколько помнил Богли, ни одного самоубийства здесь не произошло. Возможно, именно облезлая бадья отпугивала желающих. Стать первым ему показалось излишне вызывающим. Что скажет общество: «Порядочные люди так не поступают! Можно утонуть в ванне, попасть под яхту. Берите пример с товарища из Промторга, он устроил себе инфаркт. В посмертной записке так и написал – „В моей смерти прошу винить инфаркт“. Ясно и понятно. А прыгать из окна, на коллег, среди белого дня…» Кроме того, свести счеты с жизнью прямо сейчас немыслимо, впереди отпуск и планы на Медею. Надо взять себя в руки, рассуждать рационально. Все преступные кланы связаны круговой порукой. Если сдали его, он сдаст всех. Ну, или почти всех. Кого-то точно сдаст… Эстом достал портвейн «Агдам», налил полный фужер, разом выпил. Потом еще.

«Хорошо, самоубийство оставлю как вариант Б, – решил Эстом. – Но какой же план А?» Он достал из стола толстый справочник госслужб пятидесятилетней давности, отыскал прокуратуру. Набрал номер по служебному телефону. На том конце провода заиграл гимн, и трубку взял человек с жестким, механическим голосом:

– Справочное Имперской Прокуратуры слушает.

– Добрый день! Это заместитель премьер-министра по науке Богли. Могу я поговорить с Хищенкиным О. К.?

«Больно необычная фамилия для сотрудника», – подумал Эстом.

– У нас несколько Хищенкиных.

– Как так? Мне назначена встреча.

– Приходите в указанное время с паспортом. Если хотите оформить явку с повинной, я соединю с отделом.

– Вот еще, – буркнул Эстом. – Всего хорошего, приду в назначенное время.

План А, ранее многократно испробованный и надежный, состоял в неожиданном наезде на следователя с употреблением средств запугивания и подкупа. Оставалось выйти на Хищенкина через знакомых. Богли порылся в памяти, но, к удивлению, не обнаружил там того, кто обмолвился бы хоть словом, что знает сотрудников Прокуратуры. Может, встретиться с Меркурьевым, говорят, он сидел, а после снова устроился в министерство. Бориса он видел мельком года два назад, до этого они тесно общались. Эстом отыскал телефон приятеля.

– Вам кого? – спросил бодрый юношеский голос в телефоне.

– Мне Бориса Аркадьевича.

– Так папа умер… давно, – ответил погрустневший мальчик.

– Что же с ним случилось? Это Богли.

– Отравился рыбой фуго…

Эстом промычал неопределенные сожаления и повесил трубку. Завтра он точно никуда не пойдет, у него уважительная причина – отпуск. За это время Эстом подготовится. Единственный человек, способный защитить, утешить и наставить – на скользком и опасном пути, – отец. Папа всегда направлял в земной жизни, может, теперь поможет разобраться с прокуратурой. Оливер Богли, являясь потомственным руководителем, всю жизнь проработал на разных должностях в Кремле. Как дед, прадед и прапращуры. Потом внезапно принял монашеский постриг и ныне подвизался на духовной ниве в Свято-Преображенском монастыре. Эстом не сомневался, отец и там выполнял задание Кремля в должности настоятеля, изменив имя на отец Гермоген.

– К нему! – Богли бросился к выходу. В спешке споткнулся о ножку цветочной подставки, упал. Горшок с колючим растением свалился на него. Вымазав в земле рубашку, расцарапав шею, пнув посильнее цветок, Эстом пробежал секретарскую. Голова робота сменила цвет с зеленого на красный.

– Скоро вернусь. Пень механический! – зло крикнул чиновник. Голова робота вновь стала зеленой. Эстом остановился и цветочной подставкой снес тому пластиковый кумпол. Выбежал в коридор, нажал на брелке кнопку вызова яхты и, спустившись вниз, с ходу вскочил в причаливший транспорт.

– Куда?

– В монастырь на Валаам. Набери отца Гермогена.

Оливер поднял трубку сразу, голос был весел и бодр, хотя возраст папы клонился к ста годам.

– Да, сын мой! Рад слышать.

– Папа, я сейчас к тебе. Детали при встрече.

– Хорошо, буду ждать.

Лететь до обители неблизко. За Москвой погода менялась на серо-дождливую. Тучи заволокли небо. Сильный ветер подтормаживал полет. Но через час или полтора, заложив излюбленный вираж, яхта села перед центральным Преображенским собором. Отец ждал, наблюдая за площадью через окно кельи. Стоило Эстому выбраться из судна, Оливер вышел из братского корпуса встретить его.

– Благослови, Владыко, – поздоровался сын.

– Бог благословит, – ответствовал отец, перекрестив собранные в чашу ладони Богли. Обратив внимание на грязную одежду и кровь сына, спросил: – Тебя били?

– Нет, собираются. – Эстом рассказал о письме из Прокуратуры.

– О-хо-хо, не буди лихо, пока оно тихо, – покачал седой главой отец Гермоген. – Я скажу, что знаю. Прокуратура – карательный орган СССР. Прокураторы – стражи Закона, потомственные воины. Места там передаются из поколения в поколение. Как и у нас в Кремле. По слухам, это каста сикхов – опричников, чекистов – Хранителей Святой Руси и Домостроя. Говорят, при Дмитрии Долгоруком или Иване Грозном они сменили чалму Моголов на корону Москвы. Может, вообще с ордой пришли. Более закрытой инстанции в Империи нет. Письмо – плохой знак, а явиться послезавтра, так хуже некуда. Теперь расскажи мне о своих коммерческих тайнах подробнее.

Сын вздохнул. Кратко он поведал о перепродаже кофе и чая по государственным контрактам и тому подобном – на чем получал значительный доход.

– Да уж, – удивился размаху бизнеса отец Гермоген. – Какая сумма