Потерянный рай - Эрик-Эмманюэль Шмитт

раздраженно заострилось.

– Никаких «нас» никогда не существовало, Ноам. «Нас» никогда на свете не было. Ты не сумел вовремя объясниться.

– Прости меня, я понял свою оплошность. Теперь я говорю открыто: я хочу жить с тобой, Нура.

Она оттолкнула меня и отступила назад, побледнев.

– Неужели ты думал, что я согласилась бы стать твоей второй женой? Второй женой! Разве я не заслуживаю лучшей доли?

Я растерянно пробормотал:

– Я… я… Мину мне навязали прежде нашего знакомства… я ничего не решал… Слишком поздно… я не могу…

– Убить ее? Нет, но отречься от нее.

– Отречься от нее?

Нура бросила мне вызов. Она сделалась жесткой, колючей, непреклонной. Чем Мина заслужила такое суровое наказание? Если наши дети погибали, так пожелали Боги… Демоны… Духи… не знаю… Во всяком случае, простодушная и невинная Мина ни в чем не виновата. Я не мог причинить ей зло.

В глазах Нуры блеснуло осуждение.

– Чтобы достигнуть цели, иногда приходится резать по живому. Чего ты хочешь? На самом деле? Всего! То есть ничего! Ты должен сделать выбор!

– Нура, попытайся понять…

– Я вторая жена? Никогда! Я стою большего!

Мы смерили друг друга взглядами.

Во мне закипал гнев, и я проговорил сквозь зубы:

– Не бахвалься, Нура! Через несколько месяцев ты станешь второй женой!

– Первая – старуха!

Я замер с открытым ртом. Я не ослышался? Нура не только пренебрегла моими чувствами и попрала мою щепетильность, предлагая отречься от Мины, но еще и оскорбила мою мать. Мама – старуха?

Казалось, она наслаждалась моим изумлением; она кивнула, намереваясь добить меня:

– Я молодая, она старая. У меня жизнь впереди, у нее – позади. С твоим отцом я недолго останусь второй.

– Как? Ты ждешь, что моя мать скоро умрет?

– Нет, не я, это смерть ее поджидает.

Я влепил ей пощечину.

Она мне ее вернула.

Мы оба дрожали от ярости. Напружиненные, с горящими висками, как два борца, готовые нанести следующий удар, мы стояли друг против друга, лоб в лоб. Она бросилась первой:

– Через несколько месяцев я стану женой Панноама, а не твоей.

– Откажись от него, Нура, потерпи.

– С чего бы мне бросать надежный брак на ветер?

– Пожалуйста!

– Ну, допустим, я так поступлю, и что дальше? С досады или из ревности Панноам воспротивится нашему с тобой союзу.

– Он мучается сильными болями, угасает, Нура. Он скоро умрет.

– А Мина к тому времени тоже умрет? Пошевели-ка мозгами, мой бедный Ноам! Ты разом избавишься от всех трудностей?

Сдерживая раздражение, я мягко настаивал:

– Мой отец не вечен.

– И что дальше?

– Откажи ему и жди меня.

– Ты бредишь! Это может продлиться год, пять лет, десять лет!

– Панноам не вечен!

– Но и я не вечна!

Она больше не сдерживала гнева:

– Почему я должна склоняться перед приказами других, перед желаниями мужчин? Я пришла в этот мир не для послушания. Мне всегда удавалось повернуть дело так, чтобы мои желания выполнялись. Я скоро стану женой вождя.

– Ты будешь ему подчиняться.

– Посмотрим!

– Но чего же ты хочешь? Занять место вождя?

– Почему бы и нет?

– Любой ценой?

– Дорогой ценой: я отдаю вождю себя. Видно, и нынешнему вождю, и будущему этого мало…

– Ты бесчувственна… одно тщеславие…

– Не прикидывайся простачком, Ноам!

– Что ты о себе возомнила, Нура?

– Твой отец вождь сейчас, ты станешь им потом. А я кружу вождям голову и кручу головой вождя.

Она стиснула мне шею:

– Ты дорожишь мной? Тогда я объясню тебе ход событий: я выхожу за твоего отца, а когда его не станет, выйду за тебя. И подождать придется тебе, а не мне.

– Никогда!

– Именно так и будет! Сначала я стану женой твоего отца, а потом твоей.

– Ну нет, после него – не хочу.

– Ах, какой гордец! Именно после него! И ты будешь этим счастлив! И скажешь мне спасибо.

– Безумная!

Ее пальцы разомкнулись и нежно коснулись моей щеки.

– Я знаю, что ты будешь послушным, Ноам. Ты, как козочка, придешь кормиться из моих рук, когда я тебе свистну.

Я невольно оттолкнул ее. Она пошатнулась, ступила на мокрую глину, потеряла равновесие, заскользила в грязь, но, яростно вильнув бедрами, устояла. Выпрямившись, она смерила меня надменным взглядом; на меня смотрела воинственная, полная жизни, непримиримая и великолепная женщина. Темные страсти захлестнули нас с новой силой. Мне хотелось искусать ее и задушить в объятиях.

Нура уловила мое состояние. Она язвительно усмехнулась, потом рассмеялась.

Она смеялась, а меня все больше одолевал стыд, что я так ею околдован, что она безраздельно владеет моими мыслями. Меня взбесили ее спесь, глумление и насмешки.

Я вернулся на тропинку и, обернувшись, решительно бросил ей:

– Спасибо, Нура! Спасибо за твой эгоизм и твою жестокость! Мне будет проще тебя разлюбить!

Ее смех тотчас оборвался.

– На здоровье, Ноам!

– Ты помогла мне возненавидеть тебя.

– Возвращайся, когда передумаешь!

И пошла домой. Едва войдя, она что-то нежно проворковала Тибору, достаточно громко, так что я услышал ее голос. Этой мгновенной переменой она дала мне понять, что наш разговор не слишком взволновал ее, что она прекрасно обойдется без меня и, возможно, будет вполне счастлива.

* * *

Мина стала моим спасением. С ней все было просто, ее восхищала даже капля моего внимания к ней: небрежная ласка, поданная ей кружка воды, протянутая рука. Она неустанно радовалась фруктам, которые я ей приносил, а выдра или заяц, добытые мною на охоте, казались ей непревзойденным деликатесом. Оброненное мною слово было для нее событием, моя беглая улыбка вызывала у нее восторг, а если я усмехался, она хохотала как безумная. Видя ее отзывчивость, я исправно играл свою роль, а она отдавала мне сторицей.

К моему удивлению, мне было с ней хорошо в этом доме, который она обустроила за годы нашей жизни. Я с опозданием оценил ее талант домохозяйки. Она никогда не давала угаснуть углям нашего очага, не была похожа на тех вертихвосток, что пренебрегают своей семьей и бегают по чужим домам. Сплетенные ею круглые корзины позволяли с толком разместить нашу провизию, одежду и инструмент. Когда мы садились завтракать, она раскладывала на полу чистые цветные циновки. Стены она украсила охряным фризом – геометрические фигуры, волны и рыбьи кости, – имитируя роспись кувшинов и горшков Дандара. Благодаря ее стараниям наш дом дышал теплом и уютом, тогда как жители схожих домов, казалось, по-прежнему обитали в пещерах[8].

Мина совершала обряды радости. Ей нравилось быть, ее восхищало то, что у нее есть. В отличие от Нуры, она никогда не желала большего. У нее не было устремлений, она