Четвёртый круг - Зоран Живкович

9. Колесование

Я не могу снова выиграть, но должен продолжать играть!

Проклятое колесо подкупает меня, чтобы я его оставил в покое. Хочет кучей денег отвратить меня от намерения проникнуть, наконец, в его тайну — теперь, когда до нее рукой подать. Но деньги меня сейчас не волнуют, хотя я уже три месяца не плачу за квартиру и даже книги заложил, лишь бы успешно завершить свою осаду. В Смиляне ко мне отнеслись бы с презрением, если б узнали об этом, но не знают они, простодушные люди, что есть страдание…

А может, это колесо не откупается, а пытается сделать так, чтобы на меня обратили внимание и перестали пускать в казино, решив, что я нашел верный способ выигрывать — а боятся они этого, как дьявол креста. Вот так нынешней осенью запретили вход одному сгорбленному лысому математику из Вены, который все время что-то высчитывал и записывал тупым коротким карандашиком с обгрызенным концом, наивно полагая, что статистика ему поможет, и попутно по мелочи, но в течение многих месяцев выигрывая.

Говорят, что после этого бедолага покончил с собой, уверенный, что по отношению к нему совершена величайшая несправедливость, но гордый своим достижением. Не стоило его и трогать, потому что никакого секрета он не нашел — просто удача была на его стороне, но вскоре так же и отвернулась бы. Если б удача и меня захотела предать, я хоть раз бы проиграл. Однако, что касается меня — я точно знаю, что жалкая случайность не имеет никакой власти над колесом, поэтому мне нечего рассчитывать на ее могущество.

Худощавый крупье с крупной родинкой на переносице, бросающий шарик, уже начал вертеться и потеть, все чаще поглядывая на старшего стола. Но оттуда еще никакого сигнала тревоги не поступило, хотя седой господин в круглых очках, наметанным взглядом наблюдающий за ставками и игроками со своего возвышения, теперь обращает внимание в основном на меня. За годы, проведенные на своем месте, он насмотрелся на всевозможные взлеты и падения, порожденные этой дьявольской игрой, так что одиннадцать моих выигрышей подряд не особенно его взволновали. Подобные серии случались и раньше (и длились дольше), но лишь немногие оканчивались победой — он хорошо это знает и терпеливо ждет, с усмешкой превосходства на сморщенном лице, когда удача от меня отвернется. Будто все происходящее как-то связано с удачей!

Единственное, что его смущает, — это мое поведение. Я не произвожу впечатления удачливого игрока. Нет ни буйной радости с присущей итальянцам жестикуляцией, которой они сопровождают и гораздо меньшие выигрыши, ни, напротив, ледяного спокойствия, с которым крупные игроки с севера, редко заезжающие в Грац, принимают как успех, так и неудачу. С каждым новым броском шарика я все более напоминаю впавшего в отчаяние бедолагу, теряющего с последними деньгами последнюю надежду, хотя гора фишек передо мной растет. Но игра идет не на фишки; ставка здесь гораздо больше, правда, кроме меня и чертова колеса, об этом никто не догадывается.

Кажется, что безнадежность, все более охватывающую меня, выдержать было бы легче, если бы не густой табачный дым, который я совершенно не переношу. Он ест мне глаза и раздражает горло. Около меня совсем недавно сидел некий надменный штириец с густой бородой и толстым животом, судя по манере общения с крупье, — завсегдатай казино, почетный посетитель, явно пользующийся многими привилегиями из-за суммы, которую он готов проиграть, а также из-за чаевых, щедро раздаваемых направо и налево.

Он широко разбрасывал по столу фишки крупного достоинства, беззастенчиво расталкивая более скромных игроков и нередко сдвигая их ставки, и при этом оживленно размахивал длинной дорогой сигарой, стряхивая пепел во все стороны и пуская вокруг себя густые клубы дыма, часто — прямо мне в лицо. Он не то что не принимал во внимание мой громкий кашель — он его просто не замечал, как и незаметные движения прислуги, ловко убирающей за ним просыпанный пепел и извиняющейся вполголоса перед остальными игроками за столом.

Я не обращал на него внимания, равно как и на любого другого посетителя; они все, в общем-то, всего лишь играли, а то, что делал я, уж никак не было игрой. Однако когда он после особо значительного выигрыша в восторге хлопнул меня по плечу, поскольку я оказался под рукой, — словно я по меньшей мере его близкий друг, а не совершенно незнакомый человек, — а затем с довольным видом извлек из внутреннего кармана смокинга новую сигару и, цокая языком, начал разминать ее между пальцами, унизанными крупными золотыми кольцами, я должен был что-то предпринять, хотя прекрасно знал, что все это в конце концов обернется против меня.

Потом он четыре раза подряд ничего не выиграл, хотя закрывал по полстола, грохнул рассерженно кулаком по зеленому сукну, пробормотал какое-то ругательство, резко вскочил со стула, опрокинув его при этом на пол, и наступил мне на ногу, выбираясь из-за стола. Я думаю, только в этот момент он заметил меня, потому что процедил сквозь стиснутые зубы краткое извинение, направляясь к другому столу. Однако никоим образом он не связал меня с неудачей, постигшей его, и не обратил внимания, что все четыре последних раза я выиграл, выбирая номера для ставок только после того, как он расставлял свои фишки.

Дыма стало меньше, но мое беспокойство увеличилось. Колесо взыщет за эту услугу, оно всегда за все взыскивает — а это означает, что я продолжу выигрывать. Я начал ставить самые мелкие фишки, чтобы сделать выигрыши более неприметными, но все равно, когда я снова выиграл три раз подряд старший стола поднял серебряный колокольчик и подозвал к себе служителя в ливрее, отдав ему приглушенным голосом какое-то приказание. Тот быстро удалился и вскоре вернулся в сопровождении двоих невысоких господ строгого вида, судя по всему, из управления казино. Они подошли к поднявшемуся старшему стола и стали с ним шептаться, поглядывая на меня. Делалось это незаметно, совершенно в духе здешнего заведения, и никто из игроков, кроме меня, не обратил на них внимания, да и я лишь раз посмотрел на них искоса, не желая показывать, что знаю о поднявшейся тревоге.

Крупье с родинкой между глаз притворился, что подравнивает и без того выровненные фишки, явно медля бросать шарик в ожидании исхода совещания во главе стола. Поту него сейчас тек и по вискам. Я не заметил поданного ему знака, но пальцы у него подрагивали, когда он схватил шарик с предыдущего номера и запустил его в направлении, противоположном вращению колеса.

Меня осенило в тот момент, что причиной его волнения может быть обвинение в каком-то сговоре со мной. Если бы это было так, я мог бы приказать ему выбросить любой из тридцати шести номеров, а не тот, на котором стояла моя фишка. Но проклятому колесу все равно, кто и как бросает шарик, потому что оно само решает, где остановиться. И, разумеется, оно остановилось на моем номере. Девятнадцатый раз подряд.

То ли крупье был опять подан неприметный знак, то ли он поступил так под влиянием непреодолимого желания сбежать — не знаю, но только, вставая со своего места, чтобы уступить его одному из двоих пришедших к старшему стола, он вздохнул с облегчением. Против всех обычаев, он не ушел, а остался у позолоченного ограждения колеса, явно не силах обуздать любопытство. Никто не упрекнул его за подобное нарушение порядка, ибо никто его и не заметил. Это было сейчас несущественной мелочью.

В то время как его страдания кончались, мои только набирали силу. Колесо добилось того, чего хотело, — выдало меня, выставило на обозрение, так что долго здесь играть мне не светит. А это было наихудшим, что могло произойти, ибо мне совсем немного оставалось до конца, до того, чтобы проникнуть в этот чертов круг независимо от прихоти случая и законов математики. Но времени больше уже не оставалось. Проклятое колесо поняло, что оно в ловушке, и отчаянно защищалось.

Не зная, что предпринять, я не предпринял ничего. Последний выигрыш лежал там, где мне выплатил его новый крупье, — не передо мной, а на выигравшем номере, оставшись таким образом в игре. Крупье сделал это намеренно, провоцируя меня, в твердой уверенности, проистекающей из многолетнего опыта, что теперь он держит события под контролем. На мгновение мне стало его жалко.

Когда второй раз подряд выиграл один и тот же номер, над столом пронесся вздох недоумения. Сейчас здесь собралось довольно много игроков и зрителей, потому что сколько ни пыталось руководство казино действовать в необычных обстоятельствах как можно незаметнее, по залу словно пронеслась невидимая волна возбуждения. Многим подошедшим еще не было понятно, что происходит, поэтому в толпе слышались приглушенные расспросы и разъяснения.

Я чувствовал на себе испытующий взгляд нового крупье, в котором, похоже, смешивались смущение и остатки самоуверенности. Но природная осторожность взяла верх, и, приняв обычные чаевые с поспешной благодарностью, на сей раз он поставил фишки передо мной, а не вновь на выигравший номер. Затем запустил шарик уверенно, убежденный в том, что все неприятности теперь, наконец, позади.