Давайте все убьем Констанцию - Рэй Брэдбери

Фриц задумался, поднял стакан, наклонил, наполнил его из матового хрустального кувшина и наконец произнес:

– Господи, помилуй; думаю, мог бы дать. Не дави на меня, не дави!

– Фриц, если мы разыщем ту Констанцию и она тебя попросит, согласишься ли ты хотя бы подумать?

– Бог мой, – проворчал Фриц. – Господи Иисусе! Да! Нет! Не знаю!

– Фриц!

– Хватит, к чертовой матери, вопить! Да! Но только подумать!

– Отлично! Порядок! Замечательно! Теперь, если только…

Мой взгляд блуждал по берегу, отыскивая вдалеке выход ливневого стока. Я отвел глаза в сторону, но поздно.

И Крамли, и Фриц перехватили мой взгляд.

– Стажеру известно, где сейчас Медея, – заключил Крамли.

Боже, ну да, думал я, знаю! Но только я спугнул ее своим воплем!

Фриц направил монокль на выпуск канализации.

– Это оттуда ты явился? – спросил он.

– Явился не запылился, – фыркнул Крамли.

– Я ехал пассажиром, – признал я виновато.

– Черта с два! Для начала не нужно было вообще лезть в водосток. Похоже, ты нашел Раттиган, а потом снова потерял.

Похоже! – подумал я. О господи, похоже!

– Этот ливневый сток, – рассуждал Фриц. – Может – это всего лишь возможность, – ты побежал не туда?

– Я что?

– Здесь, в безумном Голливуде, – продолжал Фриц, – дорожек разбегается немало? Канализационные туннели, они ведь идут в разных направлениях?

– На юг, север, запад и… восток, – закончил я медленно.

– Восток! – выкрикнул Фриц. – Ja, восток, восток!

Наши мысли устремились через холмы вниз, к Глендейлу. В Глендейле никто не бывал, за исключением…

За исключением тех случаев, когда кто-то умирал.

Фриц Вонг крутанул монокль в своем яростном правом глазу и с на редкость язвительной улыбкой принялся изучать восточный горизонт.

– Черт возьми! – сказал он. – Это будет грандиозный финал. Не нужно и сценария. Сказать тебе, где прячется Раттиган? На востоке! Забилась в нору!

– Куда-куда? – спросил Крамли.

– Хитрющая лиса, проворная кошка. Забилась в нору. Устав от всех своих жизней, стыдясь их! Сунуть их все в финальный ковер Клеопатры, скатать, поместить в банк Вечности. Затемнение. Мрак. Нор там хватает.

Мы ждали.

– Лесная Лужайка, – сказал Фриц.

– Фриц, там ведь хоронят!

– Кто тут режиссер? – проговорил Фриц. – Ты свернул не туда: к открытому воздуху, к океану, к жизни. А Раттиган отправилась к востоку. Смерть позвала ее всеми двумя дюжинами имен. Она ответила одним голосом.

– Бред собачий, – сказал Крамли.

– Ты уволен, – откликнулся Фриц.

– Я и не нанимался. Что дальше?

– Пойди и докажи, что я прав!

– Итак. Раттиган спустилась в канализационный туннель и пошла на восток, или поехала, или ее погнали? – проговорил Крамли.

– Так я и стану это снимать. Фильм! Роскошно!

– Но зачем ей на Лесную Лужайку? – слабо запротестовал я, гадая, не я ли ее туда отправил.

– Чтобы умереть! – торжествующе объяснил Фриц. – Почитай повесть Людвига Бемельманса[122] о старике; скончавшись, он водрузил себе на голову горящую свечу, обвесился цветами и, единственный участник похорон, прошествовал в могилу! Констанция поступила так же. Отправилась умирать в последний раз, да? Ну, я выезжаю? Кто за мной? Поедем поверху или прямо по канализационному туннелю?

Я поглядел на Крамли, он – на меня, оба мы – на Слепого Генри. Почувствовав наши взгляды, он кивнул.

Фриц уже снялся с места, прихватив с собой водку.

– Ступайте вперед, – предложил Генри. – И не забывайте время от времени ругаться, чтобы я вас не потерял.

Мы с Крамли направились к его драндулету. Генри пошагал следом.

Фриц первым забрался в машину, хлопнул дверцей и загудел.

– Ладно, чертов колбасник! – крикнул Крамли.

Автомобиль, забренчав, рванулся вперед.

– Проклятье, как выехать на ближайшее шоссе?

Мы помедлили у туннеля, взглянули внутрь, потом на открытую дорогу.

– Ну что, умник? – спросил Крамли. – Дантов Ад или Шестьдесят шестая магистраль?

– Дай подумать, – отозвался я.

– Поздно! – крикнул Крамли.

Фрица нигде не было видно. Мы окинули взглядом берег и не нашли его машину.

Мы повернули головы направо. В глубь туннеля удалялись два красных огонька.

– Иисусе! – взревел Крамли. – Он рванул по туннелю! Дурень чертов!

– Что будем делать? – спросил я.

– Ничего. Вот что! – Он газанул. Мы развернулись и нырнули в туннель.

– Безумие! – заорал я.

– Выпивка треклятая! – выругался Крамли. – Черт ее дери!

– Хорошо, что я этого не вижу, – произнес на заднем сиденье Генри, обращаясь к ветру, дувшему в лицо.

Мы помчались по туннелю, направляясь в глубь материка.

– Проедем? – спросил я. – Какова высота туннеля?

– В большинстве мест десять футов, – прокричал Крамли. – Чем глубже забираешься, тем выше потолок. Поток стекает с гор в Глендейле, поэтому канал должен быть большим, чтобы вместить воду. Держитесь!

Машина Фрица впереди едва виднелась.

– Идиот! – бросил я. – Он хоть знает, куда едет?

– Да, – кивнул Крамли. – До Китайского театра Граумана, а потом налево, к чертову мраморному саду.

Наш мотор дребезжал. Под грохот мы различили впереди толпу сумасшедших, которые прежде на меня набросились.

– Боже! – вскричал я. – Как бы они не сунулись под машину! Не сбавляй скорость! Это ненормальные! Вперед!

Мы гнали по туннелю. Мотор ревел. По сторонам, на стенах, мелькала история Лос-Анджелеса: пиктограммы, граффити, безумные рисунки, оставленные бездомными в сороковом, тридцатом, двадцать пятом году; лица и жуткие образы, и ничего живого.

Крамли сбавил газ. Мы въехали в толпу подземных психов, которые приветствовали нас жуткими визгливыми криками. Но Крамли не остановился. Мы разрезали толпу, разбросали ее в стороны.

Один из призраков выпрямился на шатких ногах, что-то невнятно бормоча.

«Эд, Эдвард, Эдди, о Эдуардо! – подумал я. – Это ты?»

– Ты не попрощался! – исступленно бросил он и пропал.

Я всхлипнул, и мы помчались дальше, обгоняя мою вину. Мы оставили все позади, и чем глубже забирались, тем мне становилось страшнее.

– Как, черт возьми, узнать, куда нас занесло? Тут нет указателей. Или мы их не видим.

– Может, они и есть, – отозвался Крамли, – давай посмотрим.

Вокруг виднелись какие-то знаки, написанные где мелом, где черной краской. Крамли сбросил скорость. На стене перед нами кто-то вырезал рисунок: несколько распятий и надгробий, как в комиксе.

Крамли сказал:

– Если положиться на Фрица как на проводника, мы в Глендейле.

– Это значит…

– Да. Лесная Лужайка.

Крамли включил верхние фары и на медленном ходу стал вилять то вправо, то влево; мы увидели на потолке туннеля отверстие, прикрытое решеткой, под ним пустую машину Фрица и его самого, карабкавшегося по лестнице. Вдоль ведущей вверх лестницы шел ряд крестов.

Мы вышли из автомобиля, пересекли высохшую лужу и тоже начали подниматься. Над нами что-то оглушительно клацало. Мы разглядели очертания Фрица и сдвинутый в сторону люк; с неба закапало нам на плечи.

Мы молча поднимались. Фриц над нами выкрикивал указания:

– Да быстрее же, полудурки чертовы!

Мы посмотрели вниз.

Слепой Генри не собирался выходить из игры.

Глава 44

Гроза кончилась, но оставила после себя мелкий дождичек. Небо, вроде миража, сулило щедро, но давало скупо.

– Мы еще на этом свете? – спросил Генри.

Мы все смотрели в ворота кладбища Лесная Лужайка: пологий склон холма, засевшие в траве могильные камни – словно последствия метеоритной бомбардировки.

– Говорят, избирателей здесь наберется больше, чем в Падике, штат Кентукки, в Ред-Ривер, Вайоминг, или в Азузе на востоке Лос-Анджелеса, – заметил Крамли.

– Нравятся мне старомодные кладбища, – сказал Генри. – Надгробья, которые можно потрогать руками. Где можно растянуться, как статуя, где можно в поздние часы поиграть с подружкой в доктора.

– Были такие, кто приходил просто проверить, на месте ли у Давида фиговый листок? – спросил Фриц.

– Слышал я, – проговорил Генри, – когда его привезли на корабле, листка не было, и вот он год пролежал под брезентом, чтобы не оскорблять чувства старых дам в теннисных туфлях. За день до того как, назло зрителям, наклеить фиговый листок, невидимую условность пришлось срукоблудить прочь. Когда живые люди в полночь на кладбище выделывают гимнастические фигуры, это называется предварительными ласками. Когда тем же занимаются мертвецы – это уже заключительные ласки.

Мы стояли под моросящим дождем, глядя через дорогу на кладбищенскую контору.

– Забилась в нору, – шепнул кто-то. Это был я.

– Шевелимся! – распорядился Крамли. – Через полчаса дождевая вода стечет к подножию. Наши машины смоет, вынесет в океан.

Мы уставились в открытый люк. Там журчал ручей.

– Боже! – забеспокоился Фриц. – Мой исторический автомобиль!