Оборотень - Etcetera

Голос слуги слегка дрогнул от любопытства. Они все искренне считали, что старший наследник обезображен шрамами, а он не стал их разубеждать. Лучше благородные шрамы, чем неблагородная шерсть.

Он не вышел до тех пор, пока не услышал удаляющиеся шаги. Если сосредоточиться, он мог слышать, что происходит даже на другом конце дома. Кошачий слух. И проклятый кошачий облик.

Маска, плотный гладкий кусок фарфора, сидела как влитая. Эсхель был действительно мастером. Не видя его, этот низкорослый, молчаливый дарм, всего лишь по памяти почти сумел восстановить его настоящий облик. Севэриан одел плащ, накинул капюшон, чтобы скрыть уши и спустился вниз. Всю жизнь в комнате не просидишь, а ему еще столько нужно было сделать. Он бросил последний взгляд в зеркало. Фальшивое фарфоровое лицо было бесстрастно и равнодушно. Идеальное лицо для светского общества, искренние эмоции здесь никогда не приветствовались. И по крайне мере маска удобнее, чем шлем, когда при каждом неловком движении кажется, что он развалится вместе с головой.

Брат повернулся на звук шагов и сразу же деликатно отвел глаза. Этикет, проклятые бы его побрали. Родной брат опасается на него смотреть… Йин, уже отмытая, переодетая в нормальную одежду вместо тех непонятных обносков, выронила вилку и, глуповато приоткрыв рот, уставилась на него. Светлые волосы рассыпаны по плечам. сплошные белые рюши и оборочки. Почти кукольный вид, и кто бы знал, как резко рушится это впечатление, сразу же когда она раскрывает рот. Эта бояться точно не будет. Севэриан про себя понадеялся, что она не засмеется, и дело было не в его особой чувствительности. К нападкам на свою внешность со стороны этой хамоватой девчонки он уже привык. Но ужинали они не одни. И смех в данной ситуации прозвучал бы по меньшей мере настораживающе.

Йин не засмеялась. Она даже не стала что-то орать ему через весь стол. Не стала вскакивать со стула или еще как-то нарушать проклятущий этикет. Хотя по глазам видел, что высказаться ей хотелось. Даже слишком. Но вместо этого она косо, быстро глянула в сторону гостьи. Бледной, немного неуверенной аристократки, сидящей на самом краешке стула, словно готовясь в любое мгновение сорваться с места, как испуганная птица.

— А вот и Севэриан. Простите, что мой брат заставил себя ждать.

Незнакомка коротко, даже как-то робко кивнула и взглянула на него, надолго остановившись взглядом на маске. Расплавленное золото волос, когда-то почти детские кудряшки, чуть вздернутый нос, бледное лицо и невероятно зеленые глаза. Он ее узнал, несмотря на то, что прошло довольно много времени.

Он познакомился с ней, как водится, на балу.

Шелест платьев, шорох ткани, разговоры, разговоры, ноющие виски, движения строго по этикету под нелепую музыку, которые почему-то называются танцем. Он ненавидел балы. Эту традицию люди высшего света взяли у высокорожденных нелюдей, но то, что естественно для альва, смотрится слишком нелепо для человека. Люди не созданы вести вдумчивые разговоры о возвышенном, о прожитых временах и накопленном опыте под расслабляющую музыку, с хорошей закуской для уюта и ощущением спокойствия. Разговоры заменили сплетни, вместо тонкой чарующей слух музыки стали приглашать всяких криворуких менестрелей, просто потому что так нужно, это подходит по положению, а не потому что они умеют петь. И танцы… не плавные неторопливые движения, как трепетание крыльев бабочки, потому что лишь в танце можно узнать собеседника так, как никогда не узнаешь в разговоре, сколь сильно бы он не открыл тебе душу. Все это стало лишь бесконечным шорохом платьев, каплями пота на высоком лбу из-за туго затянутого корсета и сбитого дыхания. И не поймешь, то ли ты так этой девице нравишься, то ли она вот-вот рухнет в обморок.

Он познакомился с ней именно там. Запомнились лишь огромные, широко раскрытые зеленые глазищи и ее срывающийся лепет, когда она пыталась заговорить с ним. У нее были очень тонкие пальчики и хрупкие бледные кисти. Кажется, девчонка была действительно увлечена им. Танцуя с ней, он думал лишь о том, что ей может навредить даже ветер, и не было ли каких наследственных болезней у ее семьи, раз она такая бледная. На девчонку было страшно даже дышать, не то что вести ее в танце. Старший наследник рода всегда боялся такой хрупкости, еще в детстве приучившись ходить на цыпочках, чтобы не доставлять беспокойства своей бедной, слабой здоровьем матери. Кажется, они танцевали в тот вечер даже несколько раз. Девчонка, как заноза, постоянно попадалась на его пути и все время что-то непрерывно лепетала, заглядывая в его глаза. А он помнил лишь шорох платьев, легкий треск сгорающих свечей и свою нестерпимую головную боль. Балы он ненавидел.

Потом оказалось, что Лилиан была богата. Что она была в него влюблена, почти с оттенком безумия, раз пошла против воли родственников и вынудила их согласиться на брак с наследником постепенно разоряющегося рода. Что именно ее предлагали ему в жены, но он уехал, не зная этого, даже не увидев и как следует не познакомившись с ней. Возможно, он был глуп. Возможно, нет. Он до сих пор не знал, как поступил бы, если бы вся эта ситуация повторилась снова. Нет ничего более жалкого, чем брак из жалости.

И сейчас судьба почему-то снова свела их. Наверное, высшим силам кажется забавным, водить людей по кругу, тыкать их в следы собственных ошибок.

Болезненная девушка, уже тогда удивлявшая какой-то прозрачной хрупкой красотой, выросла за эти годы и расцвела. Прекрасный цветок, с детства охраняемый садовниками от всех напастей. Здоровьем герцогиня Эверская действительно была слаба.

— Лилиан. — склонил голову он.

— Севэриан. Ты узнал меня. Я надеялась на это. — ее голос был очень тихим, будто она умирала каждое мгновение, с каждым прошедшим ударом сердца, а потом снова возвращалась к жизни. Ее жизнь до сих пор казалась ему настолько хрупкой, что ему стало неприятно.

— Почему ты решила… вспомнить обо мне, Лилиан? — спросил он.

Краем глаза он заметил, как Йин нырнула под стол и появилась с победно зажатой в руке вилкой. Брат слегка поморщился. Хамоватая сирота его раздражала, но он вынужден был терпеть. Севэриан снова был старшим наследником, и этот дом по завещанию отца, которое тот и не скрывал, полностью принадлежал ему. Как и большая часть состояния.

— Севэриан… я узнала, что с тобой произошло несчастье, и я пришла… я решила…

— Поплакать на его волосатом плече. — очень тихо, так что даже сидящий рядом брат не услышал, буркнула под нос Йин. Зато услышал он сам.

Он до сих пор не понимал, что удерживает его от того, чтобы последовать полезному и очень недурному совету Риана. Даже сейчас.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});