Красные цепи - Константин Образцов

Эдип нагнулся почти к самому лицу Алины, и она чуть отстранилась на случай, если изо рта ее собеседника снова полетят фрагменты пищи. И в самом деле: Эдип прошипел имя загадочного ночного пациента таким свистящим шепотом, что рис обильно посыпался ему на подбородок.

— Вор в законе, — прокомментировал Эдик названное имя, вытираясь салфеткой. — Смотрящий по Питеру.

Алина слушала и кивала. Настало время для последнего, очень деликатного вопроса.

— Эдик, вот ты все знаешь, — начала она.

Тот откинулся на спинку стула и важно кивнул, ковыряя в зубах.

— Я все думала… В декабре Кобот приобретает здание в центре, потом покупает оборудование, делает ремонт, нанимает врачей на диагностику и лабораторные анализы. А начиная с марта, когда центр начинает работу, одновременно начинаются и эти… происшествия. Убийства.

Эдип замер и напряженно смотрел на Алину. Зубочистка неподвижно торчала у него во рту.

— И происходят они каждый месяц. И клиентов в «Данко» становится все больше, и они тоже приходят каждый месяц, здоровые, как на подбор. А еще эти закрытые помещения за стеной… Ты не думал, как все это связано?

Зубочистка сломалась со слабым треском. Эдип бросил обломки в пепельницу, снова закурил и серьезно посмотрел на Алину.

— Не думал, — тихо сказал он. — И тебе вот на эту тему думать не советую. Мы делаем свое дело и получаем свои деньги. Сколько он тебе дал в месяц, триста?

Алина промолчала.

— Ну триста, триста. Я знаю, он и нам с Мампорией столько же дал. И за десятку баксов в месяц, работая пару дней в неделю, я готов не думать о том, о чем не следует. А писать как раз то, что следует.

Эдип сделал большой глоток зеленого чая и шумно прополоскал рот.

— Может быть, он кого-то прикрывает. Может, это чей-то сын, или брат, или сват резвится по ночам с ножом. Я не знаю и знать не хочу, правда. И пока мне платят триста тысяч в месяц за работу медбрата на четверть ставки, я правила игры буду соблюдать.

Повисла неловкая пауза. Эдип молчал и курил, глядя в окно. Внезапно зазвонивший телефон Алины заставил его вздрогнуть и повернуться в ее сторону. Алина посмотрела на экран.

— Это Даниил Ильич, — улыбнулась она. — Наверное, звонит сказать, что скоро будет.

Эдик криво ухмыльнулся в ответ, выловил пробегавшего мимо долговязого официанта и попросил счет.

* * *

Кобот потянулся и шумно втянул ноздрями жаркий воздух. Алина вышла от него минут десять назад, но тонкий волнующий аромат духов еще витал в кабинете. Даниил Ильич еще раз глубоко вздохнул, печально покачал головой и склонился над папкой с отчетом об эксгумации, который оставила ему Алина.

Конечно, ему бы следовало поговорить с ней гораздо раньше. Теперь это стало совершенно очевидно, и Кобот не мог понять, почему в свое время он привлек к своим делам только Иванова и Мампорию, но не решился предложить сотрудничество Алине. Отчасти это заслуга Эдипа-Эдуарда: он был так убедителен, говоря о принципиальности Алины, что Кобот ему поверил и решил поосторожничать и не посвящать ее в некоторые деликатные детали работы Бюро. К тому же у них уже был второй эксперт, Георгий Мампория, который согласился на предложенные ему условия, а двое — это уже много для того, чтобы тайна оставалась тайной. Отчасти сказалось и то, как сам Кобот видел Алину: всегда строгая, профессионально сдержанная, в образе маленькой, неприступной Снежной королевы с золотисто-рыжими волосами. Кобот даже не представлял, как вот так запросто пригласит ее в кабинет и предложит каждый месяц давать фальсифицированные заключения по исследованиям явно криминальных трупов в обмен на материальное вознаграждение. Подсознательно он ожидал от нее именно той реакции, которая последовала три дня назад, когда между ними состоялся первый разговор на эту тему: резкий отказ и заявление в прокуратуру со всеми вытекающими последствиями, не смертельными, конечно, но малоприятными.

Но выходит, что он зря опасался. Алина в итоге согласилась на его предложение так же, как и остальные. Все-таки деньги есть деньги, и убитые девушки, что ни говори, чужие, а вот триста тысяч в месяц — свои. Но Коботу хотелось думать, что Алина дала согласие на сотрудничество не только из-за денег. Наверное, значительную роль во всем этом все же сыграли его мужское обаяние и харизма, в которых он не сомневался.

Кобот снова покачал головой и улыбнулся. Да, нужно было предложить Алине сотрудничество раньше, и сейчас он не имел бы тех чисто организационных проблем, которые возникли из-за этого неожиданного трупа девицы-бармена и не менее неожиданного появления Алины на месте преступления. Да и сама она уже побывала бы здесь, в «Данко», в его кабинете на четвертом этаже, и прониклась бы еще большим уважением к его силе и статусу. А ведь сила и статус мужчины — это то, что очень, очень важно для любой женщины. И личные апартаменты Кобота в медицинском центре подчеркивали эти качества со всей возможной полнотой.

В отличие от минималистичного хай-тека, в котором были выдержаны кабинеты врачей, четвертый этаж должен был поражать торжественным и пышным имперским стилем. Широкий коридор, стенные панели из благородных пород дерева, толстые ковры, сотканные вручную. Огромная комната для переговоров, которую уместнее было назвать залом, с длинным столом и двумя десятками стульев, стилизованных под антикварную мебель девятнадцатого века. Обширная приемная, которой заканчивался коридор, с кожаными креслами, диванами и гигантским столом, за которым восседала секретарша — и не какая-нибудь унылая поношенная кляча, как в Бюро, а самая настоящая мисс «Краса России» то ли прошлого, то ли позапрошлого года: высокая, холеная, блондинистая и дорогая, как мебельный гарнитур в приемной. Апофеозом всего этого великолепия был сам кабинет. К его обустройству Кобот подошел с особым тщанием: если кабинет в Бюро был рабочим местом функционера, пусть даже высокопоставленного, и хранил в своей обстановке и атмосфере память обо всех тех унылых патологоанатомах, которые занимали его раньше, то кабинету в «Данко» Кобот стремился придать черты своей собственной, яркой индивидуальности. Кроме дорогой тяжеловесной мебели — мореный дуб, кожа, ткань ручной работы, — расположившейся на широких просторах букового паркета и персидского ковра, тут были написанные маслом картины на стенах, книги в кожаных переплетах, слипшиеся на полках шкафов в декоративные ряды, блестящие стеклом рамки с дипломами и сертификатами, и даже охотничьи трофеи. Голова кабана с двумя устрашающе торчащими из пасти клыками укреплена над длинным кожаным диваном, а напротив нее, глаза в глаза, — голова оленя, украшенная ветвистыми рогами.

Кобот был уверен, что кабинет произвел на Алину сильное впечатление. В конце концов, так и задумано: тут все должно подчеркивать стиль, вкус и статус хозяина. Он видел, как внимательно посматривала она по сторонам, когда рассказывала о результатах эксгумации. Надо придумать предлог и как-нибудь попросить ее задержаться в «Данко» допоздна. Тогда он отпустит свою декоративную секретаршу и пригласит Алину к себе: хороший коньяк или коллекционное вино, вечер, дождь за окном, негромкая проникновенная беседа… кто знает, как долго сможет сопротивляться всему этому кажущееся бесстрастным сердце маленькой Снежной королевы.

Кобот помотал головой и постарался все-таки сосредоточиться на чтении. Так уж несправедливо устроена жизнь: успехи и достижения обязательно должны быть отравлены какой-нибудь неприятной, досаждающей пакостью, преподнесенной тебе судьбой неожиданно и словно бы с издевательской усмешкой. Вся роскошь его апартаментов вряд ли могла сильно впечатлить клиентов «Данко», да они и не особо рассматривали столь тщательно подобранные детали интерьера: быстро проходили прямо в кабинет, проводили там ровно столько времени, сколько было нужно, и быстро уходили, получив желаемое. Огромный зал для переговоров пустовал, и самым частым его посетителем являлась уборщица, стиравшая пыль со стола и антикварных стульев: совещания проводить было не с кем и незачем, многочисленным делегациям деловых партнеров тоже было взяться неоткуда, а с теми партнерами, которые действительно имели решающее значение для бизнеса Кобота, приходилось встречаться в других, гораздо менее приятных местах. Для своих пациентов он не стал ни другом, ни даже знакомым: никто не спешил приглашать Кобота на праздники или клубные вечеринки, и он с досадой думал о том, что остается для всех просто патологоанатомом, пусть и ставшим по ряду причин незаменимым, но от этого нисколько не более уважаемым. Временами он чувствовал себя человеком, который прошел без приглашения на светский прием, и все знают, что приглашения у него нет, и смотрят на него с легким презрением. А теперь даже женщина, которая так ему нравилась и о которой он думал все чаще, явилась к нему в кабинет только за тем, чтобы сообщить не самые лучшие новости. Да что уж там, прямо скажем: тревожные и неприятные новости.