Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ». - Мануэль Саркисянц

«Насмешка может убить; поэтому высшее общество Англии всегда использует насмешку, чтобы принудить своих собратьев соблюдать дисциплину».[353] Поскольку эти слова принадлежат фашистскому фюреру сэру Освальду Мосли, который требовал еще более строгой дисциплины для своей более Великой Британии, их вряд ли можно считать преувеличением. Один из вдохновителей сэра Освальда Мосли (в деле создания расового единства), Бенджамин Дизраэли (премьер-министр Англии в 1868 г. и в 1874–1880 гг.) еще в 1844 г. заявил: «Возможность такой катастрофы, как превращение в посмешище, страх стать смешным — лучшая путеводная

87

звезда, предохраняющая человека от попадания во всевозможные затруднительные положения».[354]

Ранний вдохновитель британского фашизма — не кто иной, как Томас Карлейль (1795–1881) — нарочито искажал, представляя в смешном свете, те исторические события, которые, по его мнению, не должны были произойти, но все-таки произошли. Поскольку уже накануне Французской революции фактически случилось то, что (по Карлейлю) не должно было случиться — добровольный отказ привилегированной знати от своих преимущественных прав — этот историограф, столь почитавший иерархический строй, пытается, высмеяв благородный порыв французских аристократов, снизить его историческое значение: «Власти, светские и духовные, соревнуясь в патриотическом рвении, поочередно кидают свои владения… на «алтарь Отечества» <…> задевая звезды высоко поднятыми головами».[355]

Вот показательный пример того, как «здравый смысл» (предшествовавший гитлеровскому «здоровому» национальному чувству) сделал британское общество, английскую расовую общность «тупой и бесчувственной… недоверчивой по отношению ко всем оригинальным умам», ко всему, что отклонялось от общей нормы.[356] Следствием такого запугивания общества образом «ненормального» индивида, следствием идеологии здоровой нормальности (здоровья и оздоровления «национального организма») стала фашизация буржуазного субъекта, подготовившая уничтожение «отщепенцев» при Адольфе Гитлере.[357]

Задолго до такой фашизации в Англии уже существовало обыкновение объявлять невменяемым и таким образом изолировать от «расового единства» того, кто позволял себе неслыханное — «делать то, чего никто не делает». Причем решение о невменяемости индивида выносилось в суде: ведь присяжные не могли себе представить, чтобы тот, чье поведение отличается от общепринятого, обладал здравым умом…[358] Говоря именно о таком социальном давлении общества, Мэтью Арнольд (1822–1888) в 1869 г. использовал понятие «филистерство», позаимствованное им у немецких романтиков: «Как английский, так и немецкий вариант филистерства неумолимо враждебен вечной борьбе избранного меньшинства за человеческое достоинство и интеллектуальную свободу»[359] индивидуума. Вопреки представлению о том, что должно происходить, в действительности в Англии главным была отнюдь не индивидуальность, а избранная расовая общность имперской Великобритании — понятие, являвшееся своего рола умеренной предварительной стадией идеи расового единства национал-социалистской Герма

88

нии. Оценив состояние британского общества в 1859 г., Джон Стюарт Милль (подобно Вильгельму Дибелиусу в 1929 г.) констатировал следующее: «Величие Англии в настоящее время… состоит в ее сплоченности; не давая простора проявлению индивидуальности, англичане оказываются способными на что-либо истинно великое только благодаря их привычке сплачиваться ради какого-либо дела».[360]

В Англии над массой ведомых «совершенно самостоятельно выделяется группа вождей», которая прослеживается даже в молодежных группах, — отмечал Дибелиус.[361] Следует также отметить, что обращение «Му leader» («Мой вождь» (англ.), что при переводе на немецкий как раз и будет звучать как «Mein Fuhrer») впервые стал использовать основатель английского движения бойскаутов. Причем все это происходило как раз в период развития Гитлера — словно бы затем, чтобы дать ему образец для подражания.

Вы, неспособные приказывать себе сами: ваша потребность из потребностей — оказаться под началом…

Томас Карлейль

Критическое отношение Карлейля к демократии… можно назвать фашистским — и иногда это и в самом деле фашизм.

Уолтер Хотон. «Викторианское состояние духа»

Нет ни одной основной доктрины… нацизма, на которых основана нацистская религия <sic>, которой не было бы… у Карлейля.

«Был ли Карлейль первым нацистом?» (Anglo-German Review. II. № 2. 1938. January. P. 51)

ТОМАС КАРЛЕЙЛЬ И «БОЖЕСТВЕННЫЕ ФЕЛЬДФЕБЕЛИ — ИНСТРУКТОРЫ ПО СТРОЮ» ДЛЯ БЕДНЕЙШИХ АНГЛИЧАН

Томас Карлейль требовал (1850 г.), чтобы «для воспитания юных душ ими командовали, а они повиновались. Мудрое командование, мудрое повиновение — способность к этому составляет вес нетто культуры и человеческой добродетели. Все хорошее пребывает во владении этих двух способностей… Хороший человек — тот, кто может приказывать и подчиняться. <…> Для свободного человека характерен не бунт, но повиновение». Единственный тип человека, к мнению которого стоит прислушаться (по Карлейлю),

89

это тот, «кто повинуется Богу и служителям Бога и непокорен дьяволу и его присным». Англия еще хранит «вождей… которые для своей власти не нуждаются ни в каком «избрании»: они от века избраны в ней Создателем», то есть провидением. В этих вождях, по мнению Карлейля, — надежда Англии на спасение: ведь «сама Вселенная есть Монархия и Иерархия». «Англия должна сообразоваться с вечными законами жизни, иначе погибнет и Англия». (Точно так же и Гитлер предостерегал Германию, ссылаясь на «железные законы бытия»…) Карлейлевский «истинный руководитель и король… знает божественное назначение вселенной, вечные законы Создателя, в приближении к которым заключается победа и счастье, а в удалении — скорбь и поражение…» Поэтому «ему — и только ему на все времена — принадлежит власть над этим миром… Выпадет ли этому человеку <провидения> возможность править (или это станет невозможным), от этого зависит спасение — или уничтожение — мира… Он не может повиноваться там, где властвуют дьявол и его слуги. <…> Нас сейчас не ведет… никакой дукс <прообраз грядущего дуче>. <…> Кто из теперешних государственных людей возьмет знамя и скажет, как герой: «Вперед!»? <…> Неужели на нашу долю достанутся только уличные баррикады анархии, баллотировочные урны и социальная смерть?»[362] (Под «социальной смертью», видимо, следует понимать утрату положения.)

Поскольку мудрость заключена не в большинстве, то — по Карлейлю — воплотить в жизнь «вечный закон вселенной» (выдвинутый задолго до гитлеровских «железных законов бытия») можно лишь путем подавления этого большинства. И главное здесь для Карлейля — не мнение большинства, а его инстинкты (как позже у Хьюстона Стюарта Чемберлена, а потом и у Адольфа Гитлера). Ведь закон небес, как полагает Карлейль, воспринимается с помощью инстинктов: масса инстинктивно почувствует его «даже сквозь пивной хмель… и через риторику». Таким образом, связав атмосферу бюргерской пивной с завораживающим красноречием, Карлейль уже в 1850 г. опередил свое время, выразив тоску по антидемократическому тоталитарному повелителю. «Где бы ни были прирожденные властители <по натуре> <…> отыскивайте их и выращивайте… вам будут открыты все слои британского населения». Здесь же Карлейль предвосхитил гитлеровские «наполас», выйдя за социальные рамки английских паблик-скул.

Новую и истинную «аристократию» Карлейль мнил найти прежде всего в лице английских вождей промышленности, которые умеют повелевать людьми, заставляя их работать. Промышленники должны подчинить «эти орды лишенных вождей солдат… врагов всяко

90

го правительства, которое не в состоянии дать им вождя, занять их делом…» Организация рабочей силы представлялась Карлейлю жизненно важной, мировой проблемой. Благодаря «мудрому повиновению и мудрому командованию пауперы, <потенциальные> бандиты, должны стать солдатами промышленности», а предприятия, в свою очередь, окажутся связанными с государством, что «будет только началом спасительного прогресса, который коснется даже самых вершин нашего общества». Такое заявление подразумевает, что направление людей из низов в приказном порядке на работу — только начало, а в перспективе принудительным трудом предполагается занять и другие слои общества. Трудящиеся якобы потребуют от вождей промышленности: «Хозяин, нас нужно записать в полки. Пусть наши общие с вами интересы станут постоянными…» Вождям же промышленности следовало жестко привязать персонал к предприятию. В конце концов, — утверждал Карлейль, — ведь и лошади, если бы их эмансипировали и отдали бы им обратно их собственность — пастбища, — не стали бы добровольно тянуть плуги и оставили бы своих повелителей без хлеба. (Позже Гитлер в «Mein Kampf» приводил следующий аргумент: до того как плуг стали тянуть вьючные животные, этим приходилось заниматься пленным людям…) «Кочевые бандиты праздности, станьте солдатами промышленности!.. Да заберут вас на работу в трех королевствах или сорока колониях! Полковники промышленности, надзиратели за работой, командующие жизни… неумолимые… распоряжайтесь теми, кто стал солдатом…» — требовал Карлейль. От свободы же выбора места работы следовало отказаться.