От разбойника - Адам Вишневский-Снерг

Я тут же помчался на угол Двадцатой Улицы, где стоял киоск со всякими нефальшивыми мелочами. Там я купил тетрадку и ручку. После этого я уселся под пинией и на четырех вырванных из тетради листочках представил собственную точку зрения относительно декораций.

Только лишь в университетском коридоре я осознал причину глубочайшей тишины во всем помещении. Я попал сюда во время весенних каникул. Разочарованный неудачей я уже направился-было к выходу, как вдруг услыхал женский голос, раздающийся из-за дверей, мимо которых я проходил, Я поднял голову и увидал табличку с перечислением титулов и исполняемых функций, что покрывала почти половину дверей, ведущих в кабинет профессора.

- Это здесь, - еще раз шепнул я себе с надеждой в голосе, и снова задрожал в тисках нарастающей тревоги. Я даже не был в состоянии прочитать полного текста вывески, Перед глазами у меня мигали лишь фрагменты длинного списка: "один из величайших", "председатель Комитета", "член Президиума", "заместитель директора Института"...

Я вошел.

- Слушаю вас, - вежливо обратилась ко мне механическая секретарша профессора.

Закончив ненастоящий телефонный разговор и положив на место трубку аппарата, провод которого даже не доходил до стенки, она повернулась ко мне на своем кресле, установленном под дверью кабинета за поверхностью элегантного столика. Кукла была абсолютной копией секретарши начальника из Темаля, и сам этот факт меня весьма обеспокоил.

- Я пришел к господину профессору по очень важному делу, но забыл о весенних каникулах. Не могли бы вы сказать мне, где я могу его теперь найти?

- Профессор сидит рядом, в собственном кабинете.

- Так он здесь! - обрадовался я.

- На период каникул его задержала на месте работа... - Секретарша оглянулась украдкой и закончила шепотом, приложив к губам свернутые трубочкой ладони: - работа, имеющая важнейшее теоретическое значение.

- Даже так!

Листочки выпали у меня из рук и рассыпались по полу. Я собрал их. Черт, он уже обо всем знает, а то и больше, - с облегчением, но и с ноткой зависти подумал я. Куда уж там мне до подбных умственных высот.

- Это будет бомба! - сообщила секретарша, на сей раз уже без рупора ладоней.

- А не мог бы я забрать у профессора несколько минут его драгоценного времени?

- Исключено!

- Только пару слов.

- Не может быть и речи! - Она крепко ухватилась за дверную ручку, как и ее копия из Темаля. - Весь мир ожидает результатов работы господина профессора.

- Но ведь я пришел сюда как раз относительно этой бомбы! - воскликнул я, видя, что обстоятельства буквально заставляют меня дублировать кое-какие фрагменты своей роли.

- Так надо было сказать об этом с самого начала!

Я стоял рядышком с ширмой, оклееной фотографией шикарного столика и горячечно размышлял, как прорваться через этот первый запорный шанец. Секретарша быстрым движением забрала листки у меня из рук.

- А где же свободное место для авторской подписи и всех титулов господина профессора? Все издательства и редакции принимают его труды исключительно в фрмате А-4. И вы считаете, будто громадные пробелы в своей никому не нужной работе профессор... наоборот, черт подери... наоборот, пропорционально массе его тела... елки зеленые! - Она запнулась. Потом она что-то повернула у себя в голове, пока там не щелкнуло, - что несущественные пробелы в своем великом труде профессор станет заполнять такими вот огрызками? Тоже мне!

- Но я... как-то не пони...

- Это что тут за вопли? - раздался ясный, великолепный и могучий голос из-за картонной двери.

"Это он", - бледнея, подумал я. Чтобы не упасть, я схватился за уголок ширмы. Сердце в груди бухало пневматическим молотом.

Разблокированная секретарша приоткрыла двери и через щелку, едва слышимым шепотом произнесла таинственную шифрованную фразу:

- Тип согласился слизать без шаблона в формате А-4. устраивать?

- Мамзель Элеонора, мамзель Элеонора! Как вам не ай-ай-ай! Сколько раз вы уже заучивали на память, что каждого человека надо уважить. А вдруг мы и приспособимся.

- А вдруг! - указала она мне на дверь.

Я вошел.

Манекен профессора сидел на кресле-качалке рядом с колоссальным по величине макетом рабочего стола, стоящего между двумя пирамидами муляжей научного оборудования посреди комнаты, все стенки которой были будто обоями оклеены корешками, сорванными с ученых трудов.

Я выскочил.

- А вдруг!

Метко уколотый острием пружины, выскочившей из кончика туфли секретарши, я вновь вскочил в кабинет. Профессор обоими протезами рук уже приготовился к предполагаемой аргументации: одним уже прикладывал к лацкану ленту с длинным рядом орденов и медалей, а второй перекладывал собственные дипломы.

- Ошибочка, - спокойно произнес я и еще раз направился к выходу.

- А вдруг!

На сей раз механическая охотница за ватой для эпохального труда запихнула меня в святилище могучими ударами обоих ног, которым успешно помогали мощные пружины. Я упал прямо в кресло, поставленное перед фальшивым гением.

- Если кто-то в первом акте упоминает о бомбе... - тут он сделал значащую паузу, - в последнем обязан для меня что-нибудь взорвать.

Я же, все так же молча, глядел на него. Тот подмигнул мне стеклянным глазом и, вроде бы ради пустой забавы рук, привыкших оперировать символами, начал полировать восковую медаль. Он разогревал ее трением пластиковых пальцев и до тех пор разглаживал и плющил свои знаки отличия, пока парафиновая кучка не достигла приличных размеров.

- Позвольте поинтересоваться, коллега, чем вы очищаете свои коллекции? - спросил он небрежно, лишь бы отметить мое присутствие, а может просто отвлечься.

Я пожал плечами.

- Я тоже не хвалюсь, хотя, под давлением моего личного участия, когда я перекачивал из пустого в порожнее, раздулись все учебные программы. Мало того, это именно я так потряс фундаментами представлений о пятом колесе в телеге, что дрогнули наивысшие этажи надстройки. Но успели ли вы сделать диссертацию еще в те тяжкие времена, когда после многократного деления спички у всех наконец-то мелькнула светлая мысль про скварки?

- Про что?

- Ладно, это мелочи. Каждому, кто не желает делиться с другими, близка и дорога гипотезия про скварки. Пытаемые многолетними иссследованиями ученые признавались под присягой, что никто уже этой мелочевки не сможет на опилки поделить. Я же - в своей верной гипотезии - каждую из этих неделимых частиц на две субскварки по-честному раздраконил. Только из-за глупости этой мелкой в историю пока не попал, хотя ныне за термин "запущенной юлы" сейчас и получаю титулок. Мне тут стипушечку оформили, и после целого года научной активности новые частички я назвал скварчатками. Шуму тогда было! И вот, полюбуйтесь!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});