Вот был слуЧАЙ. Сборник рассказов - Александр Евгеньевич Никифоров

и бросил в шлемофон. Мужики вокруг чуть ли не белугами ревут, у Витальки от соплей, колени блестят, как гладь озерная в безветрие. Еще бы минут пять, и он бы и меня всего, своими слезными соплями уделал. Но тут депутат замолчал, речь закончил. Слышно четко стало, как всхлипывает мужская часть слушателей, и как ревет в голос женская.

Не выдержал я такого напряга, выскочил в первых рядах на улицу, весь на жалость заряженный. Хотел даже вернуться, бабе этой, на юбку, или чего она еще там протирает, оставшуюся зарплату отдать. Но из дверей народ повалил. Зажал я покрепче в кармане, то, что осталось, и домой пошел.

– С этого все и пошло – перебирал я в памяти по дороге в гараж, все последующие события…

После собрания, только в свой подъезд зашел, а по нему ароматные волны борща плещутся. Запах такой, что если у кого аллергия на борщ, тот выше второго этажа не поднимется, в обморок упадет. У меня ее нет, у меня наоборот, обильное выделение слюны, поэтому я мигом добрался до своего пятого этажа.

В квартиру вошел, сразу деньги жене отдал. Она, не считая деньги, сунула их, в карман халата.

– Садись,– говорит – ужинать, я борщ сварила.

Тут я возьми и брякни, а ведь никто за язык не тянул, прямо гипноз какой – то депутатский,

– А у них вот, на борщ времени нет, все о нас думают.

– Ты про кого? Погоди не заводись, – положила, успокаивая руку, на мою жена, – что случилось?

Тут я все, как говориться, до копеечки и выложил.

Ужин, конечно, отложили. А после пересчета оставшихся от зарплаты наличных, жаркие дебаты начались.

– Видела я, шлифанутых, но чтоб до такой степени, – начала жена, и ложкой моей, в борщ еще не помоченной, меня по лбу хрясть.

Тут нашу кухню сынок посетил. Он с семьей своей в соседнем подъезде живет, но нюх у него, лучше, чем у собаки той, чьим мехом шлем у Егоровича подбитый. Как мамой запахнет с работы пришедшей, он тут как тут. Вообще-то парень он у нас современный, законопослушный. В том смысле, что закон чтит и уважает. В восемнадцать лет, священный долг стал исполнять. Двоих детей усыновил, через брак с их мамой. С двумя, по закону, говорит, в армию не берут. Третьего быстренько заделал, теперь на работу, говорит, не берут. Семья, отвечают, многодетная, растить и содержать, государство должно. Внуку три года скоро, так на мамкиных харчах, вся многодетная семья и держится.

– О чем спорите?– сел сынок за стол, и мою тарелку к себе двигает, – голосовать за кого собрались? Вот ты, мама?

– За колхозника, наверное, – отвечает жена, – работящий вроде мужик. Денег столько заработал, что в наших банках не уместились, за границей держит. Усы, опять же, почти как у Сталина, может порядок наведет.

– Чем наведет – то усами? – хмыкнул сын, переливая из тарелки в ложку остатки моего борща, протягивая пустую, – плесни еще, мама.

– А сам за кого голосовать собрался? – не выдержал я, проводив, комом скопившейся голодной слюны, вторую тарелку борща, поставленную перед сыном.

5

– Я – то, – пробурчал тот, пережевывая, откушенные сразу полбуханки хлеба, – я за «Чтошку», голосовать буду.

– Я чего – то про такого не слышал? – удивился я.

–А поумнее других будет, – глухо ответил сын, уминая вторые полбуханки, запивая ее остатками борща, – вопрос задает, а ответа не ждет. Знает, что не дождется.

– А я за Ксюху, – прилетела из комнаты дочь, фанатка « домов второго употребления». Как выберется, всех своих из «домов» к себе подтянет. На красной площади тусоваться будем.

– Ты, погоди. Она же Крым не признает? – воскликнул я от негодования.

– Папа, ну какой Крым, когда Кремль на горизонте, – схватила дочка со стола кусок хлеба и убежала.

– А сам-то за кого? – спрашивает жена, – даже тарелки борща за ответ, не предлагая.

И вот опять. Кто меня за язык дернул. Нет, чтобы промолчать, ведь и так сижу весь голодный. Разве убыло бы от меня? Так нет же, вскочил со стула – голодный, злой, взъерошенный, и как Ленин с броневика, ржавеющего у Финляндского вокзала, начал кричать на всю квартиру,

– Я целиком поддерживаю курс, проложенный нашим Президентом и правительством! Я за стабильность в экономике, за рост благосостояния трудящихся и увеличения пенсий. За крепкий суверенитет и независимую внешнюю политику, в которой…

На этих словах, для меня все закончилось. И стабильность в виде питания, и суверенитет в виде трехкомнатной квартиры.

Теперь вот в гараж шлепаю, так сказать, последний оплот суверенитета.

Открыл дверь. Освещение, калорифер врубил. Пока время есть, обустройством быта занялся. Резиновую лодку накачал. Руками помял, проверил. Поупруже нашего домашнего матраса будет, хотя тот, как эскадра таких лодок стоит. Разлегся на ней, она у меня, с надувным дном, никакого хруста. Благодать, немножко потрясешься, будто на волнах качаешься. Покачался, спел «Врагу не сдается, наш гордый Варяг» для усиления душевной стойкости, и веры в стабильность.

Сходил снегу набрал, в минуту на «трехсотой» растает. В кессоне баночку нашел, с брусникой пятилетней. Чайку попил, лицо всполоснул и на работу собрался, смена с двенадцати.

К диспетчеру зашел, путевку взять, а она меня прямо с порога,– в кабинет Вась – Васича, быстро беги, – и смотрит как-то жалостливо. От встречи вчерашней еще не отошла, подумал я.

Постучал, как положено, в директорский кабинет, ногами по «велком» пошаркал, это надпись на коврике такая. Русским языком, уже говорить лень, не то, что писать. В нем слова длинные приятные, а тут «велком» и думай, что хочешь.

Открыл дверь, а там заседание в полном разгаре. Василий Васильевич со вчерашними гостями сидят за столом. На столе среди раскиданных бумаг, как островки в белом море, стоят тарелки с едой, и два «маяка» в виде бутылок «Пепси-колы».

– Заходи, заходи, – подскочил ко мне Вась-Вась, крепко пожимаю руку, – мы тут, видишь ли, еще со вчерашнего собрания не разошлись, стратегию предстоящих выборов вырабатываем, – объяснил он, мне с неслабым алкогольным выхлопом.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался я. Гости в ответ кивнули.

– Чего понадобился, Василий Васильевич, – спросил у директора, – я ж водитель-профессионал, в выборах этих, ничего не понимаю.

– Вот это и здорово, это то, что нужно, – подлетела ко мне человеческая особь мужского пола, с депутатским значком

– Голосовать мы же за одного кандидата будем? – и глаза в потолок.

Я свои туда же направил, а там пусто ни какого намека, ни портрета, ни описания.

– За какого кандидата? – начал уточнять я.

– Сюда смотри, раз такой непонятный, – рявкнул директор.