Родовое проклятие - Ирина Щеглова

Пусть. Но мне ближе притча, в которой рассказывается о человеке, бросающем в море, вышвырнутых штормом рыб.

– Зачем? – спросили его, – это бессмысленно!

– Я буду благодарен Богу, если хоть одна из них оживет и поплывет, – отвечал человек.

Ту-тук, ту-тук…

Стучат колеса, отбивая железом, по железу. Стучат…

Это у меня в голове, это моя головная боль, тошнотная.

Зачем?

Зачем, вагонные друзья, сотоварищи мои, рассеявшие детей по далеким заграницам, где на зеленых пригорках аккуратные домики, увитые цветами. А здесь? А у нас?

А у нас с утра за вагонными стеклами – Урал, Стена каменная, увенчанная высокими соснами. Протискивается наш поезд в узких ущельях, пробитых человеком в горах, век которых сосчитать невозможно. Леса, леса, чащи, долины, вскипают, как застывшие глыбы малахита. Только вчера душила жара, а сегодня Урал встретил нас сырой прохладой, напитанной запахом свежей зелени, влажный воздух врывается и гуляет по вагону, выгоняя запахи несвежего белья, отхожего места и нечистого человеческого тела. Где только можно открыты окна, в разъемы вставлены банки из-под пива, чтоб не закрывались. Коридор забит страждущими пассажирами. Мы все прильнули к мутному стеклу, как рыбы в аквариуме с несвежей водой, раздуваем ноздри, дышим.

Там, где-то в горах есть чудное местечко, небольшая горная долина, в середине глубокий котлован, а в нем озеро. Оно абсолютно круглое и прозрачное, дно его все устлано мелким галечником, который видно, и этот галечник виден далеко от берега, на большой глубине. Вода холодная, даже в середине лета, и гладкая, как зеркало. Озеро называется Банное. Говорят, что здесь Пугачев побывал и «купал свои войска», потому и назвали так.

– Какая красота, – шепчет Лидия Петровна – проводница, – вот и в Германии так же…. Только у них там все по порядку, все прибрано, как игрушечка…. У меня там дочка, я часто бываю. А у нас, такой бардак!

– Что ж не переедете? – спрашиваю.

– Пока не могу, надо до пенсии доработать.

Мы все стоим и смотрим в окна. Наш поезд спустился в злополучный котлован, где случилась страшная авария. Здесь скопился природный газ, и два встречных поезда буквально взорвались, из-за искры, выскочившей при торможении у того состава, который шел на спуск. Довольно мирный пейзаж, земля уже залечила свои раны, только обелиск у железнодорожного полотна, да немногочисленные столики с зонтиками, для приезжающих родственников.

– С тех пор здесь никогда составы не встречаются, – объясняет Лидия Петровна, – расписание так составили.

Всю дорогу, от самой Караганды играем в карты, в дурачка. К нам повадился ходить дед из 9-ого купе, он потихоньку спаивает нашего соседа – Сашу.

– Надюха, денег дай!

И сидит, покачивается в такт поезду Надюха, упершись ладонями в полку, и округляет глаза, законная:

– Хватит! Тебе еще обратно ехать!

– Доеду! – убеждает ее Саша, – дай! Ну, дай, по хорошему!

– Нет!

– Что значит нет? – тихо шепчет супруг, и в глазах его встает давно забытое… Да, где там! Не то, не то, мужик, подрастерял за годы, годы-негоды.

– Соседи, ну вы хоть меня поддержите, – просит Надежда, с испугом поглядывая на нас.

Мы только опускаем головы. Не гожее это дело встревать в семейные разборки. Муж и жена…. Все знают.

Но с пьяным мужиком в одном купе ехать не хочется, не ближний свет. Дед из 9-ого все с себя продал и пропил. Он ходил невменяемый по вагону и буровил невнятные угрозы.

Ту-тук, ту-тук…

Да, когда же это кончится! Господи!

Деда я прогнала спать. Сашке прочитала лекцию о вреде алкоголизма. Утихли.

Тело липкое от пота, и на всех один грязный туалет, вбирающий в себя все нечистоты страны, и тонкая струйка воды из-под крана. Все, кончается.

– Заправят, – равнодушно тянет кто-то.

– Где?

– Где-нибудь заправят, на станции…

Вся наша жизнь – этот вагон; консервная банка на колесах. Глоток воздуха – подарок судьбы, если сумеешь открыть окно. Но у старушки напротив, уже прострел в пояснице – сквозняки. Я несу ответственность за эту бабушку. Мы едем вместе от самого Жезказгана, я уже знаю всю ее жизнь, видела фотографии ее взрослых детей и умершего мужа.

Сама она – татарка из Уфы. Муж ее из семьи чеченцев, высланных некогда в Казахстан. Он умер, едва дождавшись сына из армии – сердце не выдержало. Он всегда помнил тот ужас, который испытал еще ребенком, когда солдаты врывались в дома чеченцев и насильно заталкивали в грузовики. Помнил он и товарный вагон, в котором их привезли и высадили зимой в голую степь. Он не хотел, чтобы его дети испытали на себе ненависть других народов. Он очень боялся за сына. А в Чечне живут его братья, со своими семьями, и кто-то уже погиб в этой бессмысленной войне. Братья призывают к мести. Они требовали единственного сына, требовали объединения семьи. Они хотят войны, а он хотел мира. Его обвинили в предательстве, и сердце не выдержало.

– Он никогда не жаловался, не хотел меня расстраивать, – тихонько сетовала бабушка.

Высадив ее в Уфе, я решила переселиться; в соседнем купе освободилось место, там едут одни женщины, они все до Москвы, я перебираюсь к ним.

Они радуются.

– Слава Богу, решилась наконец-то! – ворчит Лариса.

Вообще-то они меня давно к себе звали. Им тоже не очень с соседями везло, к ним подсаживали деда-алкаша, потом они умолили Лидию Петровну, и та деда переселила в восьмое купе, но ночью появился у них новый пассажир, он всем был бы хорош, если бы не носки, и не жуткий храп.

– Ужас какой-то!

– Невозможно!

Мои новые подружки рассказывают наперебой и смеются.

– Правда? А я спала, как убитая, – удивляется Ирина. – Я в таком угаре в поезд садилась, что ничего не помню, только бы уснуть. Экзамены, потом диплом, потом отмечали… Не спала совсем! Но без мужиков в купе все-таки лучше.

Лариса и Жанна едут из Жезказгана. Жанна – в Москву, поступать в энергетический институт, у нее там дядя преподает. А Лариса – в Минск. Она каждый год на лето привозит своим родителям в Жезказган дочку.

– Помните, раньше, нас в лагеря пионерские отправляли, – говорит Лариса, – а теперь разве отправишь! С ума сойдешь, что там с ребенком может случится! Вот и вожу.

Мы-то с Ириной помним, а Жанна не знает что такое пионерский лагерь. Она слушает широко раскрыв глаза. Ей непонятно, как это можно дочку на отдых отвозить из Минска, где «все такое интересное», в Казахстан, где «делать нечего».

– Мы всегда с родителями в Россию ездили, к родственникам. А потом я ребятам в классе рассказывала, как я лето провела. Знаете, как мне завидовали! Особенно те, у которых родни в России нет, или денег нет, чтобы поехать. Вот и сейчас нас из всей школы в институты только двоих отправили, у меня подружка в седьмом купе едет. Я-то поступлю, у меня дядя. А она…

Ирина дремлет. Она едет со вчерашнего дня. Ее шумно провожал, кажется, целый полк милиции в Петропавловске. Диплом она получила, у нее теперь высшее юридическое образование. Живет Ирина в Подольске, работает следователем. И на вопрос: «Почему в Петропавловске училась, ближний свет кататься!?». Отвечает счастливо улыбаясь: «Куда направили. Бесплатно, все-таки. Попробуй в Москве бесплатно образование получить!».

К Жанне приходит девочка из седьмого, они стоят в коридоре у окна и шушукаются о своем, смеются тихо и радостно.

Мы с Ларисой тоже стараемся не шуметь: Ирина спит.

Возвращаемся после перекура из пустого тамбура по притихшему вагону, умиротворенные этой тишиной и свежим воздухом из окон.

Я заваливаюсь на свою вторую полку и тоже засыпаю.

Дверь купе дергают с остервенением и требуют, требуют одеяло!

– Хотите, я отдам свое?

– Нет, надо разобраться, – настаивает новая пассажирка.

– Разобраться? Зачем? – Зачем? Если мне только-только удалось уснуть!

Вася – второй проводник. Вася стоит в коридоре, глядит отрешенно в открытое окно, он ловит лицом пружинящий ветер.

– Вася, там пассажирка просит одеяло.

– На кой? – Вася медленно отстраняется от окна и смотрит на меня, – она что, сейчас укрываться собралась?

– Не знаю. Для порядка, наверное.

– Разберемся, – Вася снова обращается к окну и встречному ветру. Что ему одеяло…

– Вот! Вот эта женщина! – палец въедливой пассажирки упирается, выделяет меня из тесного, вагонного мирка, обвиняет.

– Лидия Петровна, у нас нет одеяла.

– Как нет? – удивляется сонная проводница. Ей дежурить ночью, но поспать не дают. Заходят, выходят, требуют места, суют билеты, ругаются. Меланхоличный Вася недосягаем, достают Лидию.

– Одеяло дед забрал, – догадалась соседка Ира. Она следователь, ей по штату положено.

– Какой дед?

– Вчерашний. Ну, алкаш из 9-ого купе.

– Как забрал?! – Лидия Петровна гневается, – почему забрал?!

– Вы его вчера переселили, а потом обратно. Вот его в суматохе с двумя одеялами и отправили.

– В 9-ом?