Закон десанта – смерть врагам! - Сергей Зверев

— Ну вот, какой щемящий натюр, — пошутил Борька и осекся. Никто его не поддержал. Молчали эффектно, уткнувшись носами кто в стол, кто в облезлый паркет. Молчала Лариса, вернувшаяся к тоскливому созерцанию окна.

— Что-то мне тут как-то не так, — нескладно протянула Валюша.

— А мне и вовсе страшно, — фыркнула Жанна. — Просто эпитафия какая-то.

— Да бред это все, — оторвался от своих любимых занятий Коля Сырко. От Вадима не укрылось, что глаза Коли под стеклами очков стали жестче, он заметно подобрался. — Помяните мое слово, ребята, полный бред. Заявляю авторитетно — как человек, имеющий дело с точными величинами. Не надо призрачных реминисценций — они ничего не дадут. Хотите вычислить чужака? Вот вам способ, дарю! — Коля приосанился и заговорил с торжествующими нотками в голосе: — Мы все отправились в долгую дорогу. Ночь на поезде, день в пути, день в Любимовке. И обратно: день в пути, ночь на поезде. Минимум пять дней. Мы набрали вещей — исходя из потребностей каждого. Мы бросали в сумки минимум, соответствующий нашим представлениям о комфорте. Для кого-то это книги, для других плеер, кассеты, бритвы, прокладки, кофе, носки, трусы, шлепки в поезд… Вы понимаете мою мысль?

— Умница, — похвалил Макс. — У нас набор вещей, соответствующий пятисуточному пребыванию вне дома. А у чужака?

— Вот именно! — вскричал Коля. — А что у чужака? Ну, допустим, он чего-то набросал в сумку, создавая видимость. Но чего он туда набросал? Он не мог рассчитывать, что его сумку будут обшаривать. Согласитесь, если у бородача лежит в сумке станок для бритья или тапочки малого размера, это сразу говорит о многом. Например, о том, что они не должны там лежать!

— Ну, допустим, — согласился Макс. — А как насчет проездных билетов? Или документов, удостоверяющх личность?

— Не аргумент, — Сырко решительно покачал головой. — Наличие билета ни о чем не говорит. Напротив. Невиновный его выбросит, а чужак обзаведется — уж постарается. А с документами — вообще смешно. Естественно, тот же Коля Сырко при предъявлении паспорта именно им и окажется: Николаем Константиновичем Сырко, семьдесят первого года рождения. Но с чего вы взяли, будто тот лопоухий очкарик двадцатилетней давности, мелькающий в отрывочных воспоминаниях — тоже Коля Сырко?.. А не Сева, скажем, Новгородцев? Мы что, помним их имена, фамилии? Нет. Мы лиц их толком не помним! Впрочем, если есть желание — вперед, займемся проверкой документов. Но обещаю — зря потратим время.

— А «ботаник» наш не промах, — задумчиво почесал лысину Борька.

— Пошли, — Вадим поднялся со стула. Коля высказал дельную мысль. Даешь личный обыск!

— Шмотки к осмотру, господа! — бодро возвестил Макс. — А порнографические журналы — в первую очередь!

И тут в ворота что-то безжалостно грохнуло… Максим застыл с открытым ртом. Застыли все. Страх обуял публику. Никто не успел даже ругнуться для проформы: где-то за оградой просигналила басом машина, и ворота затряслись от мощных ударов…

Часть II

Такое ощущение, что лупили прикладами.

Вадим и Борька опомнились первыми. Сбивая стулья и на них сидящих, понеслись к окну. Но из угловой комнаты просматривался только край ворот. Кусты, деревья, пятна изоляторов. Фрагмент впечатанного в ворота автобуса…. Как можно вообще снизу разглядеть, что творится за воротами?

— Наверх, — бросил Вадим, — там обзор лучше.

Он первым бросился на лестницу, за ним Борька, за Борькой еще кто-то.

Из холла второго этажа вид на ворота открывался не полный, но хоть какой-то. За оградой красовались два устрашающих «Крузера» с тонированными стеклами. Один застыл впритирку к воротам (хотел заехать, но не мог) — виднелась гладкая крыша и край запаски в фирменном чехле. Другой поодаль — при всем параде — с вывернутыми колесами и задранным в небо капотом. Двери первого раскрыты, мелькали субъекты в буро-зеленом одеянии — они-то и долбились в ворота, наращивая силу ударов. Загородивший проезд автобус они, конечно, не видели, иначе перестали бы страдать ерундой и задумались.

У сидящих во втором джипе лопнуло терпение. Двери распахнулись синхронно, явив двоих штатских и троицу в камуфляже — без особого интеллекта на рожах, зато при автоматах. Один из штатских — представительного вида господин в дорогой пропитке и при галстуке — что-то сердито крикнул долбящимся в ворота. Поднял голову… Вадим отшатнулся, толкнул Бориса.

— В сторону… — Борис, похоже, впал в ступор. Лицо белое, в глазах муть, покорность судьбе. Он шатнулся неловко, прислонился к стеночке и мелко задрожал.

Под окошком скрючился Мостовой. Его трясло по-крупному, зубы стучали, на лбу испарина.

Вадим ударил Борьку в плечо — долой оцепенение.

— Слушай, Борис, дважды не повторяю. В плен сдаваться не резон; нутром чую — нас используют и не пощадят. За бойлерной — канализация. Люк открыт, прикрыт жестью. Куда ведет — не знаю, пролезем ли — не знаю. Желающие могут остаться. Но ты же этого не хочешь? А теперь слушай внимательно. Жалкие минуты у нас есть. Автобус не даст им проехать, ворота заклинены. Поколотятся, потом подорвут, если есть чем. Тащи фонарь и давай мне. Бери курево, нож, оружие… Сумку не бери, с ней не пролезем. Уходим через окно в столовой. Ты контролируешь толпу, я с огнем — вперед, на белом коне.

— Подожди, — спохватился Борька. Бледность прошла, и Вадим опять поразился быстроте реакции этого парня. — Никто из нас не должен остаться. Останется чужак — это как два пальца… Они обложат канализацию и возьмут нас на выходе… если он есть, этот выход.

— Правильно, — удивился Вадим, — подключаем Макса. Что не так — бьем по рожам. Ходу, Борька, мы должны затолкать эту вялую публику в трубу!

Аргументировать пришлось пинками. Впрочем, не всех. Но в эти проблемы Вадим уже не вникал. Довести людей до трубы — пустяк. Запихнуть десять человек в трубу — вот проблема! Вадим распахнул окно, прошипел, что последний закроет, и сиганул в кусты. Колотьба в ворота прекратилась — на той стороне яро диспутировали. Он помчался по низине, давя крапиву, не чувствуя ожогов. Слетел к бойлерной, побежал к свалке. За спиной дружно стонали женщины, хрипел какой-то мужик, которому Макс щедро отвешивал пендели (извинения потом, главное — время). Вадим подскочил к листу жести, стащил его с люка. И чуть ли не на лету перехватил Валюшу, уже ныряющую в колодец.

— А ну, куда поперек батьки?

Дальнейшее протекало как в дурном ужастике, которые он терпеть не мог. Как лидер «группы риска», он первым опустился на дно, поймал Валюшу, с воем бомбы летящую в объятия. Принял Жанну, Екатерину, упирающуюся Рухляду. Если первая с горем пополам еще лавировала между бредом и реальностью, то две последние были уже на грани сумасшествия.

— Просто ползите, — сказал он, — берегите дыхание и ни о чем не думайте. Думать буду я. И помните — за вами следуют остальные. Остановитесь — подведете всех. Валюша, дуй за мной! Представь, что ты солитер, а вокруг тебя — такой вкусный кишечник.

Последнюю мысль он озвучил зря. Атмосфера в канализации и так омерзительная. Он прополз метров десять, когда позади кого-то вырвало. Кто-то заплакал. Кто-то гнусно выматерился.

— Ползешь? — бросил Вадим через плечо.

— Нет, пешком иду, — ворчливо отозвался голос в трубе. — Ты ползи давай, Кольцов, не задавай тупых вопросов. И ногами поменьше дрыгай — у меня макушка не резиновая.

Он узнал то место, откуда в панике повернул обратно. В голове сработал указатель — здесь! Хреновое место — если диаметр трубы еще больше сузится, Гароцкий не пройдет, тушка та еще. Каким он там по счету? Да неважно. Каким бы ни был, а «голова ящерицы» поползет дальше — и хвост потащится; не жить же им в этой трубе! И успехов вам, ребята, в труде и обороне…

Очень странно, но удача пока была на их стороне. Скользкие стены больше не сужались, с трудом, но ползти все же было можно. Но воздуха становилось меньше, хватать его ртом приходилось чаще и глубже, пот заливал глаза, а желтый луч фонарика выхватывал из темноты все одно и то же — дрожащее кольцо трубы с непроницаемо черной сердцевиной…

Ползли бесконечно долго. Когда кольцо стало расширяться, а воздуху прибавилось, Вадим не обратил на это внимания. В голове царила муть, но тело реагировало. Ноги заработали активнее, руки зачастили, невзирая на ссадины. Глаза пришлось закрыть — соленый пот сжигал роговицы. Не ощути он локтями обрыв, так и выпал бы из трубы меньшего диаметра в трубу большего, идущую перпендикулярно первой. Это и был, по всей видимости, центральный ствол канализации, одновременно сток. Вадим выпал в него неуклюже, чуть не вывихнув руку, обронив фонарь, благо далеко тот не укатился, нащупал. Бегло осмотрел свой новый «кишечник». Ничего, жить можно. Воздух почище (не намек ли на свободу?), и плечи есть где раздвинуть — диаметр трубы порядка метра, даже Гароцкий в обнимку с Рухлядой со свистом проскочат… Голова Валюши показалась из трубы, словно чертенок вылезал из дымохода: глазки горящие, мордашка презлющая, в грязи.