Золотой сон - Вивиан Коннелл

В этот момент она поняла смысл всего сущего на земле, и прошептала: «Пей же весь мой мед, родной, он твой…»

Встав с постели, он подошел к окну, раздвинул занавески и открыл форточку. Он все еще был как в бреду, голова кружилась в тумане, как будто его выкупали в океане наслаждений. Некоторое время, уже одетый, он стоял перед окном, глядя в дождливую ночь за стеклом. Изредка он оборачивался и смотрел на Григ, обнаженной лежавшую на постели, и размышлял, что должен символизировать вид нагой женщины на его постели при том, что он полностью одет. Григ на постели сладко потянулась и нежно промурлыкала: «Дорогой, вот теперь-то я действительно все поняла, теперь я знаю, что чувствует роза в жаркий полдень.»

Вдруг она поняла, что Кельвин ее не слушает, и задумалась, а почему же он не говорит не слова, а лишь стоит у окна. А Кельвин стоял и слышал в монотонном шуме дождя слова Фелисити: «Любовница из нее никудышная» снова и снова.

За спиной раздалось: «Милый, я, так счастлива. А ты?»

Внезапно все духовное, что их соединяло, обрушилось, как ледник под солнцем, он повернулся и прохладно сказал: «А это что – обязательно?»

Не дожидаясь се ответа, он пододвинул себе стул, сел и стал смотреть в ночь. Григ по-прежнему лежала на постели, лишь накинув пуховое одеяло – из-за открытого окна в комнате стало заметно прохладнее. Григ разглядывала профиль Кельвина, и про себя улыбалась, и сердясь, и радуясь.

Она перевернулась на постели и зевнула. Едва приоткрыв ей ворота в новый мир блаженства, Кельвин тут же утомился и все испортил. Всего десять минут назад он источал поэзию, подобно пламени, растопившую холод и страх в ее сердце, позволил ей поверить в собственные силы, осознать себя как женщину. Она рассмеялась, и смех се, приглушенный одеялом, прозвучал как воркование влюбленной голубки. Кельвин посмотрел по сторонам и увидел поверх одеяла ее блестящие глаза.

– Над чем ты смеешься? – спросил он.

– Над тем идиотским миром, в котором не понимают, что такое любовь. Поцелуй меня, милый.

Кельвин послушно подошел и посмотрел на девушку. В этот момент она привстала, обхватила его шею руками, нежно поцеловала и, отпустив, прошептала: «Как я тебя люблю». Она почувствовала, как его сердце стало биться чаще «Одень меня, милый, мне пора домой.»

Дрожащими руками он помог ей одеться. Все ее тело трепетало под его нежными прикосновениями.

Не в силах больше сдерживаться, он выпалил: «Ты должна принадлежать мне вся, без остатка. Я без тебя не могу.»

– Я и так вся твоя, – она надела свитер. – Я уже поняла, что и на свет родилась только для того, чтобы стать твоей и любить тебя вечно.

Она причесала волосы перед зеркалом. Кельвин попытался обуздать бившие наружу желания – ведь она всего лишь обычная девчонка, убеждал он себя, она же еще не осознает своей функции как женщины. И есть только один способ получить ее навсегда – женитьба, а если он ее не получит, она пропадет навсегда в бурном житейском море. Если они соединят свои судьбы, она будет для него постоянным источником вдохновения. Он поймал ее взгляд в зеркале – и тут же счастливая улыбка озарила ее лицо – она как бы улыбалась кому-то еще за его спиной. Безотчетно он вспомнил слова Кристофера: «Роковая женщина опасна, пока она не встретит свою первую любовь, хотя кто и как ее полюбит, мне пока неизвестно». Кельвин почувствовал струю холодного воздуха, с шумом пронесшуюся над его душой.

Он обнял ее за плечи и сказал: «Григ, а ты понимаешь… что без меня ты пропадешь?»

Она вдруг посерьезнела, лицо ее приобрело нестерпимо красивые черты.

– Да, знаю, – исподлобья глядя на Кельвина, сказала она.

Он понял, что она постигла истину и теперь, если она не будет этой истине следовать, его вины в этом не будет.

Он сказал: «Я вызову такси, и тебя отвезут домой.»

Она мягко улыбнулась, посмотрела на постель и промурлыкала: «Теперь это наша комната.»

Он кивнул в ответ. Он знал, что это чистая правда, и если она окажется ложью, это будет огромная трагедия.

ГЛАВА 14

Кельвин прохаживался по платформе Колдминстерского вокзала в ожидании Лондонского поезда. Завывал холодный ветер, его порывы трепали оторвавшиеся листы железа на крыше, где-то рядом локомотивы с ужасным грохотом развозили вагоны по разным путям. Кельвин почувствовал, как холод постепенно пробирает его насквозь, пощипывает щеки и глаза и задумался – а если поезд сильно опоздает? Он вспомнил, как утром проснулся в кресле, руки и ноги его затекли, как он зашел в спальню и ему едва не стало дурно от вида постели, еще хранившей запахи Григ. Как далеко все зашло с той прекрасной апрельской любви – вчерашняя кульминация просто подкосила Кельвина. По мере того, как он замерзал, настроение его становилось все хуже и хуже, он даже не сразу понял, что если по платформе забегали носильщики, это значит, что Лондонский поезд скоро прибудет. А вот и он, уже вползает в здание вокзала – а это кто – Майкл – как резво он бежит навстречу отцу по платформе – лицом вылитый Пан, крепкий, со свежим средиземноморским загаром. Вскоре вышла и Грейс, смуглая, изящная и к своему стыду Кельвин был вынужден признаться, что выглядит она гораздо моложе Григ.

Кельвин поспешил навстречу жене, сказал «Привет», как будто она выходила на пару часов и, увидев ее встревоженное лицо, спросил: «Что случилось?»

– Ничего страшного, просто Розмери в поезде немного укачало, ее надо срочно отвезти в Розхэвен.

Зайдя в вагон, Кельвин увидел дочь, забившуюся в самый угол сиденья, с больными глазами на коричневом от загара лице, а рядом с ней Эйлин, растирающую ей руки. Кельвин весело подмигнул Розмери, она в ответ улыбнулась.

– Папа, а ты на машине приехал? – спросила девочка.

– Да.

Грейс, наблюдая, как носильщик выгружает на платформу многочисленные чемоданы, сказала: «Надеюсь, ты нам растопил огромный огонь в камине».

– Я там так и не был, – ответил Кельвин. Грейс в недоумении посмотрела ему в глаза. «Сегодня утром звонил Джон Колни, он сказал что миссис Колни растопила все камины в доме, так что там все должно быть готово к вашему приезду. Миссис Гэррик ждет вас на чай.» Он улыбнулся: – если вы не приедете, вы ей сердце разобьете.

«Ну, тогда… Но нам обязательно нужно срочно отправить Розмери в Розхэвен с Эйлин, а Майкл может поехать с нами.» Лицо ее вспыхнуло радостью. «И мне еще надо зайти в багажное отделение, там же мои картины!»

– Там их штук сто, а может больше, – сказал Майкл. – И меня ни разу не нарисовала, только Розмери.

– Я действительно очень много писала Розмери, – сказала Грейс, и Кельвин понял, что для нее это почему-то имело большое значение, судя по заблестевшим глазам.