Путешествия в некоторые отдаленные страны Лемюэля Гулливера сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей - Джонатан Свифт

В связи с этим мне пришла в голову одна забавная мысль. Чтобы привести ее в исполнение, мне потребовалось много времени и труда. Я попросил камеристку королевы сохранять для меня вычески волос ее величества. Постепенно у меня набралось их довольно много. Тогда я поручил моему приятелю-столяру, которому было приказано исполнять все мои маленькие заказы, сделать под моим наблюдением два стула такой же величины, как те, что стояли у меня в спальне, и просверлить тонким шилом в деревянных рамах спинок и сидений небольшие дырочки. Сквозь эти дырочки я просустил самые крепкие волосы и переплел их, как это делают у нас с камышовыми стульями. Окончив работу, я подарил стулья королеве. Она поставила их в своем будуаре и показывала всем как редкость. Королева изъявила желание, чтобы я сел на один из этих стульев, но я наотрез отказался ей повиноваться. Я сказал, что скорее предпочту умереть, чем присесть на драгоценные волосы, украшавшие когда-то голову ее величества. Из этих же волос я сплел маленький изящный кошелек длиной около пяти футов, с вензелем ее величества, вытканным золотыми буквами. С согласия королевы, я подарил его Глюмдальклич. Говоря правду, этот кошелек был сделан только напоказ. Пользоваться им было нельзя, так как он не мог выдержать тяжести больших монет. Поэтому Глюмдальклич клала туда только безделушки, которые так нравятся девочкам.

Король любил музыку, и при дворе часто давались концерты. Иногда я присутствовал на этих концертах. Мой ящик приносили в концертный зал и ставили на стол. Но оркестр гремел так оглушительно, что я с трудом различал мотив. Я уверен, что все барабанщики и трубачи английской армии не могли бы произвести такого шума, заиграй они все разом. Во время концерта я старался устраиваться подальше от исполнителей, запирал в ящике окна и дверь, задергивал гардины и портьеры. Только при этих условиях я мог получить известное удовольствие от их музыки.

В молодости я учился играть на спинете. Такой же инструмент стоял в комнате Глюмдальклич. Два раза в неделю к ней приходил учитель давать уроки. Я называю этот инструмент спинетом прежде всего потому, что на нем играют так же, как на спинете. Мне пришла в голову мысль развлечь короля и королеву исполнением английских мелодий на этом инструменте. Но это оказалось чрезвычайно трудным и сложным делом. Инструмент имел в длину до шестидесяти футов, и каждая его клавиша была шириной в фут. Вытянув обе руки, я не мог захватить больше пяти клавиш, а чтобы надавить клавишу, я должен был изо всей силы ударить по ней кулаком. Понятно, что при таких условиях я не достиг бы никаких результатов, кроме страшной усталости. Поразмыслив, я приготовил две круглые дубинки; один конец у них был толще другого; толстые концы я обтянул мышиной кожей, чтобы не испортить клавишей и заглушить звук от ударов. Перед спинетом поставили скамью, которая была фута на четыре ниже клавиатуры. Я бегал по этой скамье взад и вперед и колотил дубинками по клавишам. Таким образом я ухитрился сыграть джигу[20], величайшему удовольствию их величеств. Но это было самое изнурительное физическое упражнение, какое мне случалось проделывать. И все же при всем старании я мог пользоваться только шестнадцатью клавишами. Одновременная игра в обоих ключах, на басах и дискантах, была мне недоступна, и это, разумеется, сильно вредило моему исполнению.

Король был, как я уже упоминал, чрезвычайно умным и любознательным человеком. Он часто приказывал приносить меня в ящике к нему в кабинет. Затем он предлагал мне взять из ящика стул, сажал меня на расстоянии трех ярдов от себя на комоде, почти на уровне своего лица, и подолгу беседовал со мной. Однажды я осмелился заметить его величеству, что презрение, выражаемое им к Европе и всему остальному миру, не согласуется с высокими качествами его благородного ума. Ведь умственные способности не возрастают пропорционально размерам тела. Напротив, в нашей стране самые высокие люди очень часто уступают другим по своему умственному развитию. Достойно также внимания, продолжал я, что среди животных пчелы и муравьи пользуются славой самых изобретательных, искусных и смышленых. А ведь они далеко не самые крупные из живых существ. Конечно, что касается меня, то каким бы ничтожным ни выглядел я в глазах короля, я все же надеюсь, что рано или поздно мне удастся оказать его величеству какую-нибудь важную услугу. Король выслушал меня очень внимательно. Вообще после этих бесед его величество значительно изменил к лучшему свое мнение обо мне. Однажды он попросил меня по возможности подробнее и точнее рассказать ему, как и на основании каких законов управляется Англия. «Ибо, — прибавил он, — хотя государи всегда крепко держатся обычаев своей страны, но я был бы рад найти в других государствах что-нибудь достойное подражания».

О, как страстно желал я обладать тогда красноречием Демосфена или Цицерона*, чтобы прославить дорогое мне Отечество в словах, достойных его величия, мощи и преуспеяния!

Прежде всего я сообщил его величеству, что наше государство состоит из двух островов, образующих три могущественных королевства[21] под властью одного монарха; к ним нужно еще прибавить наши колонии в Америке. Я долго распространялся о плодородии нашей почвы и умеренности нашего климата. Потом я подробно рассказал об устройстве нашего парламента, который состоит из двух палат.

В славной палате пэров* заседают лица самого знатного происхождения, владельцы древнейших и обширнейших вотчин. Я описал, с какой исключительной заботливостью относятся к воспитанию и обучению будущих пэров, этих прирожденных советников короля и королевства, участников в делах законодательства, членов верховного суда, решения которого не подлежат обжалованию, храбрых, благородных и преданных воинов, всегда готовых первыми выступить на защиту своего монарха и отечества.

Эти люди, продолжал я, служат украшением и оплотом королевства. Они являются достойными наследниками своих знаменитых предков и неизменно пользуются всеми почестями, какие те завоевали себе своей личной доблестью. В состав этого высокого собрания входит также определенное число духовных особ, носящих сан епископов. На их обязанности лежат заботы о преуспеянии религии и наблюдение за теми, кто обучает ее истинам народ. Король и его мудрейшие советники выбирают в епископы духовных лиц, наиболее отличившихся святостью жизни и глубиной учености; поэтому они действительно являются наставниками и духовными отцами всего духовенства и народа.

Другую часть парламента, продолжал я, образует собрание, называемое палатой общин. Это собрание перворазрядных джентльменов, свободно избранных самим народом из членов этого влиятельного и зажиточного сословия.

Вполне понятно, что народ выбирает их представлять мудрость всей нации исключительно за их великие способности и любовь к родной стране. Поэтому обе палаты являются самым величественным собранием в Европе. Им вместе с королем поручено все законодательство.

Затем я перешел к описанию наших судебных палат, руководимых почтенными судьями, истыми мудрецами и толкователями законов, на которых возложено разрешение тяжб, наказание порока и ограждение невинности. Я рассказал о бережливом управлении финансами и о храбрых подвигах нашей армии как на суше, так и на море. Я подсчитал общее количество населения в нашей стране, припомнив, сколько миллионов людей числится в каждой религиозной секте и в каждой политической партии. Я упомянул также об играх и увеселениях англичан и вообще не упустил ничего, что, по моему мнению, могло послужить к возвеличению моего отечества. Свое изложение я заключил кратким обзором истории Англии за последнее столетие.

Мой доклад его величеству занял пять аудиенций, каждая из которых тянулась несколько часов. Король слушал меня очень внимательно, многое записывал и намечал те вопросы, которые собирался задать мне.

Когда я окончил свое длинное повествование, его величество в шестой аудиенции высказал целый ряд сомнений и вопросов по каждой из затронутых мною тем. Он спросил: что именно делается для телесного и духовного развития знатной молодежи и в каких занятиях проводит она годы школьной жизни, когда человек легче всего поддается влияниям и внушениям? Король поинтересовался также: как производится пополнение палаты лордов в случае смерти последнего представителя какого-нибудь знатного рода? Кого и за какие заслуги возводят в звание лорда? Не было ли случаев, когда главную роль в этих назначениях играла прихоть короля или деньги, ловко и во-время предложенные какой-нибудь придворной даме или министру, или, наконец, стремление усилить в ущерб общегосударственным интересам определенную партию? Действительно ли эти лорды хорошо знают законы своей страны и способны выступать в качестве вершителей важнейших государственных дел? Все ли они настолько независимы, беспристрастны и чужды корысти, что могут устоять против подкупа, лести, узких партийных соображений? Всегда ли лорды-епископы обязаны этим высоким званием своему глубокому знанию религиозных доктрин и святой жизни? Неужели среди них нет ни одного, кто бы, в бытность простым священником, не угождал суетным интересам знатных мирян? Ни одного капеллана какого-нибудь вельможи, оставшегося послушным рабом своего покровителя и в этом высоком собрании?