Финишная черта - Мари Милас

расширяются, но потом он берет все эмоции под контроль. Уверена, он бы предпочел, чтобы я находилась в самой дальней точке мира. Но этому не бывать.

– Боже, это отличные новости!

– Да, – соглашается Леви. – Можешь забрать эту квартиру себе навсегда.

– Я уже перевезла свой симулятор. Теперь его слишком сложно будет вытащить оттуда. Он еле прошел в проем. Рабочим пришлось снимать дверь, а потом ставить ее обратно. Но когда-нибудь я куплю себе другую квартиру, это…

– Живи там, сколько хочешь. Она твоя. Ты наша семья.

Я киваю, потому что мне не хватит всех слов, чтобы выразить свою благодарность за их постоянную заботу и беспокойство обо мне.

Оливия подбегает к Лиаму и забирается к нему на колени. Марк тоже требует его внимания и просится на руки. Он сажает детей на разные колени, пока те рассматривают его телефон и часы.

Когда Оливия открывает раскраску на телефоне Лиама и начинает выбирать цвета, Марк кричит:

– Красный! Красный!

– Ты научился выговаривать «р»! – искренне восторгаюсь и улыбаюсь я.

– Три месяца назад. Ты бы знала это, если бы чаще возвращалась домой и думала хоть о ком-нибудь, кроме себя, – резко вклинивается Лиам.

– Это не твое дело. – Я говорю смертельно спокойным тоном, однако теряю терпение. – Но можешь выписать себе какую-нибудь премию за наблюдательность.

– Не стоит. Ведь я не болею неизлечимым хроническим эгоизмом, как ты. – Он бросает эти слова так, как если бы говорил о том, что трава зеленая, а небо голубое. – Это наследственное? – Лиам грациозно разрезает стейк по всем канонам этикета, плавно погружая нож в мясо. – Кажется, твой отец страдает тем же.

Он испуганно замирает, но эти слова уже не удержать и не спрятать. Они бьют больно и сильно. Я отшатываюсь так, что ножки стула скрипят по полу. Лиам прав. Так чертовски прав, что я даже не могу на него злиться. Ведь такое ощущение, что мне всегда было плевать на то, что я могу обидеть других своей реакцией на их привязанность. Что острые слова, сказанные под влиянием неконтролируемых эмоций, могут ранить.

Я не защищала сестру, когда ее обижал папа.

Не навещала родителей. Вдруг у им тоже нужна моя помощь?

Не знала многих моментов из жизни племянников и сестры.

Я отвратительное ядовитое растение, которое отравляет все вокруг. Включая себя саму. Шрамы на бедре начинают гореть, и мне хочется почесать их. Желательно чем-то острым.

– Лиам! – рявкает Леви и ударяет по столу.

Тишина окутывает столовую, как густой, тяжелый туман.

А затем слышится тонкий голос Оливии, пробирающийся сквозь мою микропанику:

– Почему тетя Рора плачет?

Я прикасаюсь к щеке. Боже, я не из тех, кто плачет. Но сейчас мокрая щека свидетельствует о другом.

– Извините. – Я встаю из-за стола и иду к лестнице на второй этаж, чтобы собраться с мыслями.

– Потому что я мудак, – доносится за моей спиной.

– Мудак.

– Мудак.

– Мудак.

Дети по очереди повторяют это слово, как попугаи.

– Папа вчера сказал это слово, но попросил не говорить маме, – докладывает Оливия.

– Смысл в том, что это не надо говорить, Оливия, – ворчит Леви.

Я прислоняюсь к стене в коридоре на втором этаже, пытаясь сдержать непонятную истерику, но все еще слышу разговоры.

– Сядь на свое чертово место, Лиам. Достаточно! – ругается Аннабель.

– Мама сказала плохое слово, она должна папе денег.

– Я поговорю с ней, – не сдается Лиам.

– Просто оставь ее! Забудь и живи дальше. Вы изводите себя и всех вокруг.

– Именно это ты и сделала с Леви? Забыла? Жила дальше? – выплевывает в гневе Лиам.

Они ругаются из-за меня, а Лиам и Анна никогда не ссорятся. Я закрываю рот ладонью, чтобы сдержать всхлип. Мне не стоило приезжать. Из-за меня все идет крахом.

– Еще одно слово в таком тоне, Лиам, и я проткну тебя вилкой. – Тон Леви мог бы отправить кого-то в могилу.

Повисает тишина, а потом Анна продолжает.

– Да, ты прав. Наши отношения тоже потерпели многое. И я никогда не забывала Леви, как и он меня. Но разница в том, что мы никогда… Никогда, черт возьми, не отравляли друг друга, как это делаете вы!

– Плохое слово. Плохое слово, – заключает Оливия.

На лестнице слышатся мягкие шаги, и я сильнее вжимаюсь в стену. Мне нужно одиночество. Оно такое родное. В нем мне хорошо. По крайней мере, так кажется…

– Рора, – тихо говорит Анна, подходя ко мне. – Пойдем со мной.

Она ведет меня в спальню и укладывает на кровать, ложась рядом. Ее руки крепко обнимают меня со спины. Мы похожи на две чайные ложки, которые идеально подходят друг другу. Сейчас мне не хочется отталкивать ее объятия. Мы обнимались так с самого детства. Она мой самый любимый человек. Поэтому я расслабляюсь и опускаю колючую стену. Мне сразу становится легче дышать. Иглы не пронизывают мои легкие, кожа не зудит. Я просто чувствую, что все правильно.

Также всегда было и с Лиамом. Он мог пробраться в меня и нажать на какой-то выключатель.

– Прости меня, – хриплю я. – Мне так жаль, Анна. Ты всегда так открыта ко мне, а я… – Слезы душат меня, сковывая горло. – А я даже не могла заступиться за тебя перед папой. Я всегда молчала. Мне так хотелось, чтобы хоть иногда он направлял свой гнев на меня, но я… боялась? Я не знаю. Прости, что так мало уделяю внимания тебе и не всегда могу быть рядом. Просто прости…

Мои плечи трясутся, и сестра крепче прижимает меня к себе. Она позволяет мне плакать и просто ждет. Ждет, когда я наконец-то стану нормальной, черт возьми.

– Мне не за что тебя прощать, малышка. Я старшая сестра. Ты не должна была заступаться за меня. Боже, Рора, вспомни сколько раз ты вытаскивала меня из панических атак. Неужели ты думаешь, что, будучи маленькой девочкой, ты могла сделать что-то большее, чем подарить мне любовь одним прикосновением к щеке? Ты обнимала меня, когда я плакала. Уговаривала меня не сдаваться и следовать своей мечте. Ты всегда прикрывала мою задницу и лгала родителям. Многие братья и сестры занимаются стукачеством. Ты же всегда была верна только мне. – Она нежно поглаживает мои волосы. – А то, что тебя часто нет рядом? Что за бред? Меня не было рядом с тобой шесть лет. Я не могла находиться в том доме.

– Ты наконец-то выбрала себя, это нормально, – прерываю ее я. Я никогда не злилась на Анну за то, что она последовала за своей мечтой, вопреки давлению отца. Я гордилась ей.

– Так вот и ты выбираешь